Отражение (СИ)

Гарри учится на автомеханика, и надо сказать, он быстро ухватил суть. Если что-то где-то работает долго и без перебоя, в конце концов оно обязательно должно сломаться. Тому не слишком нравилась идея, что небесный наш техник по недосмотру не затянул какую-нибудь гайку, но рядом с прочими эта теория стояла на порядок выше.
Даже версия о не слишком внимательном обывателе, которого нужно было толкнуть на подготовленную для него дорожку, не выдерживала уже никакой критики. В самом деле, чтобы отправить человека делать скворечники, или купить в магазине парочку неразлучников, вовсе не обязательно превращать жизнь в кошмар!
* * *
Тому хватило одного взгляда. Конюх жил прямо при конюшне, на втором этаже, и вороны, должно быть, посчитали отлучённого от земли человека наиболее беззащитной жертвой. Ему доводилось видеть трупы — но во время отпевания, казалось, эти люди могли запросто встать и присоединиться к гостям, настолько живыми они иногда выглядели. И ещё спросить: что это за туалетная вода, которой нас обрызгали, и обязательно ли её должно быть так много? Тому приходилось поднимать полог и настоящей смерти — Вэнди, вся в шрамах и рытвинках после болезни, таяла у него на руках. Запах, который от неё исходил, будет сидеть в ноздрях до смертного одра, и только одного Том будет просить у людей, которые придут проводить его в последний путь — чтобы рядом стояла чаша с чем-нибудь благоухающим… нет, лучше кувшин.
Здесь ничем особенным не пахло. Но зрелище искупало отсутствие запаха с лихвой. Маленькая коморка вся заляпана кровью. Стекло, конечно, разбито, труп одной из птиц зловещим знаком распластался на полу. Она сломала шею, когда пошла на самоубийственный таран. Повсюду перья. Конюх сидел у стены между спинкой дивана и тумбой, сидел, притянув колени к подбородку. Больше всего Томаса поразили руки — совершенно белые, с ясно проступающими суставами, они как будто застыли на пороге превращения в птичьи лапы. Под ногтями грязь. Одежда на одном плече разодрана — там потопталась не одна ворона. Глаза, как уже говорил Гарри, теперь путешествовали в желудке какого-то летуна.
Все налётчики, конечно же, убрались прочь. На цыпочках — как будто боясь разбудить тело, Том прошёл к окну и выглянул. Внизу, на траве, виднелась лужа блевотины. Вряд ли мисс Осборн стала заходить в комнату, кроме того, у женщин желудки крепче. Значит, это шериф. Натерпелся.
По скрипучим ступеням Томас спустился вниз. Рассеянно покачал развешенные на крючках уздечки. Шериф Бэй стоял здесь же и жадно курил.
— Бедняга, — Том покачал головой. — Знаете что? Я вызову машину из Грини.
— Я уже вызвал. Как только сюда поехал. Где, хотелось бы знать, они застряли? В птичьем помёте?
Том взглянул на часы на столе: стало быть, прошло уже около часа. Из Грини, ближайшей больницы, расположенной между Бодега и Мэнсоном, ехать максимум двадцать пять минут.
— Что лошади? — спросил Том.
Дэймон Бэй пожал плечами. Этот жест сполна выдавал его неуверенность — кто-кто, а шериф почитал за свою непосредственную обязанность знать, что, где и по чьей вине происходит. Он не привык к таким жестам.
— Лошади в стойлах. Одна или две хромают. Они, очевидно, напугались и пытались вынести ворота, но здесь всё сделано добротно и не успело прогнить.
Шерифу можно было дать тридцатью пять или тридцать семь лет. Примерно столько ему и было. Казалось, по его лицу можно наблюдать за долгосрочным течением времени — каждый прошедший год отражался там новой складочкой или морщинкой. В глазах светился этот же самый возраст: спокойные, ровно тлеющие угли зрелости, уже не открытое пламя, но и до угасания ещё достаточно далеко. Бэй был удивительно точен во всех отношениях.
— Их напугали крики бедняги.
— Если бы птицы вели себя по отношению к ним агрессивно, у нас было бы ещё с полдюжины лошадиных трупов.
Том кивнул. Стойла открытые. Залетай — не хочу.
Над озером кружили чайки. Будто костёр частички пепла, оно выдыхало всё новых и новых особей, а прежние и не думали садиться. Где-то далеко за горами повисла беспросветная серая дымка. Там шёл дождь. Ветер юго-западный, так что, может статься, сегодня их не накроет.
 
Гарри проследил за его взглядом. Сказал, имея ввиду птиц над озером:
— Это сделали не вороны.
Том промолчал, глядя наверх. Чайки — хуже. Вороны падальщики, а чайки… чайки настоящие хищники.
— Нам лучше бы убраться под крышу, — сказал он.
Шериф раздражённо морщил лоб.
— Нам лучше бы найти орнитолога. Они что, с ума посходили?
С дороги закричали:
— Как дела, Бэй? Птицы унесли телевизор?
— Какой телевизор? — Бэй моментально пришёл в ярость. — Бедняга смотрел разве что в зубы лошадей. Но деньги на месте. Деньги на месте, слышали?! — закричал он, а потом повернулся к Тому: — Что за чёрствые люди.
— Не ругайте их, Бэй, — мягко сказал Том. — Они бодрятся, как могут.
Гарри нарушил установившееся было молчание.
— Вы всерьёз думаете, что это птицы? — спросил он.
Том и шериф посмотрели друг на друга, как два человека, причастные к чему-то, чего прочие ещё для себя не приняли.
«Это всего лишь фантазия», — растеряно подумал Том. — «Чтобы птицы атаковали человека в его же собственном доме… немыслимо».
Но менее реальным это знание не становилось, и они с шерифом чувствовали одинаковую к нему причастность. Будто два соавтора, сочиняющие одну историю. Они доподлинно знали — это птицы.
Шериф покачал головой:
— Он был добрейшей души человеком. Мог болтать часами, а потом обнаружить, что болтает с лошадьми, или вовсе сам с собой. По-моему, даже лошади посмеивались над ним.
Гарри зябко обнял себя за плечи.
— Это мог быть какой-нибудь маньяк.
— Маньяков, сынок, два-три на всю мать-Америку. С чего бы их сюда занесло? — Бэй хмурился. — Дойди до миссис Осборн, попроси телефон и набери эту чёртову больницу.
Гарри ушёл и вернулся спустя какое-то время.
— Не отвечают. Я еще набирал три раза Мэнсон. У миссис Осборн там пара родственников… А ещё Филадельфию. Нигде никто не берёт трубку. Может, что-то с телефонной линией?
Шериф насторожился.
— А что у нас передают по радио?
— Ничего. Миссис Осборн как раз ругалась по этому поводу. Трансляция прервалась полчаса назад. Она попросила меня поискать какую-нибудь другую волну, но я торопился к вам: у вас интереснее…
Бэй выругался.
— Конечно. У нас тут труп, а миссис Осборн лишь бы не проворонить субботнюю радиопостановку — или что у неё там?
Это слово — «проворонить» — словно всех отрезвило. Шериф неловко замолк и потянулся за сигаретой. Гарри открывал и закрывал рот, будто выброшенная на берег стерлядь. Том оглядывал горизонт. Ветер дул и дул, а дымка не становилась прозрачнее.
— Шериф, — сказал он. — Есть у вас бинокль? Или подзорная труба?
— Не совсем. Точнее, совсем нет. А что такое? — Бэй не мог скрыть раздражения, вызванного замешательством. — Хотите полюбоваться на горных козлов?
— Это вовсе не дождь, — сказал Том, и вытянул руку. — Там, за горами, Мэнсон.
Шериф усмехнулся.
— Думаете, фабрику наконец-то достроили? Тогда я не сочувствую местным. Везло бы только с ветром — а то этот же дым будем нюхать и мы…
— Это птицы. Сотни, тысячи чаек с морского побережья.
Все взгляды устремились к горизонту. Нет, не так уж сильно эта дымка похожа на дождь. Если приглядеться, можно заметить, как неприкаянно она шевелится, как языком своим облизывает основание гор.
— Если они придут сюда…
Краска ушла с лица Бэя. Растрескавшиеся его губы теперь походили на землю пустоши, а бледно-зелёные глаза — на отцветшую её растительность.
 
— Разрешения эвакуировать город мне никто не даст.
— Мы всё равно ничего не успеем. — Том заговаривался. Он отдышался, и постарался говорить спокойнее: — Пусть все укроются в подвалах, забаррикадируют окна… У вас есть мегафон?