Темное разделение
Мел сказала:
— Сим, дорогая, там абсолютно ничего нет, не считая небольших луж и мусора. — Она протянула руку — Подойди, посмотри сама.
Через мгновение Симона подошла и заглянула за черный край в пустую тьму.
Так. Так, хотя Соня была в действительности — она была кровной сестрой Симоны, той Соней, чей голос звучал в ее голове все эти годы, и той Соней, что вела Симону сквозь призрачный мрак Мортмэйна, — той Сони не могло быть в реальности.
Соня была призраком, эхом в голове Симоны, эхом близнеца, и если нужно доказательство жизни после смерти, то Симона обрела это доказательство. Соня умерла много лет назад — мама ясно сказала об этом, — но весьма загадочным способом она нашла ее, свою кровную сестру, с которой была соединена при рождении. Она была так рассержена и возмущена, что должна умереть еще совсем маленькой, что не исчезла полностью, а зацепилась за ее жизнь и продолжала жить в Симоне. Так считает мама, может быть, так оно и есть? Это объясняет многое, но кое-что остается непонятным. Не понятна ее связь и с Мортмэйном, и все это «я знаю, что есть и что было». Не понятно также, почему Соня жила в Мортмэйне все эти годы.
Они достали пленку, чтобы проявить ее назавтра, и, когда фотографии были готовы, мама сказала, что они в самом деле очень хороши. Мама посоветовала Симоне вставить их в специальный альбом и сохранить негативы; когда-нибудь она порадуется, что сделала так.
Казалось, что Мортмэйн перестал быть таким страшным после того, как Симона разложила фотографии в специально купленном альбоме и поставила дату внизу своим каллиграфическим почерком.
Беда была в том, что Мортмэйн навсегда останется местом мрака для Симоны, местом, навсегда связанным с Соней. И хотя колодец был пуст, она так и не поняла, была ли Соня реальным человеком или лишь призраком.
Глава 19
Гарри решил узнать, была ли Соня Андерсон реальным человеком или призраком.
Он поднял все упоминания имен Сони Андерсон и Сони Мэрриот, но ни одна из дат рождения не совпадала с днем рождения его Сони. Он изучил все возможные источники, чтобы найти ее, — большинство из них были официальными, за исключением двух. Банки данных полиции, паспортный стол. Нелегальная информация, которой он также смог воспользоваться. Но даже по этим источникам он не смог найти Соню; все, что он узнал, — это что Соня Мэрриот была урожденной Соней Андерсон, близнецом Симоны; потом она исчезла.
(«Люди умирают, и люди исчезают», — сказал Маркович.)
Разгадка, возможно, была в том, что Соня покинула родину маленьким ребенком, путешествуя по паспорту взрослого, и так никогда и не вернулась, или — и это было больше похоже на правду — Гарри что-то пропустил. Обе мысли были одинаково тягостны, хотя теперь он мог сказать Марковичу: «Извини, дорогой, ты кормил себя иллюзиями. В этой семье нет никакой тайны».
«Лжец, — говорил его разум. — Ты не хочешь писать статью, ты бы лучше голодал, чем писал ее. Но тебе хорошо известно, что тайна здесь есть, и ты уже подсел на всю эту историю». А что мать? Эта таинственная Мелисса? Можно ли было найти ее? Гарри задумался.
Каждый исследователь, знающий себе цену, прекрасно понимает, что вести расследование нужно не в одном-единственном направлении, а одновременно в нескольких, соединяя обрывочные ниточки данных, и тогда они могут привести тебя к золотому донцу на конце радуги, а могут и к большому куску дерьма. А бывает и так, что самые слабые зацепки, кажущиеся золотыми нитями дочери мельника из старой сказки, вдруг сами с шипением вырастают из земли и начинают вести в правильном направлении.
Гарри подошел к офису «Глашатая» около десяти часов утра, получив накануне книгу Флоя. Он размышлял о Мелиссе Андерсон — Мелиссе Мэрриот, — которая могла быть сейчас в любой части света, но которую можно было найти.
На его голосовой почте было несколько звонков, один из них поступил полчаса назад и был переведен на его кабинетный телефон. Гарри прослушал его, попивая кофе, которым Маркович обеспечивал персонал.
Несколько неуверенный женский голос сказал, что она прочитала статью о галерее Торн и что ей было так интересно посмотреть фотографии Симоны Мэрриот и узнать о ее замечательной карьере и о галерее. Она в самом деле очень хорошо знала семью Андерсонов, когда близнецы были маленькими, но, к несчастью, потеряла контакт с ними. Она бы с радостью снова встретилась с ними — есть ли возможность, чтобы Гарри Фитцглен из «Глашатая» передал прилагаемое письмо адресату? Это так важно. Может быть, мистер Фитцглен перезвонит или напишет, если возможно. Там был ее телефон — о, и ее адрес. Она работает в больнице Святого Луки — номер тоже прилагался, а также добавочный номер коммутатора. Она будет благодарна, если он позвонит, и, если он позвонит в больницу, нужно спросить сестру Раффан. Огромное спасибо. До свидания.
Гарри немедленно набрал номер больницы Святого Луки.
Роз всегда знала, что однажды она найдет Симону, и была глубоко благодарна этому журналисту, этому Гарри Фитцглену, который написал статью о дурацкой претенциозной галерее Торн. Роз пробежала заметку глазами во время обеденного перерыва, почти без интереса, но затем она внимательнее взглянула на фотографии. Была ли это Симона? Могла ли это действительно быть Симона? Она была уверена, что это так, и возликовала. Я нашла ее! После стольких лет я нашла ее! Я знаю, где она работает, и что она делает, и я знаю фамилию! Мэрриот — вот ее фамилия теперь. Симона Мэрриот.
Почтенная тетушка, воспитавшая се, скорее всего, была бы сильно поражена при мысли о том, что Роз позвонила незнакомцу, и в еще больший ужас пришла бы при мысли о том, что она согласилась встретиться с ним сегодня вечером в винном баре. Хорошие девочки так себя не ведут, сказала бы тетя, неодобрительно поджимая губы, и отметила бы, что женщина ее возраста, позволяя себе такую взбалмошность, будет иметь неприятности, если бегает за мужчинами. Роз часто думала, как хорошо, что тетя умерла до начала злых восьмидесятых, и особенно хорошо, что она не застала упадка девяностых.
Гарри Фитцглен сказал по телефону, что он постарается помочь мисс Раффан связаться с Симоной Мэрриот, но считает, что сначала ей надо встретиться с ним. Он спросил, занята ли она сегодня вечером, и Роз сказала: «Пожалуйста, зовите меня Рози. Прямо сегодня? Хорошо, я постараюсь выбраться». Ей удалось это представить так, будто ей нужно перенести другую встречу.
И где точно? О да, в «Джорджио» будет отлично. Да, она знает, где это. Ей хотелось создать впечатление, что ее довольно часто приглашают в «Джорджио», современный довольно дорогой винный бар недалеко от больницы. Прежде чем повесить трубку, она вспомнила, что нужно спросить, как они узнают друг друга.
«Я закажу столик и скажу им, что ожидаю одного человека. Когда вы спросите меня, они проведут вас к столику. Хорошо? Отлично. Жду вас около восьми, Рози».
Рози. Вот уже более двадцати лет никто не называл ее так, и она вздрогнула. Но как только она поняла, за десять секунд пробежав глазами заметку, что нашла Симону, она почувствовала, что пришло время воскресить Рози.
Конечно же, Рози, а не Роз отправилась в «Джорджио» этим вечером на встречу с Гарри Фитцгленом. Даже одежду она выбрала на вкус Рози. Красная шелковая юбка, дико дорогая, юбка, о которой тетя сказала бы, что такой цвет носят только проститутки, но она увидела ее в витрине маленького бутика эксклюзивной одежды по пути домой в тот самый вечер и не смогла справиться с искушением купить ее. К юбке она надела черный шелковый свитер и взбила прическу больше, чем обычно, и даже добавила к этому большие золотые серьги. Они были подарком на Рождество от одной из медсестер, и она никогда не надевала их, но сегодня это именно то, что подойдет. Она почувствована себя привлекательной и была вполне довольна собой. Самое главное, она почувствовала себя другой.