Шарэттэ (СИ)
Разлом, упомянутый Артешем, появился внезапно. «Мальчик, который выжил», ставший популярным с изданием саги о юных волшебниках, удивился бы такому зрелищу. Знакомо изогнутая молния острыми краями указывала на разные стороны света, она неравномерно расширялась к центру, извиваясь угловатой змеей, и именно в этом месте достаточно глубоко западала вниз. При виде расщелины у меня возникло ощущение, что некое космическое чудовище, цепляясь за убегающую от нее планету, впилось когтем в этот участок земли, но удержаться не смогло, слетев на повороте со строптивого шара.
— Нам необходимо спуститься, — неожиданно раздалось за спиной. Обернувшись к Шону, молчавшему с привала, я заметила, как он подошел к грани, разделяющей горизонтальную плоскость от той, что уходила вертикально к сердцевине мира, и заглянул в черную пропасть. Не знаю, что или кого он там ожидал увидеть, но разочарование недодемона ясно дало понять, что его пожелание не исполнилось.
Спуск к самому низу был относительно недолог. ТрОпы кривой, а кое-где и оборванной лентой петляли по стенам разлома. Иногда появлялись некие «балкончики», на которых мы останавливались и переводили дух.
С каждым шагом мне становилось все страшнее, возвышавшиеся преграды начинали давить: они закрывали собой все, сгущали воздух, не давали должного для сознания простора, отчего возникла непреодолимая жажда запаниковать, а лучше — развернуться и убежать. Однако скрыться я не могла, так как банально шла перед Артешем.
Интересно, что когда мы достигли дна, в его центр ударил один из последних косых лучей уходящего на покой Шэтта. Облачная пелена стала стремительно скручиваться в воздушные рулоны, просветляя небо, а ветряные юлы сюда не проникали, да и под нами — сплошь каменное крошево, а не извечный для пустыни легкий мелкий песок.
Казалось, Шарэттэ, наконец, смирилась с присутствием проблемного сына на этой территории и с его, несомненно, бредовым замыслом вернуть то, что возвращению не подлежит.
— Она умерла здесь, — тихо произнес Артеш, — моя Шаями….
Я обошла мужчину, что прошел вперед и теперь стоял около груды камней, хаотично разбросанных вдоль стены. На его лице отсутствовали даже оттенки каких-либо эмоций. Маска. С разрезами глаз и рта, резкими выступами скул, выделяющейся горбинкой носа. Глаза остекленели, скрывая живые отблески внутреннего пламени, но взор его был направлен в одну точку на камнях.
— Шаями? — громко спросила я.
В эту секунду мой похититель меньше всего походил на страстного соблазнителя, коим был со мной на приеме, темпераментного и озлобленного вымогателя, пришедшего в магазин, бездушного и холодного циника, встреченного этим утром. Из него, словно, выбили всю сущность, энергию, превратив в робота, куклу. И таким он мне не нравился абсолютно. Я поняла, что живой, эмоционально сильный, властный Артеш предпочтительнее, а потому решила извлечь его из глубин разума, куда он провалился по собственной прихоти. У меня получилось.
— Да, — нерадостно усмехнулся Шон, — тебе, наверняка, рассказывали, что я тоже был «избранным». Просто избрали меня зря. Молодость насилия не приемлет, да я и сейчас ненавижу, когда на меня давят или вмешиваются в мои планы. А тогда я злился, очень. На отца с его глупым вердиктом. На идиотские традиции, установленные в мире. На всех. Меня принудительно выгрузили в кровавую пасть Шансу и приказали «Жди!».
Артеш почти зарычал. Он раненым зверем метался по дну разлома, от одной каменной стены до другой. Мерил шагами скупое расстояние и вытаскивал на поверхность всю ту ненависть и боль, что зародились в нем десять лет назад и жили до сих пор.
— Она появилась в сумерках девятого дня, — прижавшись лбом к уступу, к которому приблизился, продолжил бывший демон, — худая, с потухшими зелеными глазами и огненными кудряшками. Её страх пропитал все вокруг, криком её можно было захлебнуться. Когда я нашел свою Шаями, я даже обрадовался, что домой вернусь быстрее, чем на то рассчитывал. Но, рассмотрев меня, девушка испугалась больше и попыталась сбежать. Она постоянно повторяла одно слово, обращаясь ко мне. Дьявол. Позднее я узнал, кого так называют на Земле…
Удар кулаком по твердой глади, ещё один. Зло, хлестко.
