Нечаянный тамплиер (СИ)

Солнце уже стояло достаточно высоко в ясном небе и сильно припекало. Григорий и без того постоянно потел под гамбезоном, а, прижимая к себе Адельгейду, ему делалось совсем жарко и хотелось раздеться. Но, он отчетливо понимал, что раздеваться никак нельзя. Он вспомнил, как носил бронежилет и каску на такой же жаре еще в Афганистане. Там ему, как командиру взвода разведчиков, тоже приходилось таскаться пешком по жаркой местности и по горам, где техника пройти не могла. А имущество, оружие и боеприпасы он и его бойцы тащили на собственных спинах. Если удавалось раздобыть лошадь, то это считались тогда просто роскошью. Ее нагружали и вели за собой по горным тропам, но почти никогда не ехали верхом. Кольчуге, конечно, было далеко до бронежилета по прочности, но, тем не менее, она могла защитить от стрелы на излете, как и от не слишком сильных колюще-режущих ударов. Белый тамплиерский плащ прикрывал спину и круп коня от солнца. А шлем в виде железной шляпы оказался довольно удобным в дороге тем, что его поля создавали хоть какую-то тень, падающую на лицо.
Чтобы шлем не нагревался, Григорий повязал на него сверху белую тряпку, найденную в собственных седельных сумках. Он видел на каких-то старинных гравюрах, что рыцари применяли подобные «чехлы», обматывая шлемы какими-то накидками. Родимцев помнил, что именно от таких железных шляп, как у него, произошел знаменитый испанский шлем морион с гребнем. Правда, с четырнадцатого века подобные шлемы носили, в основном, пехотинцы. Его же боевая шляпа гребня не имела и походила, скорее, на немецкий айзенхут. Она неплохо защищала от ударов сверху, как он уже и сам убедился.
Чтобы солнце не напекло голову и девочке, Григорий кое-как уговорил ее накинуть капюшон от монашеской рясы. Еще он время от времени заставлял Адельгейду отхлебывать нагревшуюся воду из бурдюка, взятого с собой, чтобы она не получила тепловой удар. Потому что нельзя было допустить обезвоживание организма на такой жаре. Гриша знал, что в столь жарком климате взрослому человеку рекомендуется выпивать в сутки не менее пары литров жидкости, а ребенку — чуть поменьше.
По дороге Родимцев постоянно осматривался, опасаясь попасть в какую-нибудь засаду, опытным взглядом военного разведчика он замечал места, где врагам было бы удобно установить пулеметы, или даже арбалеты, чтобы простреливать тропу. Но, никаких пулеметов тут, к счастью, не имелось, мины тоже еще не изобрели, и им с Адельгейдой пока везло. Они успешно преодолели подъем по краю отрога, и к полудню впереди показался невысокий перевал. Там, судя по примитивной карте, кое-как нарисованной Дюрфором гусиным пером, находился постоялый двор. Едва завидев постройку, Григорий спешился и повел лошадей за собой. Снаружи людей не виднелось. Зато у тропы, которая в этом месте расширялась, лежал вниз лицом чей-то несвежий труп, раздутый и поклеванный воронами.
Адельгейда вздрогнула. Она вспомнила, что однажды уже проезжала здесь. Когда ее спас из лап сарацин, торгующих рабами, посол тевтонского ордена, пожилой рыцарь Вильгельм фон Гетцендорф. Посол проезжал со своей свитой в сторону той самой злосчастной долины, в которой жили люди ее народа. Гетцендорф просто выкупил девочку у работорговцев за золото. Она видела, как он отсчитывал несколько золотых монет бородатому караванщику, который был достаточно добр к ней, потому что не насиловал ее и не калечил, как других христианских девочек, угнанных в рабство. Скорее всего, он просто рассчитывал продать Адельгейду подороже, не каждый же день торговцу людьми попадается дочка барона.
Тевтонский посол старался договориться, чтобы сарацины оставили немецкое поселение в долине в покое, и дали возможность проживать немцам дальше на этом месте, просто выплачивая налоги не христианским правителям, а мусульманским. Но, что-то пошло не так. Сарацины разозлились и убили всех жителей, зарезав всех мужчин и некрасивых женщин, а красивых девушек и детей угнав в рабство. Самого посла, который защищал людей до последнего, распяли на кресте. Ей же чудом удалось вырваться, получив удар от охранника саблей по лицу.
