Личики. Темные сказки
– Мааамааа!
Но мама не слышит её – сидит в телефоне, инстаграм лайкает.
А Маша всё быстрее разгоняется. И труба гудит, как пароход, оттого, что Маша быстро по ней едет:
уууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу
Закрыла Маша глазки, лежит, открыть боится.
Вдруг слышит – музыка играет красивая. Она эту песню уже слышала. Это папина песня любимая!
Приоткрыла Маша глазки – а впереди синеет что-то, блестит.
И вдруг – баааааам!
Это Маша из трубы в водичку тёплую упала. Лежит под водой, не двигается, из водички на небо летнее смотрит, папину песню слушает. А на небе солнышко яркое.
Этим летом они с папой в Волноград ездили и там в бассейн тоже ходили. Вот было здорово!
Смотрит Маша – а она опять в том бассейне. И лето, и папа весёлый стоит в мокрых шортах и кричит ей, и смеётся:
– Класс, Машк! Классно было?
А пароход на реке гудит:
БУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ
Маша сначала не поняла, глядит из-под воды, а потом смотрит – папка! Да это же папка! Вот классно! Папка, папка, миленький! И Маша вынырнула и как на папу набросилась – и давай целовать, обнимать да гладить.
– Папка! – кричит Маша.
– Машка! – кричит папа, хватает её и подбрасывает до самого неба.
Потом они ещё в бассейне поплавали. Брызгались и в прятки играли. А папа песню свою пел. И Маша ему подпевала. А ещё папа Машку на ручках держал, а она плавала.
Маша так смеялась, что ей какать захотелось. Она и говорит папе:
– Пап, я щас обкакаюсь.
И они засмеялись вдвоём.
– Пойдём мороженое есть, – говорит папа.
– Пойдём!
И пошли.
Вот идут они по пляжу, где они летом в Волнограде купались. Только сейчас тут нет никого. Одни волны шипят у берега:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
– Пап, – говорит Маша, – а куда все делись?
А папа молчит. Смотрит Маша, а он ей подмигивает так хитро. И хихикает над чем-то.
Хи-хи.
Хи-хи-хи.
Хи-хи-хи-хи.
Но Маше не смешно совсем.
– Это не смешно, – говорит Маша.
А волны всё громче шипят:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
А папа ей снова подмигивает, а потом отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается.
– Пап, – говорит Маша, – ты чего?
И вдруг папа шепчет ей еле слышно:
– Смотри.
Смотрит Маша, а за спиной у папы – тени. Тени на песке ползают и шипят, как змеи.
А Маша сначала думала, что это волны…
– Пап, мне страшно, – говорит Маша.
А папа палец к губам подносит:
тщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщ
Это значит – тихо, Маша.
Тихо.
Глядь – а они уже у киоска стоят. А тени – у них за спиной.
– Нам два мороженых, – шепчет папа.
Смотрит Маша, а у продавца
только половина лица.
А другой половины
нет и в помине.
И пошли они с папой с мороженым в парк.
А тени у киоска стоять остались. Наверное, тоже мороженое захотели.
Маша думает: «Отстали наконец-то». И забыла про тени.
Сели они в летнем парке. В парке музыка играет, люди гуляют, аттракционы ещё работают. Вечер уже.
Хорошо!
Открыл папа себе мороженое, а оно – чёрное.
Как окно в новом Машином доме.
Хочет Маша своё мороженое открыть. А оно никак не открывается.
– Пап, открой, – говорит Маша.
Но папа не слышит, всё лижет своё мороженое и лижет. Всё лижет и лижет, и язык у него тоже чёрным становится, а за языком – и зубы, и рот, и лицо, и шея, и тело, и руки, и ноги…
А Маша и зубами обёртку кусает, и ногтями разодрать пытается – никак мороженое открыть не может.
– Пааап, – хнычет Маша. – Ну, паааап… Ну, открой.
Вдруг чувствует Маша – музыка стихла и холодно стало вокруг. Смотрит Маша, а возле лавочки тени столпились и смотрят на неё молча.
Хочет она папу позвать, смотрит – а папа тоже в тень превратился.
Встала Маша с лавочки, положила мороженое, пошла на пляж – обратно к трубе. Идёт Маша по пляжу, а тени за нею.
И вот она идёт и идёт. А теней всё больше и больше. И так их много уже, что всё, что сзади Маши, – гаснет и навсегда исчезает.
Смотрит Маша, а труба уже близко. Но теперь она ещё выше стала. До пятьдесят девятого этажа!
Вдруг Машиной ручке горячо стало. Смотрит – а это тень схватила её за руку и в глаза Маше смотрит.
Задрожала Маша от холода, побежала к трубе, запрыгнула на паутинку, лезет.
Ползёт Маша, ползёт к трубе. И никак доползти не может. А тени внизу всё так и стоят. Но Маша ползёт и ползёт. А труба всё не приближается.
Тут мама Маши крикнула:
– Маш, пойдём.
Смотрит Маша, а мама встала со скамейки и домой пошла.
А ветерок всё фьюююю… фьюююю…
Маша спрыгнула с паутинок и за мамой послушно пошла.
Во всём огромном ЖК только одно окошко горит. Это новый папа с работы пришёл. Сел возле телика, ноги волосатые задрал и банкой пива как:
