Орудия войны (СИ)
— Перед началом марша в район сосредоточения мы совершим массовое изъятие установленной агентуры противника. А также заблаговременно выдвинем в район разъезда Девятая верста разведывательную и саперную команды полка с одной пехотной ротой. Они подорвут железнодорожный мост через реку Иловай в день начала операции.
— Вон оно что! Ты под самое Никольское сперва выйти хочешь? – посмотрел на Князева Михаил Егорович.
— Да! Ну чтобы сей же день Аглая со своими выходила в Спасское и там сидели до начала.
— Я вот покамест не слыхал за токмаковские силы, – поменял тему Егорыч.
— Как мы с квартир подымемся на марш, Токмакову надо ударить по охране в селах вдоль Челновой. Надобно стянуть туда казаков из-под Лысой Горы и Верятино. Может, туда и летучий отряд свою команду пошлет.
— Ох ты! А Токмакову не крутовато придется? Он, значит, все на себя возьмет, а ты тем временем займешь пустую Сосновку да Верятино, – вскинулся Егорыч.
— Дак не будут они пустыми! От нас большого наступления не ждут. Две сотни из Лысой Горы, да из Верятино дай Бог одну отрядят. Токмакову их против себя надо сутки продержать, не боле. Чтобы они в эти сутки на север не глядели. А как я ударю, они все в Тамбов побегут, вот увидишь, потому как бояться будут, чтобы Токмаков их не отрезал. Нас попросту больше в любом месте будет, вдвое, а то и втрое против ихнего, – повышая голос, привстал с места Князев.
— Да и патронов у Токмакова аккурат вдвое поменьше твоего! Уселся тут перед Моршанском, все себе сметаешь, что твой кулак, дальше тебя жменя лишняя не проскочит! – заорал Егорыч.
Саша на секунду крепко зажмурилась. Она надеялась, хотя бы сейчас, при Князеве, обойдется без этого. Нет, не обошлось, не обходилось никогда. Жакерия, повстанческая армия, вчерашняя вольница, где вместо цепочек командования – зыбкая система авторитетов, договоренностей и личных связей. Вечные претензии, обиды, ссоры… кто кому приходится сватом или кумом, кто у кого свел корову или испортил девку — хоть бы и несколько поколений назад. На каждый доставленный сюда ящик патронов немедленно начинали претендовать сразу несколько отрядов, а при распределении боевых задач всякий считал, что его руками будут жар загребать. Бывало, что и до поножовщины доходило.
Местные непрерывно собачились с пришлыми и друг с другом. Пришлые не доверяли местным, подозревая их в намерении вступить с противником в сговор — ведь им еще было что терять. На самом деле Саша знала, что с каждым днем все больше крестьян переходит в безысходное состояние — когда не дожить до весны и не отсеяться. Отчаяние ведет их на бой, в котором, они знают, им не победить. Но даже это не может прекратить старые склоки и предотвратить новые.
Как же она устала.
— А где главком сказал, там и уселся! — не остался в долгу Князев. — А за Сосновку ни черта не перевезешь, потому как вдоль дороги летучие с охранкой! А по Челновой — казаки! Сам, чай, сюда добирался не в мягком вагоне!
— Товарищи, перед силами Токмакова не ставится решительных задач по разгрому противника или занятию каких-либо рубежей, — Белоусов говорил подчеркнуто спокойно, пытаясь разрядить обстановку. — Если неприятель окажется слишком силен, они могут отходить. Их задача отвлекающая, именно с учетом трудностей с боеприпасами.
Михаил Егорыч посмотрел на него, потом на Князева:
— Ладно, собачиться поздно. Давай бумаги для главкома Антонова.
— Михалыч через час пакет подготовит, – успокаиваясь, ответил Князев.
— Командиры рот и делегаты отрядов ко мне, – обратился Белоусов к младшим командирам. Он выставил на стол лукошко, из которого выложил одни за другими с полдюжины дешевых карманных часов. – За получение расписываемся вот тут. Затем по одному уясняем свою боевую задачу. Давай, Лекса, с тебя начнем…
Глава 18
Командир второй роты пятьдесят первого полка РККА Алексей Егоров (Лекса)
Октябрь 1919 года
Станцию Сосновка взяли на кураже да большой кровью, своей и чужой. Огэпэшники, вооруженные до зубов, бежать не стали, пощады не просили и не получали. Хорошо, что оставалась их в Сосновке едва сотня. Остальные ушли вверх по Челновой, на выручку тем, по кому вчерашним утром ударил Антонов.