Скопившиеся в моих глазах соленые озера переполнились и заструились по щекам извилистыми ручейками. Слезы жалости, но в ней Артеш совершенно не нуждался. Вытерев следы мимолетной слабости, я задала мучающий меня вопрос:
— Почему же пришедшая к тебе по воли Шарэттэ землянка умерла?
— Она не хотела жить! — развернувшись, обвинительно воскликнул Шон, — Шаями многое мне говорила, но я ничего не понимал. Позднее я проанализировал ситуацию и догадался, что в своем мире она совершила самоубийство, и, попав в этот, даже не стремилась осознать себя живой. Спрыгнула в пропасть. На камни. Сама.
Опустив взгляд под ноги, мужчина рвано выдохнул, давая понять, что мы находились в той самой пропасти, что поглотила несчастную.
— Но ты мог спасти её, — прошептала я.
— Я пытался, последовал за ней, но крылья не слушались. А после и их забрали, оторвали…
— Кто? Кто способен на такое? Ты же не бабочка…
— Шарэттэ — замораживающим воздух тоном перебил меня Артеш, — я не знаю как, но это сделала она. Так, что, приступай.
— К чему?
— Ты же общаешься с ней, ты её любимица. Скажи, чтобы вернула мои крылья, я заслужил их, понятно! Заслужил!
— Я не общаюсь с Шарэттэ…
— Не надо врать, — новый рык прорвался наружу, — только до тебя она снизошла. Ни с кем, слышишь, ни с кем и никогда она не пробовала связаться, поговорить, иначе выказать свою поддержку. А твои просьбы моментально исполняются, оживают и следуют за тобой!
Я вспомнила про Стебелек, и сникла. Действительно, по непонятной причине этот мир оказался удивительно отзывчив и благосклонен ко мне. Да, тепло моей души каким-то образом согревает Шарэттэ, но все равно это как-то странно. И потом, взросший из скрытого в почве семечка цветок — это одно, а прирастить давно отделенные от тела демона крылья, по мне так — кардинально противоположное.
— Это иное…
— Нет, — Артеш снова перебил меня. Он нервно взъерошил волосы на висках, запрокинул голову и посмотрев наверх. Затем разбежался и проворно по выступающим камням взобрался на ближайший «балкон», там он рванул застежки пиджака, распахнул его на груди, а следом и вовсе сбросил на пол за спиной. По обнаженной коже заплясали блики первого взошедшего на небосвод спутника планеты. Подойдя к краю, закричал: Ты отобрала у меня самое ценное, Шарэттэ, и я требую вернуть это. Верни, Шэттова богиня!!!
Скромное эхо, ухватившись за последнее сказанное слово, пронесло его по всей протяженности расщелины. Когда последний шепоток затих, безликая тишина жесткой пощечиной ударила по нашим напряженным нервам. Артеш покачнулся, как от удара, но устоял.
Ожидание в несколько минут и ничего.
Расправив плечи, Шон отвернулся, желая, по-видимому, одеться. Выступающие между лопаток черные серпы-шрамы резонировали с лощеной и пафосной внешностью мужчины.
— И что же ценного я у тебя забрала? — вопрос-щекотка прозвучал из темноты. Дуновением еле заметного ветра он добрался до Шона и заставил его замереть. — Ответь мне, избранный.
Глава 24
Откровение, или среди демонов также имеются романтики
Помните то чувство, в детстве, когда прижимаешься к материнской груди в поисках защиты и заботы — от хулиганистых мальчишек со двора, что столкнули тебя с горки, и ты до жуткой боли разодрала коленки, от глупости и недалекости завистливых друзей, пакостящих исподтишка, от въедливых и нудных учителей, заваливающих тебя множеством заданий в школе — то чувство неповторимой нежности, ласки, непоколебимой веры в тебя и любви.
Ты вырастаешь, взрослеешь, но по-прежнему тянешься к матери за теплом, и, пусть, совсем не входишь по габаритам в те самые объятия, но ведь это ничего не меняет, правда?