 
Она потеряла сознание, а крови из ее раны на лице натекло очень много, и Адельгейду сочли мертвой. Она не знала, сколько пролежала там, но когда пришла в себя, то в маленькой долине остались одни трупы. Сарацины ушли, но она очень боялась, что они вернутся. Потому она спряталась в нору под мельницей и просидела там вместе с крысами, боясь высунуться наружу непонятно сколько времени. Пока, как ей казалось, не сошла с ума от боли и страха. Адельгейда даже плохо помнила момент, когда ее спасли тамплиеры. И она до сих пор не могла до конца прийти в себя. Ведь все эти ужасы и еще многие другие, которые произошли с ней до этого, стояли у девочки перед глазами.
Внутри маленького постоялого двора кто-то находился. Во всяком случае, там стояли четыре лошади, на попоне одной из которых Григорий разглядел крест. Потому он принял решение немного отдохнуть. Тем более, что подъем дался ему не слишком легко. Под гамбезоном все тело взмокло от пота, а стальная шляпа, несмотря на тряпку, намотанную сверху, так нагрелась, что грозила тепловым ударом. Да и поесть им не мешало бы. Хотя в седельные сумки, которые капеллан распорядился повесить на пегую лошадку, сержанты и положили что-то из еды, вроде арабских лепешек и вяленой конины, обедать всухомятку Григорию совсем не хотелось.
Отправляясь из замка Тарбурон, Григорий думал, что на дорогу ему выдадут какие-нибудь командировочные. Но, с деньгами для простых братьев все обстояло слишком скромно. Они должны были оправдывать название ордена бедных рыцарей, побираясь в пути. Ведь Господь все, что нужно, пошлет, а если не пошлет, значит, оно и не очень-то нужно. И никакие деньги им не выдавались. Существовало распоряжение магистра о том, что если после смерти у брата-рыцаря в вещах найдут деньги, то хоронить его станут за пределами кладбища, как самого нищего и безродного. Потому братья-рыцари были беднее даже сержантов, которым орден исправно выплачивал жалование.
Зато при поступлении в орден рыцарь дарил ему все свое имущество, отчего орденская верхушка богатела неимоверно. А еще по всей Европе постоянно в пользу ордена собирались немалые пожертвования, которые тоже никак не доходили до простых братьев. Хотя орден тамплиеров и считался самым богатым, орденское руководство обеспечивало своих рыцарей едой, кровом, конями, амуницией и вооружением, но только не деньгами. Все это напоминало Грише какую-то секту. «Впрочем, а что такое монашеский орден, как не узаконенная секта?» — подумал он.
У Грегора Рокбюрна имелись всего две серебряные монеты, тщательно припрятанные на дне седельной сумки под бельем. Григорий вынужденно вытащил их и сунул в маленький кармашек, нашитый на обратной стороне орденского сюрко. Спустив девочку на землю с седла, он привязал лошадей в тени под навесом у коновязи. Но, конюха нигде видно не было.
Когда они вошли на веранду трактира, расположенного на первом этаже каменного двухэтажного здания, там сидели четверо воинов. По виду двое были мирскими рыцарями, а двое других — их оруженосцами. Почему эти люди с крестами на одеждах пустились в опасное путешествие по землям, формально занятым неприятелем, а на самом деле пустым и разоренным, Григорию еще только предстояло выяснить. Но, он не видел врагов в этих людях. Во всяком случае, кресты на их одеждах говорили об этом. Потому, держа девочку за руку, он смело подошел к стойке полноватого немолодого трактирщика.
— Эй, тамплиер, чего ты здесь ищешь? — неучтиво окликнул Григория один из сидящих, который выглядел постарше остальных, здоровый седоватый мужик лет сорока.
— Еду ищу, — коротко бросил Грегор.
— Здесь милостыню не подают, — сообщил спутник седого, рыцарь лет тридцати пяти.
— Я и не прошу, — сказал Грегор.
Он вытащил один из серебряных кругляшей и положил перед трактирщиком.
— Уходили бы вы отсюда, мессир. Видите, мои гости сильно пьяны, — шепотом поведал хозяин заведения.