Темное разделение

— А нам нужно будет спрашивать у кого-то разрешения?
— Не думаю. Я не знаю, кому он принадлежит, по-моему, этого никто не знает. Поэтому он в таком ужасном состоянии. Не знаю, зачем тебе фотографировать эти тоскливые развалины.
Девочка не считала Мортмэйн тоскливыми развалинами, но ведь она больше нигде не была, не видела больших, залитых солнцем комнат или школьных классов, где смеются и болтают дети, никогда не была в кинотеатре или бассейне. Поэтому она и считает, что в Мортмэйне совсем неплохо, подумала Симона.
Зато в таких тоскливых развалинах можно играть. Например, девочка рассказала Симоне про игру под названием «Танец повешенного» и даже спела ей песенку об этом. Симона не совсем поняла текст, там было что-то вроде: «Пробьют утренние часы, и шея, которую Господь создал для другого, тогда будет перетянута веревкой». Потом все хором поют о том, как плотник делает каркас, как стучит по гвоздям молоток, соединяя перекладины для виселицы; потом повешенный начинает танцевать, а все остальные двигаются в танце по двору, повторяя движения повешенного. Симона подумала, что двор — это какая-то игровая площадка.
Она так и не поняла, в чем суть игры, но звучало все это очень противно, и девочка очень неприятно смеялась, когда говорила об этом. Словно кому-то в этой игре сделали больно, а она считала, что это весело. Симона не очень хорошо представляла себе, что такое повешенный, наверное, это было как-то связано с убийством. Но кого именно убили и была ли это только игра, Симона не знала и решила, что все это как-то связано с людьми, приходившими проверять детей. Она поняла, что эти люди были очень жестокими и злыми, хотя внешне выглядели вполне нормальными.
— Относитесь к ним так, словно они совершенно нормальные, — сказал Мартин Бреннан во время их следующей встречи. — Они действительно нормальные, вы сами это увидите, когда они родятся. Мы разместим вас в секции «Ц». Надеюсь, вы не возражаете?
— Нет, конечно, если так будет лучше. — Мел было все равно, где рожать, главное, чтобы дети были в безопасности.
— Так будет лучше всего. Думаю, это произойдет на тридцать седьмой неделе. Полная анестезия, конечно, это будет легче, чем спинномозговая эпидурация. Вы просто заснете, а когда проснетесь, все уже будет позади, а на столике вас будет ждать чашка чая.
— А можно, это будет джин с тоником?
— Можно, только чуть попозже.
— Еще немного, и вы возьмете меня за руку со словами: «Доверьтесь мне!»
Он улыбнулся. Улыбка вышла очень теплой и дружеской, хотя он, наверное, улыбался так всем пациентам.
— В этом нет необходимости. Я знаю, что вы доверяете мне. Вам нужно будет лечь в стационар за несколько дней, чтобы все спланировать заранее. Тогда роды пройдут успешно. Вы знаете, я вот что подумал…
— Да?
— Может быть, вам будет полезно узнать побольше о других случаях сращивания, — осторожно предложил он.
— Вы имеете в виду, про настоящих сиамских близнецов? — Мел не хотела использовать это слово, но оно само вырвалось.
— Да, например, Ченг и Энг. Их жизнь была довольно странной, хотя они выросли вполне нормальными людьми, что поразительно для того времени. Умерли они в тысяча восемьсот семьдесят каком-то году, насколько я помню. Их так и не разделили, но, несмотря на это, оба были женаты и имели детей.
Мел осторожно заметила, что это, должно быть, были несколько странные семьи, и Мартин Бреннан согласился: да, странные — не то слово. И улыбнулся, в этот раз веселой и озорной улыбкой. Поразительно, этот мужчина знает ее тело ближе, чем кто-либо другой, а через несколько недель его руки войдут к ней в матку, откроют ее и вынут два крохотных создания… Настолько близок должен быть только собственный муж. Интересно, Мартин Бреннан женат, есть ли у него дети? Наверное, да, подумала Мел.
— Про эти случаи написано много всего, — продолжал Мартин. — Но мы не будем касаться медицинской стороны, ладно? Это может вас расстроить, а нам это совсем не нужно. Почитайте про тех близнецов, которые пережили разделение и после этого вели нормальную жизнь, или даже про тех, кто неплохо жил и без разделения.
 
— Да, так будет лучше, — задумчиво сказала Мел. — Если я узнаю больше про другие случаи, про других родителей, я не буду чувствовать себя в такой изоляции.
— Мел… — Они незаметно прошли стадию «миссис Андерсон — мистер Бреннан», хотя Мел пока не решилась назвать его Мартином. — Мел, вы не в изоляции. И близнецы не в изоляции.
— Симона и Соня. — Мел вдруг вспомнила имена девочек и снова почувствовала внутри радостное волнение. — Мы назовем их Симона и Соня.
— Чудесно. — Он улыбнулся ей в ответ — Симона и Соня Андерсон. Мне тоже очень нравится.
Джо решил, что Мел рехнулась, когда увидел у нее стопку историй про сращенных близнецов. Господи Боже, сказал он, зачем читать об этих несчастных существах, живших до появления нормальной медицины? По его мнению, она только зря себя расстраивает, и его мама, между прочим, с ним согласна. Природа обо всем позаботится, нужно только подождать родов, вполне возможно, что все будет в порядке.
— Как же все может быть в порядке, — возразила Мел, — если результаты обследований показывают, что близнецы срослись? Сами они не разделятся!
Но Джо не интересовали результаты обследований, так же как и молодые доктора, запугивающие пациентов до смерти. Ей просто нужно приободриться, сказал он. Может, им съездить в какой-нибудь супермаркет, купить детской одежды? Можно прямо сейчас вместе поехать. В «Марк и Спенсер» или «Бритиш Хоум Сторз»  [6]. Где-нибудь там и пообедают.
Вот так, подумала Мел, я искала родственную душу, нежного и страстного любовника, того, кто будет читать мне стихи о любви и старинные романы, обнимая меня перед горящим камином, кто по первой просьбе умчит меня в Париж, в Самарканд или на остров Авалон  [7]. А Джо Андерсон зачитывает мне отчеты совещаний по градостроительству и зовет пообедать в «Бритиш Хоум Сторз».
— Если ты не возражаешь, — ответила она, — я лучше останусь дома.
Даже если бы ей вдруг захотелось потолкаться среди толпы субботних покупателей, она все равно не поехала бы вместе с Джо. Он всегда так противно любезничает с продавцами, десять раз называя свое имя с надеждой, что они узнают в нем члена городского совета. Нет, сейчас ей хотелось остаться дома, в тепле, и не спеша читать про других близнецов, про тех, кому удалось справиться со своими особенностями. Она хотела представить их родителей, понять, что они чувствовали и как вели себя.
— Может быть, ты тоже почитаешь что-нибудь из этого? — заговорила она. — Очень обнадеживает. Большинство из этих близнецов прожили очень интересную жизнь, несмотря на свою необычность. Ведь операции по разделению стали делать сравнительно недавно, так что большинство из них всю жизнь прожили сращенными. Вот, например, девочки-близняшки, они снимались в американских фильмах в двадцатых годах, Дэйзи и Вайолет Хилтон. Их еще в детстве забрали в шоу уродов, и они всякого натерпелись, пока не сбежали оттуда. Или Ченг и Энг Бункер, самые знаменитые. Настоящие сиамские близнецы. Они женились на двух сестрах, и у каждого были дети. А в двадцатом веке были девицы Бидденден. Они родились в богатой семье и прославились своими добрыми делами, их до сих пор изображают на коробках с пирожными…
Но Джо не хотел слышать про девиц Бидденден, про Дэйзи и Вайолет Хилтон или каких-то других сращенных близнецов. Он считал, что Мелиссе не следует все это читать, странно, что этот Бреннан ее поощряет. Как раз вчера мама сказала…
— Но ведь это значит, что наши близнецы, они… ну, не уроды, понимаешь? — перебила его Мел, не желавшая знать, что сказала мама Джо. — Это просто каприз природы, и, если их смогут разделить, они не будут калеками…
Неожиданная ярость исказила лицо Джо. Впрочем, он быстро взял себя в руки и только заметил, что Мел в последнее время стала довольно эксцентричной, вот уж действительно, капризы природы!