Мое не мое тело. Пленница (СИ)

И ворота с калиткой. Самые обычные, из листового металла.
Во дворе казалось пусто, но я не решалась выйти — слишком рискованно. Небо начинало сереть, и я решилась дождаться ночи, надеясь, что виссараты не станут вновь обыскивать подвал.
  
Глава 4
 
Ночь преподнесла свои сюрпризы. Едва сгустились сумерки, моргнули прожекторы, и двор со всех сторон залило резким холодным светом, от которого резало глаза. Это все осложняло.
 Чтобы добраться до ворот, мне нужно было пересечь освещенное пространство. В два приема. Примерно посередине я могла спрятаться за кучей сваленного железа. Но оставалось надеяться лишь на то, что ворота окажутся не запертыми. Хотя это было бы странным. Впрочем, как и отсутствие охраны. Даже я понимала, что территорию нужно контролировать. Я посмотрела по крышам, но и там не заметила ничего настораживающего. На первый взгляд, дозорных не было. Все это должно было бы обнадеживать, но казалось слишком подозрительным. Слишком просто. Будто нарочно…
Как бы то ни было, я не могла прятаться здесь вечно. Я в последний раз бегло осмотрелась, набрала в легкие побольше воздуха и побежала в сторону свалки. Несколько безумных секунд, несколько болезненных ударов сердца, и я замерла у груды старого металла. Прислушалась, внимательно оглядываясь в кромки крыш. Ни звуков, ни движения. Неужели никого?.. Меня захлестывала преждевременная радость. Я уже буквально видела, как бегу прочь, оглядываюсь, замечая, как завод постепенно отдаляется.
Я собралась для очередного рывка, достигла ворот и вжалась в угол, стараясь стать как можно меньше. Потянулась к ржавому засову на калитке. Он поддался с предательским скрежетом. Железо запело, загудело, как варварский музыкальный инструмент. Дверца отошла Я снова огляделась и нырнула в образовавшуюся щель.
Я бежала со всех ног, не оглядываясь. Впереди виднелось мутное очертание кустов или земляной насыпи. Добраться туда — и можно будет перевести дух. Вдруг позади раздался плотный рассекающий свист. Полыхнуло красным. Мои щиколотки стянуло в долю секунды. Я уже знала, что это — прицельное лассо. Я рухнула на землю, едва успевая выставить руки. Меня дернуло, провозя по земле назад. Холодея, я повернула голову. Надо мной возвышался карнех Нордер-Галь.
Я не видела его лица. Луна висела прямо за спиной карнеха, заливая пустошь бледным светом. Может, оно и к лучшему. Что я хотела увидеть? Сострадание? Виссараты не способны на сострадание. Так говорят. Впрочем, у меня было достаточно времени, чтобы убедиться в этом. Они никого не жалели. Им было плевать на наш страх, на наши слезы, на наши крики. Порой казалось, что они наслаждались ими. Они убивали не дрогнув.
Кажется, это конец.
Карнех вновь дернул лассо, светящееся в темноте красной змеей. Меня провезло по земле, платье задралось. Камни и ветки царапали тело. Хотелось кричать, но я онемела. Ослабла от внезапного поражения. Будто что-то вытрясли из меня. Что-то, что не давало раскисать. Кажется, это была надежда…
Нордер-Галь наклонился, цепкая шестипалая рука сгребла ворот платья, и я в мгновение ока оказалась на плече виссарата. Металлический наплечник врезался в живот. Казалось, я вот-вот упаду вниз головой. Я отчаянно хваталась за край кителя, стараясь удержаться. Но это было инстинктом. Я должна бы была вырываться, кричать. Но я онемела, задеревенела, и отчаянно боялась при падении с высоты его роста свернуть себе шею. Рука мертвой хваткой впилась в мое бедро, в голую плоть. Жгла раскаленным железом, давила свинцовой тяжестью. Казалось, если карнех стиснет пальцы — треснет кость, сломается, как сухой прут.
От него пахло кожей, металлом. И чем-то острым и терпким, что пробиралось в самое нутро, проникало в поры. Как яд. Это ощущение привело в оцепенение. Наверное, так цепенеет жертва, оказавшись перед хищником. Я чувствовала его силу. Она будто распространялась аурой, вынуждая ощутить себя беспомощной, слабой.
Я по-прежнему цеплялась за край кителя, оглядывалась. Куда он меня несет? Что сделает? В голову приходило только одно: меня снова засунут в черный ящик, и живой я оттуда больше не выйду. Я лихорадочно вспоминала все, что слышала, но эти жалкие крупицы не собирались воедино. Я по-прежнему ничего не понимала. Зорон-Ат называл меня лучшим экземпляром. Говорил, что есть вероятность, что я выживу. Казалось, это давало надежду, но неумолимо представлялось приговором. Они не знали, смогу ли я выжить. Это лишь вероятность… Вероятность. И что-то про девственность… И здесь я тоже не могла понять, что именно играло в мою пользу.
 
