Капкан для невесты (СИ)

— Что-то у Тучки шерстка не сильно блестит, — заметила я.
— У Тучки? — поинтересовался конюх.
— Я дала ей прозвище.
— У нее уже есть прозвище — Быстрая.
— Разве это прозвище? Пусть будет Тучкой. Тебе же нравится, Тучка?
Лошадь махнула хвостом так, что чуть не ослепила меня хлестким взмахом. Буду считать, что ей понравилось. Мне кажется, лошади не терпится размяться, она переступала ногами на месте, косилась в сторону специального круга с ограждениями, где рассекал на статном жеребце Лорсанов. Он отлично держится в седле, подумала я, наблюдая за мужчиной со смесью восхищения и легкой зависти.
Все-таки есть в этом мужчине что-то будоражащее, что не дает равнодушно смотреть на Лорсанова и думать о нем без замирания сердца.
Он меня волнует.
И суток не прошло, а я буквально уже не нахожу себе места рядом с ним. Так никуда не годится! Все, не буду на него смотреть!
Но как не смотреть, когда я даже боковым зрением замечаю, как уверенно он управляет жеребцом, как красиво прижимается к стану жеребца, когда тот с легкостью берет преграду за преградой.
— Ох… — вырывается у меня поневоле.
Тучка пританцовывает, дергая поводья у меня из рук. Если бы не конюх, я бы упустила ее в тот же миг.
— Следи за лошадью, — советует он. — Ее назвали Быстрой не просто так. Не смотри, что она маленькая крепышка, перебирала ногами резво.
— Перебирала? Почему в прошедшем времени?
— Потому что у нее была травма ноги. Обычно на этом все. Но Лорсанов попросил оставить. Выходили. Но явно преграды брать не сможет. На нее почти нет спроса.
— Вот она и скучает!
Мне стало жалко Тучку.
— Когда я смогу с ней позаниматься?
Конюх замялся, начал блеять про установку доверия, еще про что-то, про знакомство с упряжью, но я очень-очень сильно постаралась посмотреть на него просящим взглядом. Молодой светлокожий мужчина даже покраснел немного и через минуту приволок все, что нужно. Он даже помог мне взобраться на седло, и я это сделала и вполовину не так ловко, как Лорсанов!
Но, главное, что взобралась!
Вроде лошадка невысокая, но сидеть на ней показалось ой, как высоко! И не совсем надежно. Я изо всех сил вцепилась в поводья, чувствуя бедрами, как ходили бока лошади от дыхания.
— Походим немного. Сами не подгоняйте, — начал объяснять мне конюх.
Но его голос прервался громким окриков Лорсанова, полного гнева.
— Эй! Ты что творишь! Слезай немедленно! — заорал на большом расстоянии и направил жеребца в мою сторону.
Испугавшись, я дернулась, и Тучка понеслась.
Буквально пулей сорвалась с места!
Конюха даже немного протащило за ней, а потом он разжал пальцы и кубарем покатился в столбе пыли.
— Ой-ой-ой… Ой-ой! Тучка. Фуууу! Фуу! Стоять! Стой же… не так быстро! Ой… Ай… Да что это такое!
Чем больше я сжимала бока лошади, тем сильнее она неслась.
— Замри! СТОП! Назад! СТОП! Стоп, тебе говорят! Да что же это такое?! Как это работает?! — запричитала я, понимая, что лошадь просто несет, куда ее глаза глядят.
Не я ею управляю, а она управляет своим бегом, несясь радостно, но бездумно и бесцельно, куда ей в голову взбредет!
Впереди — ограда.
Довольно высокая.
В голове всплыли слова мужчины, что Тучка покалечилась и не может брать высокие барьеры.
— Нет-нет, не вздумай! Плохая идея. Плохая тучка! Фууу!
Лошадь же, заметив преграду, припустила только быстрее, несясь во весь опор…
Камилла
Я начинаю паниковать еще сильнее. Дергаю за поводья безрезультатно.
Барьер кажется высоким, слишком высоким!
От слез и страха все плывет перед глазами.
Сзади догоняет топот копыт. Быстрый и четкий!
Догоняет и обгоняет.
Меня обволаикивает с головы до ног словно плотной ватой звуком голоса Лорсанова, отдающего приказы. Но вряд ли я могу их выполнить, впав в ступор от страха.
Тогда он придерживает бег своего коня и перехватывает у меня поводья левой рукой.
Это позднее я задумаюсь, какой сложный был момент для него, для меня, для Тучки и для жеребца, на котором скакал сам Лорсанов. В лепешку могли расшибиться все.
 
Могло произойти все, что угодно!
Лорсанову могло не хватить сил и сноровки, чтобы удержать и плавно замедлить бег двух животных, одно из которых вообще не слушалось команд.
Однако ему это удается.
Лошади замедлились и свернули вправо за миг до столкновения.
Меня вдруг резко выдергивает из седла. Я испуганно вскрикиваю и оказываюсь прижатой к груди Лорсанова.
Он просто выдернул меня из седла на ходу и пересадил к себе, прижав одной рукой. На миг вообще перестал управлять своим жеребцом.
Как страшно!
Лорсанов левой рукой продолжал вести Тучку, правой обнимал меня, прижимая к себе, а его конь просто трусил сам по себе, управляемый только крепкими бедрами мужчины, считывая его приказы по движению ног.
— Держи, — передает в мои трясущиеся руки поводья.
Я принимаю их, но больше всего на свете хочу просто оказаться на земле! На твердой земле!
Тучку проводили обратно к конюху, который все это время носился вокруг ограждения, едва не дергая на себе волосы. Лорсанов бросает ему поводья.
— Уведи ее! ЖИВО! Поговорим позднее!
Потом он останавливается и спрыгивает из седла первым. Я и ногой пошевелить не могу, позволяю мужчине снять себя с лошади. У меня сейчас грация и изящество движений, как у вареной картофелины, из глаз, из носа течет, тело дрожит.
Лорсанов обнимает меня, поглаживая по спине.
— Все хорошо. Обошлось. Хватит рыдать…. — говорит довольно ласково.
Но стоит мне успокоиться, как мужчина отстраняет меня от себя, заявив:
— Еще раз выкинешь подобное!
— Что?!
— То! Сегодня тебе следовало только познакомиться с лошадью, с упряжью, узнать, на какие команды она реагирует, как ее подгонять и останавливать. Установить доверие, вот о чем я тебе говорил, а не лихо садиться в седло с видом амазонки!
— Я не…
Лорсанов резко уходит, бросив конюху, замершему возле конюшен:
— Избавься от этой дурной кобылы, а потом… ты уволен.
***
В дом Лорсанова возвращаемся в гнетущем молчании.
Я не осмеливаюсь и пикнуть, остро чувствуя мрачное настроение мужчины. Он не открывает передо мной дверь по приезду и первым покидает автомобиль. Я неловко вылезаю из машины, охая на каждом шагу. У меня чувство, что скачка отбила мне все бедра, все кости, ладони в мозолях!
Да что же это такое… Истязание настоящее!
Меня не зовут к ужину, и я слишком устала, чтобы готовить его для мужчины. Надеюсь, он сможет найти, чем перекусить. Я же плетусь в ванную комнату, проведя не менее часа в ванне.
Захожу в комнату к себе в одном халате и вздрагиваю от вида Лорсанова, который сидит на моей постели.
— Сегодня у меня нет аппетита. Завтра я хочу видеть ужин из двух блюд к этому же часу. Все ясно?! — рычит.
Я киваю.
— Спокойной ночи.
— Ты правда дал приказ избавитсья от лошади? — спрашиваю тихо.
— Да. Завтра же утром конюх избавится от Быстрой и будет уволен.
— Лошадь не виновата. Конюх — тоже.
— И кто же виноват? — нависает надо мной мужчина.
Я отступаю до самой стены. Лорсанов идет за мной тенью.
Опускаю вниз дрожащие ресницы. Разглядываю только свои пальчики на ногах и дрожу от того, как часто и шумно дышит мужчина, роняя сверху на мое опущенное лицо жаркие выдохи.
— Это я… Я попросила сесть на лошадь. Я…
— Вот как?
Лорсанов цепляет меня за подбородок, подняв лицо.
— И кто виноват?
— Это была я. Я попросила. Не надо избавляться от лошади. Прошу! Она хорошая…
В ответ тишина. Лицо у мужчины жесткое, мрачное, шрам выделяется особенно сильно, придавая зловещее выражение.
— Допустим, — говорит, растягивая слова. — Но конюха я все-таки уволю.
— Почему?
— Потому что кое-кто строил ему глазки, — выдыхает в мои губы. — Не подскажешь, что за коварная и глупая девица? И что мне с ней делать? Выпороть хорошенько? Может быть, первого раза оказалось мало?