Цена твоей Любви (СИ)
— Тогда зачем ты согласился? Не понимаю, что тебя не устраивало?! — выплескиваю гнев и громко кричу. — Зачем так рисковать?
— Господи, Мел, ты невыносима. Ты точно помнишь наш разговор? Дон ясно дал понять, что либо мы соглашаемся, либо пуля в лоб. И до свидания.
Его фраза похожа на звон похоронного колокола. Я рефлекторно вздрагиваю и шумно выдыхаю. К горлу подступает новая истерика.
— Если он настолько опасен и может запросто нас убить, почему не сделает этого? Ты был не слишком-то вежлив. Иногда даже открыто насмехался. Откуда такая смелость?
— Алдо не знает адрес нашей базы. Фактически там лежат сотни тысяч евро, просто в другом эквиваленте. К тому же у меня есть и другие связи. Ему не нужны конфликты с соседними группировками. Я полезнее живым, чем мертвым.
— Хорошо. Допустим, но зачем ты приплел меня?
— Ты же хотела отомстить, верно? — прищуривается и кивает сам себе. — Мы сделаем это вместе. Я тоже давно хотел избавиться от заносчивого ублюдка.
— Без смертей и убийств, — нервно роняю, уже совсем не уверенная в своих действиях. Стоило ли разменивать одно зло на другое?
Я наивна, но не настолько. Без крови не обойтись.
— Чем Рон тебе не угодил? — их взаимная ненависть до сих пор является загадкой.
Брайс хитро посмеивается. Обводит меня многозначительным взглядом и тихо бросает:
— Он украл у меня кое-что важное, — прикрывает глаза. Что-то вспоминает.
— Вещь?
— Нет. Не важно. Забудь. Главное — я пойду с тобой до конца.
Пустые слова. Ни на секунду не верю. Ему что-то нужно от меня. Знать бы еще — что именно.
Я вслепую заключаю сделку с Дьяволом, срок которой неизвестен, как и плата за услуги. Сумасшедшая — это, видимо, диагноз.
Блондин очень умело уходит от ответа. По глазам вижу — на этом откровения закончились.
Машина плавно трогается с места, а уже через несколько минут мчится с запредельной скоростью. Когда мы подъезжаем к моему дому, я отстраненно спрашиваю:
— Что дальше?
Брайс глушит двигатель и поворачивается ко мне. Обжигает тяжелым взглядом и гулко сглатывает.
— Выкрадем товар. Поженимся. Устраним Шмидта, — пожимает плечами. Говорит так обыденно, словно мы погоду обсуждаем, а не судьбы нескольких людей. — И будем жить долго и счастливо. В богатстве, сытости и почёте.
— Ага. Конечно. С криминалом и убийствами мы точно проживем счастливую жизнь. И заслужим отдельный котёл в Аду, — мой голос полон сарказма.
— Если бы всё было так просто, в Рай бы не попал ни один человек. Поверь, Мел, люди безгрешными не бывают, — сухо отрезает.
Ладно. Пусть думает так. У меня есть новый срок, как у заключенного. Три дня. Что-нибудь придумаю.
Иду от обратного:
— Я не выйду за тебя. Предпочту умереть, чем жить с нелюбимым человеком, у которого руки по локоть в крови.
— Любовь — миф, — душит холодным взглядом. — Или ты думаешь, что Шмидт безгрешен?
Разражается злым смехом и хрипло бормочет:
— Да от его руки полегло столько людей, что ты и представить не можешь.
— Причём тут он? — переспрашиваю я. Образ Рона всплывает в голове и никак не вяжется с массовыми убийствами. Он жесток, но только по отношению ко мне. Чёрт знает, почему я так уверена в этом.
Брайс осекается. Перемена в его поведении настолько разительная, что мне даже мерещится глухой страх, спрятанный за маской насмешливого безразличия.
— Забудь. Иди уже, мама будет волноваться, — быстро меняет тему и выпроваживает из машины.
Второго «приглашения» я и не жду. Тянусь к ручке и толкаю дверь, но не успеваю высунуть ноги. Жесткая хватка возвращает меня на место.
— Что? — раздражённо спрашиваю.
— Без глупостей. Ничего не делай без моего ведома, — грозно предупреждает.
Пропускаю мимо ушей. Покорно киваю, сдерживая растущее негодование.
— Когда ты со мной свяжешься?
— Завтра приеду. Будь на связи.
— Зачем?
— Как зачем? — удивленно приподнимает брови. — Тренировать тебя буду. Научу стрелять и защищаться. За три дня мало что успеем, но, впрочем, это лучше, чем ничего.
