Средневековые битвы (СИ)
Во вторую очередь, но не по важности, это сипахи. Это костяк войска, и в первом приближении — полный аналог европейского рыцаря, или кованого латника Руси. Но при ближайшем рассмотрении всплывает много различий чисто социального свойства. Если феодал европы это судья, следственный комитет, армия и полиция в одном флаконе, то тимарид (это я придумал от их владения, сипахи тоже получали доход с земельного участка с крестьянами, торговых рядов, мельниц или ещё какого-либо предприятия — тимара ) больше похож на сплав муниципального депутата и омона. Да, феодализм, он оказывается действительно возникал во многих местах, но очень по разному.
И наконец пехота. Акынджи́.
И это, вроде как иррегулярная пехота. Ополчение. Акынджи были основной боевой единицей. Отталкиваясь от своего эмпирического опыта, я бы не воспринимал их как серьезную и устойчивую боевую силу. Но в битве они показали себя неожиданно не плохо.
Ход битвы.
Дадим слово Дельбруку (в скобках мои комментарии):
Крестоносцы по пути занимали болгарские города в уверенности, что этим привлекут султана Баязета с армией и смогут дать ему желанный решительный бой. Только Никополь упорно защищался, и даже 16 дней спустя крестоносцы еще не овладели им, когда получено было сообщение о приближении войска в помощь осажденному городу.
Баязет стоял под Константинополем, когда узнал о приближении крестоносцев. Вечером 24 сентября он разбил свой лагерь всего в 5 или 6 км от армии христиан. Последние стояли внизу в долине Дуная перед городом, турки же стояли на волнистой местности, возвышавшейся к юго-востоку над речной долиной, ограниченной справа и слева крутыми откосами.
(Обратите внимание, все это мы увидим потом в Бургундских Войнах. Пешая армия совершает неожиданные, «молниеносные» переходы, заставляя феодальные войска принимать бой в невыгодных условиях)
Неожиданное появление турок сразу же поставило армию христиан в очень плохое положение. Если бы в их распоряжении был хотя бы один день, то они двинулись бы навстречу туркам в открытую равнину; теперь же пришлось на виду неприятеля подниматься из долины, откуда ложбина вела на плоскогорье. Правда, осаду города сняли в этот же день, так как поступило несколько сообщений о приближении армии на помощь осажденному городу, но все же не предполагали ее настолько близко, чтобы немедленно начать наступление. Лишь ночью Сигизмунд отправился к французам, чтобы сговориться с ними о наступлении и о плане сражения. Во время этих переговоров, по-видимому, больше всего спорили о том, кому предоставить честь завязки боя; возможно, за этим спором об этикете скрывался вопрос о тактике. Если Сигизмунд желал, чтобы во главе наступавших стояли его венгры, то при этом он имел в виду не столько вопросы чести, сколько вооружения. Венгры издавна были конными лучниками, т. е. больше всего годились для начала сражения. Французы, однако, настаивали и добились того, чтобы первыми завязать бой.
(И вот опять феодальная вольница. Казалось бы, Сигизмунд оказался достаточно хорош для короля, и не один раз. Но для того, чтобы банально отдать приказ, у него недостаточно авторитета)
Одни за другими поднимались через ложбину на плоскогорье различные контингенты и национальности крестоносцев. Янычары ожидали их на позиции, защищенной и укрепленной легким палисадом, — точное подобие позиции английских стрелков при Азенкуре. Не исключена возможность того, что англичане прямо подражали янычарам; английские рыцари также принимали участие в этом сражении и были свидетелями успеха турок.
(Тут Дельбрюк упоминает янычар, но сейчас историки несколько наработали материал, и все больше склоняются к тому, что рыцарей остановили именно акынджи)
В остальном же это сражение имеет больше сходства с Кресси, чем с Азенкуром. Турецкие лучники занимали выгодную оборонительную позицию, а христиане дали себя спровоцировать на атаку этой позиции не сомкнутой массой, а разрозненными отрядами. Вдобавок Баязет приказал всадникам рассыпаться впереди янычар, а сам во главе сипаев спрятался за холмом. Когда французы достигли плоскогорья и увидали немногочисленную турецкую конницу, а за нею пехоту, их нельзя было уже сдержать, и они бросились на противника; может быть, они думали, что вообще этим исчерпывается армия турок, а может быть полагали, что застигли противника на марше. Тщетно Сигизмунд приказывал им обождать прибытия всей армии.
