Новый век начался с понедельника

Это своеобразное проявление эгоизма. Хотя парный эгоцентризм присущ всем влюблённым.
Тут же в памяти всплыл недавний эпизод в метро. Тогда Платон сел на крайнее от двери место в самом конце вагона. Рядом, чуть позже, присела девушка с парнем. Ей, видимо, показалось тесно рядом с Платоном, и она, скорее всего, пожаловалась на это своему молодцу, и они поменялись местами.
Парень, желая наказать «обидчика» своей дамы и выслужиться перед нею, специально сел вплотную к Платону, с излишней силой прямо вжимая того в боковое ограждение.
Платон, поначалу вытерпев, немного выждал, но потом, чувствуя неуёмную жажду этого интеллектуально недоразвитого мордоворота показать, кто здесь хозяин, кто прав, – высказал тому свою претензию:
– «Молодой человек! Вы, что? Хотите меня совсем с сиденья скинуть?! Зачем так напирать? Вы, наверно, хотите своей подруге свою силу и преданность продемонстрировать? Напрасно!».
Парень немного ослабил напор, при этом невольно и несколько неуклюже оправдываясь:
– «А Вы очень много места заняли! Девушку мою зажали!».
– «А от перемены мест сумма не меняется. И Вы теперь решили в отместку меня прижать. Этот путь порочен. Так Вы в жизни себе наживёте очень много проблем и врагов!» – и, слегка наклоняясь к невольному собеседнику, чтоб не слышала попутчица, вполголоса добавил:
– «И поверьте моему богатому опыту. Она этого не оценит. Даже наоборот, упрекнёт Вас, со временем назовёт подкаблучником. Женщины – существа противоречивые: любят командовать, но не уважают мужчин им подчиняющихся!».
Парень в ответ чуть усмехнулся и задумчиво замолчал, а Платон подвёл итог инциденту:
– «Так, что подумайте о своём поведении на досуге, наедине с самим собой!».
После взаимной паузы, длившейся несколько секунд, Платон добавил:
– «Да и не забудьте ещё такую деталь! Будь на моём месте или сейчас рядом кто-либо из моих четырёх сынков, да ещё и двух внуков, Вы бы уже лежали пластом на полу с разбитым лицом!».
Парень недоумённо слегка поёжился и совсем затих, немного, чтоб не заметила подруга, отодвигаясь от Платона. Парочка ещё некоторое время в полголоса о чём-то беседовала, но вскоре вышла. По привычке дремавший Платон, даже не открыл глаз и не взглянул им в след. Хотя оба давали на него косяка через плечо, возможно, пытаясь этим выразить ему своё презрение и негодование. Но хитрый и мудрый Платон не предоставил им такой возможности насладиться, якобы, своим преимуществом. Глупая и не дальновидная пошла молодёжь! Да нет! Скорее всего, лишь некоторые её представители, некие невоспитанные моим поколением особи – решил про себя он.
После этого случая Платон вспомнил ещё один. 22 февраля, накануне праздника защитника Отечества, с ним в метро произошёл конфликт, не имевший, к счастью, дальнейшего продолжения.
Но он неожиданно стимулировал в сознании Платона целое стихотворение:
 
 
«Накануне праздника»
 
 
 
Один мужик, видать по-пьяни,
 
Пристал ко мне в метро вчера.
 
В народе нашем много дряни.
 
Хотя не все…, и не всегда.
 
 
 
Как много мерзкого в болване,
 
Который едет на метро.
 
Я, находясь ещё в нирване,
 
Мельком взглянул в его мурло,
 
 
 
Подумал, сидя на диване:
 
Какое глупое оно.
 
Не верите – смотрите сами
 
На отражение в стекло.
 
 
 
Хотел меня поднять эффектно,
 
Давя по-хамски на плечо.
 
Но сидя, я ему корректно:
 
«Ведь у меня болит оно!».
 
 
 
А он оправдываться начал:
 
«Девчонке место уступи!».
 
А я его в ответ подначил:
 
«Давай-ка, парень, не дури!».
 
 
 
Добавил я при том: «Послушай!
 
А я ведь, всё же, инвалид!».
 
Он удивился!? «Дальше слушай!
 
Вот… ревматоидный артрит!».
 
 
 
А он в ответ мне яро «тычет»…,
 
Как будто с мамой его спал?!
 
По-прежнему своё талдычит…
 
Но я его ведь мать не драл?!
 
 
 
Не превратилась встреча в склоки.
 
Тут выдержку я проявил,
 
Достойно выдержав упрёки.
 
Тем свой я разум подтвердил.
 
 
 
Моя уверенная сила
 
И твёрдость духа, оптимизм,
 
Всю спесь с подонка уносила…
 
По жизни он – анахронизм.
 
 
 
Как много «смеленьких людишек»
 
Шныряют бодро среди нас.
 
Все с психологией воришек.
 
Хотят всегда унизить Вас.
 
 
 
Пристать всегда готовы к слабым.
 
Их проще можно оскорбить.
 
Быть безнаказанным и рьяным.
 
И, в случае чего, побить.
 
 
 
Когда-нибудь мои куплеты
 
Прочтёт, быть может, мужичок.
 
С годами даст себе ответы…
 
Какой он вынесет урок?
 
 
Вспомнив этот случай, Платон продолжил свой путь на работу… и, проезжая на трамвае по Большому Устьинскому мосту, вдруг отчётливо увидел такую картину.
 
У парапета, почти на середине моста, под яркими лучами утреннего Солнца, молодая парочка, одетая в бело-светло-серые тона, стоя к нему спиной, и будто бы любуясь водяной рябью на Москве-реке, находясь, в то же время, боком друг к другу, вдруг принялась целоваться.
Парень, стоя справа от подруги, не снимая своей левой руки с её левого плеча, неожиданно стал своей правой рукой расстегивать молнию юбки на её правом бедре. Молния, медленно опускаясь вниз, постепенно обнажала почти белоснежное бедро с ясно проявившейся чёрной полоской её скромных трусиков.
Платон с любопытством ждал развязки. Но его нетерпеливое ожидание прервал ровный, беспристрастный женский голос:
– «Станция «Третьяковская». Переход на станцию «Новокузнецкая» и «Калужско-Рижскую» линию. Поезд дальше не идёт. Просьба освободить вагоны. Уважаемые пассажиры! При выходе из поезда не забывайте свои вещи!».
Чёрт! Какой сон недосмотрел! Надо же такому присниться?! – искренне удивлялся он.
А ведь только что, ещё до «Марксистской» мне снился какой-то другой, сразу же позабытый сон. Да! Видать так проявляется моя сексуальная озабоченность?! – продолжал он свой анализ.
Знать опять накатывалась весна! 2005-ый год набирал силу! И, как говорил Гудин, мартовский ледоход сменился апрельским блядоходом.
Войдя в своё здание, Платон увидел, а больше услышал, плачущего малыша, не желавшего идти на прививку. Ничьи уговоры, ни мамы, ни дежурного администратора, не давали результата. Тогда Платон решил попробовать свои силы, тряхнуть стариной. Пытаясь успокоить мальчика, Платон пошёл на хитрость. Он попросил женщин прекратить уговоры, а мать – сделать вид, что они собираются уходить из медицинского центра.
После короткой паузы, вызванной почти полным прекращением детского плача, Платон, окликнув ребёнка, начал свою сказку: