Спартакилада (СИ)
Наконец все заканчивается. Мне помогают одеться и суют в руки чашку теплого какао. Мы тихо болтаем и обсуждаем детали сессии. Джон очень доволен мной. Смеется и говорит, что этими фотографиями мы перевернем мир моделей. Я ему не верю, но мне приятно.
Нахожу Ганса, разговариваем, делимся впечатлениями. Точнее делюсь я, Ганс только довольно улыбается. Я взбудоражена, очарована, испытываю массу эмоций. Меня даже немного пошатывает из стороны в сторону.
Русу интересно понимать мое состояние, но мне кажется, он немного посмеивается надо мной. Но по-доброму, конечно. Парень привык к съемкам, сессиям и всему прочему, а к меня, вообще-то, первый опыт. Так что не осуждаю его за чуточку несерьезный вид. Оказалось дело в другом.
И меня ждет сюрприз, да еще какой.
— Ты сумасшедший!!! Не пойду!!! Ты нормальный вообще? Может еще и не выйдет ничего. — возмущаюсь я.
— Тихо, тихо! Что орешь? Обработка фото — вопрос двух дней. Сначала презентацию устроим здесь. Побываешь у меня в гостях. Лад, твои кстати тоже будут. — откровенно смеется парень.
— Кто? — отвисает у меня челюсть.
— Адам и Елена, твои любимые бабушка и дедушка.
Мотаю головой. Не понимаю, что происходит!!
— А теперь все по порядку, пока я не озверела. — решительно требую я.
— Лад, только не ори. Ты думаешь твой Адам разрешил тебе сниматься голенькой? Он примчался к моему отцу и выставил ряд условий.
— Кто, дед? Он, что твоего отца знает? — отвисает моя челюсть сильно неприлично!
— Да, они сталкивались на разных встречах. Не то, чтобы друзья, но представление друг о друге имеют. Ты прикинь! И мои, родителей твоих, тоже знают. Я сам не в курсе был. Честно, не смотри на меня так! Так вот, мы решили организовать выставку с текущей сессией, где ты главное лицо. Это нужно и для нашего бизнеса тоже, там свои заморочки. По итогу, через два дня ты блистаешь.
— Ну вы даете — тяну я, пребывая просто в шоковом шоке — конспираторы хреновы.
— Да не то слово. — соглашается он — Шерлоки, мать их!
25
Наша презентация проходила в конференц-зале одного из самых фешенебельных района города. Агентство Ганса закатило шикарный прием.
По всему периметру на стенах висели мои фотографии. Черно-белый эстетический оргазм. Они и правда получились очень красивые. Я не ожидала. Но что уж скрывать, мне нравилось. Было такое ощущение, что на изображениях не я, а какая-то другая девушка, мне не знакомая.
Главный посыл-отрыв от реальности во время танца, получился идеально. При просмотре возникает ощущение невесомости. На одних фото я замираю в высоком прыжке, юбка взмывает многослойными воланами и неровно обнимает обнаженную кожу ног.
Волосы в беспорядке разбросаны и частично закрывают лицо. Сквозь просвечивающие пряди виден взгляд, который выражает страстность натуры. Боже, я ли это…Не могу поверить.
Цветовая гамма сессии вызов современным реалиям. Это заставляет размышлять. Нет отвлекающих цветов, раздражающих пятен. Фото тянут к себе, уносят сознание, заставляют погрузиться в монохром. Это еще один посыл, который удается реализовать полностью. Народ толпится около портрета, где я полу-голенькая как бы.
Преодолевая смущение, смотрю. Одно дело в студии, а другое при всем честном народе. Ну красиво же! Голая спина с рядом выступающих позвонков, приятно изогнута в пояснице. Волосы подобраны одной рукой, виден изгиб длинной шеи. Немного попы, упругой и округлой, видно. В целом прилично, вроде бы. Пошла я отсюда уже, встречу Адама на входе, сюда ему лучше не подходить.
В середине стены, на подвесной конструкции, висит огромный экран, где я танцую. Не ожидала, что в сопровождении будет звучать вальс Доги. Стоящий у плазмы народ с интересом внимает происходящему. Зрелище их завораживает, вижу, как происходит полное врастание, погружение.
Некоторые замирают около особо удачных кадров, на мой взгляд. Люди переговариваются, покачивают головами в одобрении. Считываю реакция каждого. Убедившись, что все очень даже хорошо, двигаюсь дальше. Тихо бреду по пространству в одиночестве. Радуюсь, что я сегодня малоузнаваемая, другая.
Яркий смоки прикрывает мое лицо. Обычно не наношу такой яркий мейк. Но понимая, что внимания не избежать, пыталась закрыться завесой косметики и вычурного вечернего наряда. Неспеша двигаюсь, путаясь в подоле. И шпильки еще эти километровые, просто Эверест. Вдруг, из ниоткуда, появляется дед.
— Держишься, звезда? — с иронией спрашивает он, поддерживая меня за локоть.
— Деда! Какой счастье! — с благодарностью повисаю на его могучей руке.
— Боже мой! Хватайся крепче, а то ноги поломаешь! — вздыхает он — Влезла на эти ходули, ноги заплетаются.
Закатив глаза, внимаю. Хорошо, что он рядом, есть на ком висеть. Так что пусть говорит, что вздумает, слова не скажу. Только бы не ушел. Иначе сяду прямо на пол.
— Успела перекусить? Или так и ходишь с бренчащим желудком? — интересуется деда.
— Не ходи никуда, умоляю. Если хоть на шаг отойдешь, я свалюсь. Лучше останусь голодной. — крепко вцепляюсь в руку, не собираясь отпускать.
Предпочту помереть голодной смертью!
Мой Адам лупит по мне гневным взглядом, изволит гневаться. Еще немного и, по-моему, дым вперемешку с искрами, повалит из ноздрей.
— Вот сейчас не посмотрю, что ты выросла, сниму ремень и накручу по заднице! Иди со мной. — командует он — Господи, куда идти с тобой. — с жалостью смотрит он — Давай, ковыляй, как-нибудь…Да держись ты! Боже мой!!!
Конечно, он сжалился надо мной, видя мои попытки ползти быстрее, подхватил за талию, и потащил. Я, сохраняя лицо, из всех сил семеню практически в воздухе ногами. Мой метеор, стремительно рассекает пространство, доволакивает меня до кресла и усаживает. Не успеваю опомниться, как перед носом появляется тарелка с едой.
— Трескай, давай, немощь. — пододвигает мне пищу дед.
Я сейчас захлебнусь слюной. Крошки во рту не было. Как же хочется, оказывается. Хватаю канапешки одной рукой, засовываю огромную порцию, благо они большие и жую. Тут же сооружаю многослойный бутерброд.
— Дед, что апзышаешшся? — говорю возмущенно с набитым ртом
— Ешь, давай! Поговори мне с набитым ртом! «апзываешшся!» — передразнивает меня — Говорил с утра: «Ладка, поешь! Ладка то! Ладка сё!» А ты что? Потооом! И где твое «потом»? — дробит недовольно дед.
Молчу, поглощаю еду, не перечу. Попробуй тут слово вставить. Деда бушует, лучше не трогать, не колыхать. Ну не успела позавтракать, что ж теперь? Торопливо заглатываю последний кусочек, который пошел не в то горло, давлюсь. Горло сжимает, и я начинаю судорожно кашлять. Из глаз текут слезы, так перехватило.
— Да что ж за наказание! — гремит дед, с грохотом ставит стакан сока — Хлебай давай!
— Да я …кх. кхх нечаян…кх кххх….нечаянно. — хриплю и пытаюсь пить сок.
— Нечаянно! — деда легонько похлопывает по спине и убирает мешающие волосы.
Сижу и стараюсь успокоить дыхание, а то придется выплюнуть легкие. Главное, не задохнуться и не умереть, а то Адам меня убьет. Потихоньку перестаю кашлять, киваю деду, чтобы перестал хлопать по позвоночнику, а то чувствую, увлекся, а позвоночник у меня один.
Достаю телефон и печатаю: «БА, ТЫ ГДЕ?» Ответа нет. Ладно, с дедом, так с дедом. Просто будем стоять с ним в безопасной стороне, прикинусь, что ноги не ходят.
— Пошли в зал? Я поела. Деда. — зову его — Все нормально, поела и отдохнула.
— Точно? — настораживается мой дед.
Сканирует мое состояние, подозрительно изучает. Видимо решил, что все хорошо, он подставляет мне локоть. Цепляюсь, конечно, и мы дефилируем в эпицентр событий. Кошусь на Адама, сейчас лопнет от гордости. У самого лицо каменное, а из глаз брызжут такие заразительные лучи, что обжечься можно. Замираем возле экрана с танцем.
Вижу, как деда пробирает. Стоит, контролирует себя, крепко сжав зубы, не дает эмоциям прорваться наружу. В особо эпичный момент, он поглаживает мою руку. Вижу, как доволен мной, как трогает его мое исполнение.