(И действительно, сходство с Кресси поразительное)
Французские рыцари с легкостью погнали турецкую конницу; последняя завлекала их на расстояние досягаемости выстрелов янычар, а после того как всадники и лошади понесли урон от стрел на холме, появился падишах во главе сипаев и обрушился на заносчивых французских рыцарей. Нужно полагать, что справа и слева от янычар было оставлено пространство, где сипаи могли бы атаковать, не топча в то же время своих собственных лучников. Они имели большое численное превосходство над французами, напали на них одновременно со всех сторон и вскоре совсем окружили. Когда явился Сигизмунд с венграми, германцами и другими войсками, то с французами было уже покончено, а еще через некоторое время победа турок над крестоносцами была окончательно завершена.
Спасибо Дельбрюку. От себя добавлю — для христианской европы это поражение оказалось настолько серьезным, что с тех пор против турок не случилось ни одного крестового похода. Зато против христиан — великое множество. На самом деле Европе реально повезло, что Баязида отвлекли дела с Тимуром, думаю под впечатлением турецкой мощи, у османов были не иллюзорные шансы превратить большую часть Западной Европы в свои провинции. И все говорили бы сейчас на тюркском, как казахи и азербайджанцы.
Европейцы конечно напридумывали себе страшных пеших янычар, которых воспитывают как спартанцев, только злее, и оттого они такие непробиваемые. Но по факту, просто на востоке обнаружились весьма годные пешие армии, способные держать удар рыцарей. И именно это и ужаснуло феодалов Европы.
А теперь я хочу вспомнить человека, про которого вы наверняка забыли.
Его звали Иоганн Шильтбергер (Не путать с Шикльгрубером). Это баварский оруженосец которому было 16 лет. Он сопровождал своего сеньора, рыцаря Леонгарда фон Рихардингера, и вместе с ним и под командой бургундского наследника Жана де Невера и короля Венгрии Сигизмунда Люксембургского принял участие в битве под Никополем (25 сентября 1396 г.)
Так вот, Иоганн оставил после себя мемуары, что для неграмотного в своей массе рыцарства уже достижение. Но что еще лучше, они до нас дошли в отоносительно хорошей сохранности.
Так давайте же дадим слово (далее цитирую Куркина А. В. https://vk.com/club21105920):
«Король тогда хотел привести войско в боевой порядок и поэтому согласился на предложение герцога валахского [т. е. Мирчи Старого– А. К.], чтобы он мог первым напасть на неприятеля. Однако герцог Бургундский [имеется в виду Жан де Невер — А. К.], услышав это, не пожелал уступить эту честь ему или кому-либо другому и потребовал, чтобы ему было позволено напасть первому ради того, что он прибыл с шестью тысячами воинов из столь отдаленного края и издержал так много денег во время своего перехода».
Как мы знаем, переломным моментом сражения при Никополе стал разгром франко-бургундского отряда перед позициями султана Баязида.
Пока часть турецкого войска добивала последних франко-бургундских бойцов, восстановившая боевой порядок пехота янычар и отряды акынджей сошлись в жарком бою с баталией Сигизмунда и немецких графов. Вот как описал этот момент сражения Иоганн Шильтбергер:
«Король же, узнав о нападении герцога [т. е. Жана Неверского — А. К.], собрав оставшееся войско, в свою очередь напал на противостоявший ему 12-тысячный корпус [турецкой] пехоты, которая вся была растоптана и уничтожена. В этой стычке господин мой Леонгард Рихардингер был сброшен со своей лошади выстрелом. Увидев это, я, Иоганн Шильтбергер, подъезжал к нему и помог ему сесть на мою лошадь, а сам сел на другую, принадлежавшую турку, и поехал обратно к другим всадникам».