— Ладно, — упускаю маленькую деталь. От телефона я избавилась, но Брайсу об этом знать необязательно.
Он кивает и вдруг резко впивается в мою шею губами. Запускает ладонь в волосы и крепко удерживает на месте, не обращая внимания на моё отчаянное сопротивление. Подавляет волю, зло терзает кожу и зажимает рот, не позволяя вскрикнуть.
Липкие прикосновения вызывают мерзкое чувство тошноты. Меня трясёт от волны неприятия и отторжения. Зверский ужас вызывает ледяной озноб. От осознания собственной слабости хочется зарычать во весь голос.
В какой-то момент мне всё же удается вывернуться. Блондин отвлекается, и тогда я до скрипа в зубах стискиваю его руку. До крови прикусываю кожу и отшатываюсь, с ужасом вылетая на улицу.
Брайс озадаченно смотрит на свою ладонь, а затем насмешливо улыбается. Демонстративно указывает на мою шею и заводит двигатель.
— Я оставил тебе подарок. Остальное возьму потом, — резко срывается с места и быстро сворачивает за угол.
Глава 19. Шмидт
Скорость. Меткость. Жажда идеального результата. Это всё, чего я хочу. Это всё, что может помочь отвлечься. Забыться. Мысленно окрасить стены кровью. Оставить отпечаток, символизирующий её смерть.
Дьявол! Это ведь не так уж сложно — спустить курок, и дело с концом. Что я творю? Зачем порочу память о ней? Легче-то не стало. Только хуже. Лёгкие горят огнем, сердце готово выпрыгнуть из тела, а ядовитые спазмы сжимают горло. И всё из-за безголовой девчонки, которой слишком повезло. Она сыграла в русскую рулетку и, мать её, выжила. Судьба выкинула неверную карту. Подарила шанс совсем не той.
Амелия должна была сдохнуть. Я должен был прикончить её еще в больнице. Но не смог. Смотрел на белые волосы, бледное лицо и запавшие щеки и постоянно сравнивал. Мозг просто отказывался верить. Глаза вмиг делались слепыми. Я каждый день, как грешник, приходил на исповедь. В её палату. В место, насквозь пропитанное смертью.
И заранее знал — убью. Сломаю. Уничтожу. Разорву на части. Превращу её в кровоточащее месиво и успокоюсь. Таков был план.
Потом понял — не смогу. Амелия — всё, что осталось от Моники. Умрёт она — я тоже пойду в расход. Подохну от пули. Сам спущу курок.
И это — самое забавное. Моя проклятая жизнь напрямую зависит от лживой сучки. Я крепко подсел на иглу её страданий. Ничего не спасает — ни адреналин, ни убийства, ни стрельба, ни элитные шлюхи.
Дрянь. Пристрелить бы, да рука не поднимается. Она ведёт свою игру. Выпускает наружу гнилое нутро. Думает, что я ничего не знаю. Держит меня за идиота.
Ладно. Пусть так. Недолго ей бегать осталось.
Она не заслуживает ничего, кроме боли. Я покажу ей весь спектр. Только начал, а она уже рыдает. Слабачка. Дешёвка. Дерьмовая актриса. Я растащу её душу по ниточкам. Посмотрим, как она запоёт, когда вернёт свою память. Когда вспомнит, кто я такой, и что я могу с ней сделать.
Полиция — лишь верхушка. Видимая защита. Легко подкупаемая. И, благодаря Амелии, я десятки раз в этом убедился. Спасибо за хороший урок. Быстро нутро выворачивает. На вертеле жарит.
Что же. Теперь её очередь.
Усмехаюсь и достаю револьвер 38 калибра. Любуюсь. Оцениваю. Занимаю стандартную позицию.
Оружие мягко ложится в ладонь. Тело помнит навыки, выработанные годами. Действую на рефлексах. Полагаюсь на инстинкт. Никогда не промахиваюсь.
Мои враги убеждаются в этом на собственном опыте. Все, кто выжил после моей пули, самонадеянно думают, что дело в осечке. Верят в удачу. Молятся богу, благодарят за спасение души.
Глупые шавки. Наивные до ломки в нервах. Больно поздно понимают, что я намеренно промахнулся — лишь в нашу последнюю встречу, когда выстрел поражает сердце. И всё, что им остается — харкать кровью и скулить у моих ног.
Я поднимаю руку и прицеливаюсь. Вслепую навожу ствол. Слишком темно, чтобы четко увидеть цель. Но зрение мне и не нужно. Достаточно взять повыше и плотнее обхватить револьвер…