Блэквуд (ЛП)

На другой фотографии слева были изображены трое детей. Лилиан была одета в летнее платье в цветочек и ослепляла яркой улыбкой. Гаррет изогнул уголок губ, как будто улыбался какой-то своей собственной шутке. Его темные волосы резко контрастировали с белизной дома. Харт не смотрел в камеру, его сосредоточенный взгляд был направлен за спину фотографа, возможно, он увидел что-то в лесу. Все трое унаследовали красоту своих родителей, хотя Гаррет больше всего походил на своего отца.
Я протянула руку и провела пальцами по его лицу. Только темный намек на щетину покрывал его щеки, которые казались полнее, а глаза ярче. Как давно было сделано это фото? Харту на вид было самое большее лет пятнадцать, так что должно было пройти как минимум пять лет. Когда фотограф нажал на кнопку, мой отец был ещё жив.
Двигаясь дальше по ряду, где было еще больше фотографий, некоторые из них были общими снимками выпускников, другие личными снимками братьев и сестер. Я надеялась мельком увидеть своего отца, его сияющие глаза и небритое усталое лицо. Его там не было.
Я, прихрамывая, обошла остальную часть комнаты и вошла в фойе. Гаррет закрыл двери в библиотеку, но я чувствовала, что он там сидит, склонившись над своей работой. Я перешла к следующему ряду открытых дверей и обнаружила гостиную с телевизором с плоским экраном и удобной кожаной мебелью. На боковых столиках валялись книги, а на стуле стоял ноутбук. Я плюхнулась на диван и положила компьютер себе на колени. Гаррет сказал, что мне «флаг в руки», значит, могу делать, что пожелаю. Я ухмыльнулась.
Компьютер не был защищен паролем, и я зашла в интернет за считанные секунды. Раздражение просочилось мне в душу, когда я поняла, что в течение последних пары дней у меня мог быть полностью функционирующий телефон с подключением через Wi-Fi. Козел.
Я подключилась к своей университетской электронной почте и просмотрела несколько сообщений, которые я получила от друзей и профессоров. Доктор Столлингс написал мне, требуя, чтобы я позвонил ему как можно скорее. Может быть, это и хорошо, что мой сотовый не работал. После просмотра ленты национальных новостей я очистила свою историю и закрыла браузер.
Моя нога наслаждалась отдыхом, но пришло время двигаться. Оттолкнувшись от дивана, я застыла на минуту, потянулась, а затем потопала в коридор, который тянулся вдоль боковой лестницы. Я заглянула в столовую, длинный стол был пыльным, а люстра тусклой. Тяжелые шторы закрывали окна, а стены из темного красного дерева поглощали те немногие лучи света, что пробивались сквозь края ажурных занавесок с оборками.
Я продолжала осмотр дома, пока не свернула направо в большую кухню. Вдоль стен стояли устаревшая техника и шкафчики, но видимо, когда-то они, были самыми современными. Широкий разделочный блок занимал место в центре, над ним на серебряной подставке висели кастрюли и сковородки. В белом холодильнике было самые необходимые продукты — яйца, молоко, масло и мясо на обед. У меня было подозрение, что это всё положила туда Бонни, особенно учитывая слабые кулинарные способности Гаррета. Сэндвичи с арахисовым маслом и джемом были вершиной его кухни. В маленькой кладовой был приличный запас упаковок и коробок, а ещё несколько банок с консервами.
Проскользнув обратно в коридор, я открыла дверь под лестницей. Простые деревянные ступеньки исчезали в темном подвале. Я пошарила вдоль стены в поисках выключателя, но ничего не нашла. Упасть с мрачной лестницы мне совсем не улыбалось, поэтому я закрыла дверь и сделала пометку, чтобы проверить, как только моя нога заживёт. Через заднюю дверь открывался вид на солнечный двор и ржавые качели, заросшие сорняками, и что-то вроде сарая садовника, разваливающегося на куски вдоль линии деревьев. Леса медленно захватывали территорию. Сколько пройдет времени, прежде чем дом растворится в лесу вместе со своим обитателем?
Осталась только одна дверь. Я повернула ручку, и по ржавому скрипу поняла, что дверь не открывалась уже довольно давно. Войдя внутрь, я обнаружила женскую спальню. Кровать, идеально застеленная, была покрыта ещё более толстым слоем пыли, чем в других комнатах дома.
 
Вдоль одной стены, рядом с полкой, лежала куча сломанных и перевернутых наград. Это выглядело так, как будто кто-то сбросил их все сердитым взмахом руки. Я рискнула пройти дальше внутрь, осматривая розовое покрывало на кровати, затем кисти, косметику и безделушки на комоде. Комната Лилиан, должно быть.
Я исследовала её жизнь. Это была такая странная задача — пытаться упорядочить чужие достижения, неудачи, радости и печали. Она получила театральное образование в ЛГУ, затем работала на телестанции в Колумбусе. После этого она переехала в Лос-Анджелес. Она была в первой десятке в округе Миллбрук, штат Миссисипи, но в Калифорнии был другой масштаб. Я читала статью в местной газете о не совсем триумфальном возвращении королевы красоты домой. Описание её неудач в Голливуде не омрачило её светлый образ в глазах здешнего общества. Она вернулась и возглавила местную газету — её репортажи выходили на самые разные темы, от неурожаев до балов дебютанток.
Я опустилась на колени и уставилась на груду брошенных трофеев. Несколько призов за победы в конкурсах «Мисс Миллбрук» и «Мисс Королева Миссисипи» лежали согнутыми и сломанными, золотые ангелы на них смотрели в пол — падение Люцифера в миниатюре. Что здесь произошло, и, что более важно, почему всё так и осталось?
Поднявшись, я оглядела остальную часть комнаты. Некоторые предметы принадлежали маленькой девочке, они явно остались тут с далекого детства Лилиан, в то время как другие, такие как наполовину использованная пудреница и коробочка с противозачаточными средствами, были артефактами из её взрослой жизни. Я пересекла ковер в форме маргаритки и включила свет в ее гардеробной. Я вошла внутрь, пространство было неглубоким, с обеих сторон висела одежда. Полки были забиты сверху донизу свитерами, джинсами и сумками, сложенными аккуратными рядами.
Я провела руками по одежде, пустые вешалки стукнулись друг о друга. Раздвигая их, я надеялась найти фальшивую стенку, спрятанное сокровище, что-нибудь, что могло бы указать на моего отца. Ничего. Другая сторона была такой же голой. Я развернулась и прислонилась к задней стене.
Разглядывая одежду на полках, я заметила коробку из-под обуви, лежащую за высокой стопкой свитеров. Мне пришлось встать на цыпочки, мои швы горели, но мне удалось подцепить её и стянуть вниз. Я выбралась из гардероба и опустилась на её кровать, подняв в воздух облако пыли. Пылинки плыли, танцуя в лучах солнца, бесконечный поток частиц, окрашенных в оранжевый цвет. Я откинула крышку коробки, и у меня перехватило дыхание.
На самом верху на стопке бумаг лежала папина кепка «Брейвз».
  
Глава 12
 
Солнце давно уже село, пока я сидела на нижней ступеньке и размышляла, как мне вернуться в свою комнату. Мне нужно было обдумать всё, что я нашла в коробке из-под обуви. Положить кепку моего отца обратно в коробку и поставить на место в верхней части шкафа было самым трудным из всего, что мне приходилось делать. Но я не могла оставить её себе, не рискуя, что Гаррет узнает. Сам факт, что она находилась здесь, в его доме, означал, что я не могла доверять Гаррету.
«Не доверяй никому из них». Туманное предупреждение моей мамы, сделанное в одну из её последних минут жизни, когда она уже с трудом дышала, не дало мне ни подсказок, ни повода что-то подозревать, но я не собиралась его игнорировать. У них с папой пылали бурные страсти в начале их отношений, когда я была зачата. К тому времени, как я родилась, огонь погас, превратившись в сердито шипящие угли.
Мама воспитывала меня одна, с отцом мы виделись лишь изредка. Он обеспечивал меня — алименты выплачивались каждый месяц, как по часам, — но он был перекати-полем. Его визиты были нечастыми, но очень захватывающими. Я была папиной дочкой, всегда отчаянно желавшей услышать его рассказы о путешествиях и приключениях, а мама в это время вздыхала и качала головой: