Кингчесс (СИ)

Оба машиниста были убиты, паровозы повреждены, а управлять поездом пираты сами не умели. Оставалось только идти пешком. Положение спасли синтоисты, которые, как могли, спешили вслед поезду, срезая путь в удобных для этого местах, и всё равно они успели.
Поначалу, при встрече с пиратами произошла перестрелка, в которой погибло ещё несколько десятков человек, пока среди синтоистов не догадались, кто перед ними и на ломаном русском прокричали — «Мы свои!». После этого стрельба прекратилась, началось братание, в ходе которого умерло ещё несколько десятков тяжелораненых, которым никто не собирался оказывать помощь.
Объединённые силы направились в город Канди, чтобы взять его штурмом, до которого из раненых пиратов почти никто не дошёл. Город был взят, а пиратов оставалось всё меньше и меньше.
Восстание против англичан только стало разрастаться, также как и потери от ранений и сражений. Пара десятков бывших пиратов смогли вырваться из порочного круга восстания и даже дойти до порта Галле, где их вычислили колониальные власти и с пристрастием допросили.
Но никто из них не мог сказать ничего внятного, кроме того, что их нанял русский казак и отправил сюда грабить и воевать. Допросив, всех пойманных англичане приговорили к смерти и расстреляли там же, чтобы не везти в Англию и не устраивать там показательных процессов, смысла в которых уже никто не видел.
* * *
Грузопассажирский пароход Трансатлантической Африканской компании «Банда» вышел из Бостона и направился к берегам Африки. Он совершал рейс Бостон — Бомо — Бангкок. Забрав груз и пассажиров, которые заполнили все помещения и разместились даже на грузовой палубе, он, усиленно работая паровыми машинами, вышел из Конго в Атлантический океан.
Пассажиры, одетые, кто во что горазд, вели себя, в основном, тихо. Но команда парохода панически их боялась. Мало того, что они не понимали языка, на котором те говорили, они, наблюдая перед собой вечно хмурые либо жестоко-весёлые лица вооружённых до зубов людей, старались лишний раз не ходить по своему кораблю.
Во всех каютах и помещениях корабля, где были размещены опасные пассажиры, отчаянно резались в карты, в самые простейшие игры. Здесь не было покера, преферанса или шахмат. Здесь царило «очко», «дурак» и «пьяница».
Больше, в принципе, делать на корабле было нечего, разве что, пить. Многие страдали от морской болезни и периодически заблёвывали гальюн, если не успевали добежать до верхней палубы и сбросить полупереваренную пищу за борт.
Зная не понаслышке о действии морской болезни, на палубах стояли бочки с квашеными помидорами и в каждой каюте лежали лимоны, коих в большом количестве набрали в Бомо. Те, кто не сильно страдал от морской болезни, упивались ромом и валялись брёвнами в своих гамаках.
Семён Кнут отдал приказ сдать оружие, чтобы не было пьяных драк и поножовщины, от которой всё равно не удалось уйти в процессе путешествия. Мужской коллектив, да такой, которому «обрадовалась» бы любая тюрьма, не прощал ничего и никому, а любое проявление слабости сразу же каралось унижением, а то и смертью. Пять трупов, сброшенных в море, были в пределах статистической погрешности потерь для такого контингента.
Обогнув Африку, пароход направился дальше, в сторону Цейлона, но, не зайдя в его порты, а, даже, обойдя на приличном расстоянии, отправился дальше. Войдя в Бенгальский залив, он не стал двигаться в сторону Индонезии, а свернул к берегу.
Уже ночью «Банда» добрался до великой реки Ганг и пошёл вверх по ней, насколько это было возможно, причалив и начав разгрузку в области Дакка. Дальше вверх по течению пароход двигаться уже не мог, и из его трюма были сброшены разобранные лодки, которые тут же на берегу стали лихорадочно собирать назначенные для этого люди.
Почти тысяча бойцов не могла унести на себе весь груз оружия, боеприпасов к нему и ещё зажигательную жидкость в придачу. Все это сложили на собранные здесь же плоты из пробкового дерева. Лёгкие лодки приняли своих пассажиров и, подгоняемые ударами вёсел, поплыли вперёд, уволакивая за собой плоты с боеприпасами и огневой смесью.
 
Только сейчас Семён Кнут, бывший атаманом этих людей, объяснил им цель нахождения здесь. Их путь лежал по Гангу в Бенгалию, где простирались самые обширные в мире поля опиума, благодаря которому богатела Британская империя, продавая его в Китай.
А все эти сказки, про промышленное могущество и сильную английскую армию, можно было оставить наивным простакам. Никогда англичане не блистали на войне. Их удел, с момента образования Англии как государства и формирования нации, это сталкивание лбами других. А промышленность уже активнее развивалась в Германии и САСШ.
Так было всегда, только методы становились всё тоньше и хитрее, по мере накапливания ими нужного опыта. Этот бенгальский опиум шёл в Китай, его продавали, покупая на него чай, шёлк и фарфор, продавая это все в Европе, ну и так далее.
Полученные инструкции от Мамбы были однозначны — маковые поля должны быть уничтожены, а местное население должно быть доведено до открытого восстания. Для этого у них с собой и было столько напалма.
Ну, а нападения на деревни и отъём продуктов должны были привести к голоду, который и так уже был там частым гостем, а потом, и к восстанию. Для индийцев все белые были на одно лицо, неважно, русские это или англичане, и с этой стороны Мамба хорошо подстраховался.
Семён Кнут контролировал, как его разбойники поливали горючей смесью первые попавшиеся поля, а потом поджигали их, направляя огонь по ветру. Ещё не созревший, мак загорался тяжело, плюясь соком и влагой, но адская смесь, сварганенная в лабораториях чёрного унгана, не обращала на это никакого внимания.
Огонь медленно занимался, но потом, быстро распространяясь по всему полю, выжигал всё дотла, воняя специфическим, ни на что не похожим ароматом ядрёной химии. Дело двигалось, Ганг нёс их дальше, и всё новые и новые поля подвергались необоснованным нападениям.
Местные жители разбегались кто куда. Несколько десятков то ли полицейских, то ли солдат были убиты, когда неосторожно напали на поджигателей. Больше попыток не было, а они продолжали методически сжигать поля с опиумным маком.
Этих полей было очень много, даже не так, их было катастрофически много. Скоро закончилось адское зелье, которое они брали с собой. Но и здесь Семён Кнут не растерялся. Пойманные местные бенгальцы исправно косили и сбивали мак тяпками и прочим сельскохозяйственным инвентарём.
Слухи о нападениях и сжигании полей дошли до колониальной администрации, вслед и навстречу этому отряду были брошены местные солдаты, брахманы и сипаи. С одним из этих подоспевших отрядов и столкнулись бандиты Семёна Кнута, впрочем, он их старался политкорректно называть казаками.
— Вон они, вон они! — увидев казаков, вскричал один из солдат третьего полка бенгальской лёгкой кавалерии, и, рассыпавшись лавой, полк бенгальцев, настёгивая коней, бросился в атаку на неизвестных вооружённых людей, поджигавших поле опиумного мака.
— Атаман! Беда! Кавалерия, — вскричал один из казаков, увидев из-за клубов густого дыма скачущих на них в атаку конных всадников.
— И что, ты коней не видел? Взять их в пулемёты!
Казаки залегли, выдвинув вперёд ручные пулемёты и, подпустив кавалерию поближе, ударили пулемётными очередями. Три сотни отлично вооружённых, то ли казаков, то ли обычных бандитов, кинжальным огнём ссаживали наземь всадников, опрокидывали коней, дико ржавших и бивших копытами в смертной муке, разрывали жаркий влажный воздух диким жужжанием и свистом шальных пуль.
 
Бенгальцы не ожидали такого отпора и, не успев развернуть коней, продолжая мчаться навстречу смерти, погибая под пулями. Наконец, поняв, что так они не выиграют, всадники стали разворачивать коней. Но время было упущено, и их продолжали уничтожать пулемётным огнём, стреляя уже теперь в спины.
Пулемётов, как и патронов к ним, у казаков было много, и весь третий кавалерийский отряд прекратил своё существование, распавшись на отдельные кучки тех, кто смог спастись, но казаков уже обнаружили и положение дел для них стремительно ухудшалось.