Вторая рота Лексы в этом штурме участия не принимала, оставалась в резерве. Для нее и соединенного с ней отряда Силантьева была другая боевая задача: дойти до села Кулеватово, охрану разбить, село занять и, послав гонца к комполка, держать, сколько будет приказано — для первости сутки.
После часовой передышки полк, построившись колоннами поротно, под началом Князева вышел на дорогу в сторону Верятина. Лекса во главе своих бойцов и отряда Ильи Силантьева опять шел позади всех. Как только на околице села занялась перестрелка головной заставы с казаками, а роты, рассыпаясь на взводные колонны, двинулись на рубеж атаки, Лекса скомандовал:
— Стой! — и добавил, открыв крышку карманных часов: – Десять минут перекур!
Илюха Силантьев, из молодого сельского учителя превратившийся на германской в циничного пехотного прапорщика, подъехал, наклонился к шее коня и высказал хоть и ровным голосом, а так, чтобы многие услышали:
— Долговато простоим! И пяти довольно будет. Слышишь, как началось!
Илья был в общем-то парнем неплохим, но со склонностью к лихачеству, зряшнему форсу и, что особенно скверно – привычкой на все высказывать свое мнение, уместно оно или нет. Его не на шутку уязвило, что он должен подчиняться Лексе — ведь в отряде Илюхи бойцов было чуть не вдвое больше, хоть и вооружены они были похуже князевских полковых. Вот и сейчас он, в отглаженном полевом мундире, перехваченном ремнями плечевой портупеи, вынув правую ногу из стремени и положив ее голенищем на переднюю луку седла, насмешливо смотрел с высоты, ожидая, чем ответит ротный.
— Илюха, а ты съезди до хвоста, подгони своих. Ведь как пить дать растянулись. Так что пока подтянутся, ребята хоть постоят да покурят, – тихо посоветовал Лекса.
Отсчитав по циферблату положенное время, ротный повел весь отряд лесом вдоль берега Челновой. Обогнули окраину села, за которое уже вовсю шел бой. Еще семь с лишним верст по бездорожью надо было пройти, чтобы выйти к тому месту, где Челновая впадает в Цну. Между этими реками большое село Кулеватово седлает и водный путь, и тракт от Тамбова на Моршанск. Да вот только гладко было на бумаге… Три часа спустя отряд вышел на околицу Кулеватова и был встречен сильным ружейно-пулеметным огнем. Казаки, а это были именно они, стреляли пачками — видать, в достатке имели патронов!
Повстанцы не успели толком развернуться в цепь, вместо того ринулись назад, под прикрытие леса, оставляя на опушке убитых и раненых.
Лекса замер на секунду, хватая ртом воздух, соображая, что бы сделал Князев в такой ситуации.
— А ну стоять, черти! — заорал Лекса что было мочи. — Залегли у опушки! Стоя-а-ать, кому сказано! Рассеяться — верная смерть, перебьют по одному!
Ротный едва не сорвал голос и сам еле успел упасть, пуля разнесла ствол березы в двух пядях от его левого плеча. Скомандовал взводным отвечать редким огнем, по одному в отделениях. Срезанные пулями листья и ветки сыпались на спины. От попаданий в стволы деревьев летела щепа. В лесной сырости повис запах свежей стружки, крови и порохового дыма.
Неглубокий овражек, из которого Лекса, осторожно выглядывая, силился сквозь подлесок хоть что-то рассмотреть на окраине села, оказался тесноват, когда туда же ввалился на четвереньках Илья Силантьев. Предупреждая его тираду, Лекса предложил:
— А ну давай за мной ползком на опушку. Отсюда ни черта не разглядеть!
Выбрались и, устроившись в раскидистом кусте, попытались оценить обстановку. Казаки быстро потеряли охоту палить без передышки по невидимому противнику, но зная, что до того от силы две сотни аршин, перешли на отборную, самую похабную брань. На редкие выстрелы повстанцев отвечали дюжиной своих. Насколько хватало глаз, вправо и влево по околице, за заборами, завалинками, поленницами, в окнах домов мелькали синие с красным околышем фуражки донцев. Иные, что подурнее, выскакивали из-за укрытия в полный рост и, отмерив руку по локоть, орали что-то особенно, на их взгляд, оригинальное.