Когда я заметила, что Нордер-Галь поднимается по трапу, внутри все оборвалось. Я видела их ужасные корабли лишь издали. Черные, плоские, с вереницами округлых крыльев по бокам, похожих на странные ножки отвратительного насекомого или простейшего. Они волнообразно двигались при полете. Корабли напоминали огромных живых существ с собственным разумом, и это вселяло еще больший ужас.
Ночь сменилась светом коридора. Желтым, приглушенным. Я уже не цеплялась за китель, просто озиралась, не помня себя от ужаса. В заводских корпусах казалось безопаснее, несмотря ни на что. Там я все равно была на своей территории. Теперь у меня выбивали почву из-под ног.
Карнех остановился. Раздалось шипение, похожее на звук огромного гидравлического доводчика, будто чрез сопротивление. Нордер-Галь сделал еще несколько шагов, и я почувствовала, что падаю. Он скинул меня на пол, на белый холодный металл.
Я рухнула на спину, приподнялась на руках и инстинктивно отползла, не отрывая глаз от виссарата, от острого резкого лица. Его зрачки сузились до крошечных черных точек, глаза стали пугающими, совсем не человеческими. Я смотрела, замерев, будто под действием чар.
— Ты хотела сбежать, Тарис? От меня?
Казалось, он способен убить словами. Они вылетали, как пули, рикошетили от металла, рассыпались со звоном битого стекла. Острые смертельные осколки.
Внутри все сжималось, как тельце потревоженной улитки. Я молчала. Лишь сглотнула пересохшим горлом и еще немного отползла назад. Но карнех наступал:
— Зорон-Ат не сказал, что ты дура.
Я снова молчала. Да ему и не нужны были ответы. Я видела, как пульсирует налитая вена на его виске. Нордер-Галь достал из-за пояса свернутое лассо с короткой полированной рукоятью и покручивал в пальцах. А у меня внутри все обрывалось. Я лежала на полу сломанной куклой и единственное, на что хватало сил — это моргать. Я мысленно сжалась, готовясь к удару.
Карнех наклонился, смотанное упругое лассо уперлось мне под подбородок:
— Ты можешь обмануть моих солдат, но не меня. Никто не смеет обманывать меня, Тарис.
Звучало, как имя. Кажется, он дал мне кличку. Как домашнему животному. Внутри заклокотало. Вопреки здравому смыслу, чувству самосохранения:
— У меня есть имя. Меня зовут…
— … мне плевать на твое имя. — Его глаза были совсем близко. Крошечные черные точки в почти бесцветной радужке, обведенной темной серой линией. Мне показалось, она переливается перламутром.  — Тебя зовут Тарис. На ушедшем языке это значит «никто». Мне плевать, кто ты и откуда. — Обжигающая ладонь легла на мое колено, скользнула на бедро, задирая платье, стиснула до боли, будто он ставил клеймо. — Ты моя до тех пор, пока я этого хочу. Мне нравится это тело. Благодари его и наир. И учись мне угождать — это главное. Иначе за дело возьмется Зорон-Ат.
На мгновение что-то дрогнуло в его лице. Зрачки на долю секунды расширились, сливаясь, но тут же вновь превратились в жалящие черные точки. Ноздри дрогнули, послышался глубокий шумный вздох. Он ловил воздух, с наслаждением запускал в себя и выдыхал. А меня морозило. Я смотрела в его глаза, как завороженная. Если бы прямо сейчас карнех достал нож, чтобы перерезать мне горло, я бы не шелохнулась.
Нордер-Галь положи руку мне на затылок, зажал волосы. Его лицо было совсем близко. Шершавая щека коснулась моей щеки. Я слышала дыхание, чувствовала запах, который пробирался под кожу, заставляя цепенеть.