Мое не мое тело. Пленница (СИ)

— Нордер-Галь — мой карнех. Я не имею права обсуждать его личность. Это противоречит уставу.
Я старалась изобразить сожаление, щенячий взгляд:
— А мы никому не скажем. Обещаю, он не узнает.
Пруст не попался. Покачал головой:
— Я не стану обсуждать своего карнеха, даже не проси.
Я кивнула. Что ж, это делало мальчишке честь. Я на мгновение даже зауважала его за такой ответ. Чем бы он ни руководствовался.
— Жаль. Я хотела бы знать какие-то простые вещи. Что он любит. А чем лучше его не раздражать. Я ничего о нем не знаю, Пруст. Я делаю ошибки. А ты, наверное, знаешь его лучше всех.
Тот все же смягчился:
— Я бы хотел быть похожим на него. Когда-нибудь.
Это было неожиданно.
— Чем? — я даже коснулась его простеганного рукава.
Пруст отнял руку, будто обжегся:
— Много чем. Я не встречал никого достойнее. Просто будь внимательнее — и научишься его понимать. Главное — захотеть... И любить Асурана, разумеется.
Судя по тону Пруста, с последним теперь были проблемы. Я больше не настаивала. Меня охватило едва уловимое странное чувство. Такой адъютант невольно характеризовал и своего командира. Пруст сказал это не из страха, не из-за того, что Нордер-Галь «оторвет голову». Он действительно так думал.
Но я сожалела, что адъютант оказался таким принципиальным. Он мог бы помочь. Неожиданные мелочи, которые порой всплывали в моей голове, давали крупицы информации, но не слишком влияли на ситуацию. Я не хотела думать о том, откуда они берутся. Заталкивала эти мысли как можно дальше, потому что становилось слишком страшно. Будто кто-то насылал их.
Мы вдруг оба вздрогнули от визгливого воя сирены. Пруст схватил меня за руку и потащил из леса, совершенно не заботясь о том, что я не успевала за ним, что ветки хлестали по лицу.
По борту корабля мерцали желтые сигнальные огни, внизу суетились солдаты. Крылышки гигантской «мокрицы» едва заметно шевелились, из выхлопных труб тянулись тонкие струйки дыма. Нарастал низкий гул. У меня никогда не было возможности рассмотреть эти суда. Обычно они проходили слишком далеко, мы замечали лишь движущиеся точки с черными шлейфами и торопились в укрытие. На заводе было не до этого.
Сейчас судно напоминало огромное дышащее и вопящее живое существо, закованное в пласты неоднородной брони. На боку прекрасно просматривались свежие блестящие латки — наслоенные друг на друга прямоугольные выгнутые куски. Крылышки покачивались, иллюминаторы светили множеством глаз. Вся «задница» была утыкана лесом тонких труб, выпускающих полосу дыма подобно тому, как выпускает в воде свои чернила каракатица.
Пруст остановился, напрягся, будто встал в стойку, как охотничья собака:
— Твою мать!
Он снова поволок меня через пустырь, протащил по трапу, паутиной узких корабельных коридоров. Втолкнул в каюту:
— Ни шагу отсюда!
Я только кивнула и растерянно смотрела, как опускается заслонка двери.
Теперь я постоянно прислушивалась. Медленно стягивала перчатки, чувствуя, как под ногами едва уловимо вибрирует палуба. Кажется, судно готовилось к взлету. Я сама не понимала, почему так разволновалась. Все это меня не касалось. Единственное, что должно меня заботить — это Нордер-Галь.
Я швырнула перчатки на стул, посмотрела на насест. Асуран был на месте. Тянул голову, будто удостоверялся, что это я. Довольно рыкнул и принялся глодать узловатую ногу, вычищая когти. Попискивал, распушив от удовольствия перья на макушке.
Нордер-Галя не было.
Я старалась ни о чем не думать. Судно качнуло, когда оно отрывалось от земли, но после набора высоты ход выровнялся, гул стал едва различим. Я чистила туфли, отдирала репьи от пальто. Смотрела в иллюминатор. Но окна быстро ослепли, затянулись непроглядной чернотой. Осенью и зимой темнело очень рано.
Чтобы занять себя, я наводила порядок. Перестелила кровать, разобрала в хозяйственном шкафу, обнаружив пару грязных бокалов. Вытерла пыль везде, куда сумела дотянуться, но тряпка осталась совершенно чистой. Вероятно, хорошо работала вентиляция.
 
Я протерла деревянную панель в спальной. Вспомнила про ящик. В прошлый раз я увидела внутри щель, но Асуран все испортил. Я выглянула — перилл с наслаждением чистил перья. Я открыла ящик, встала на цыпочки, запустила руку в черное нутро. Прощупала вокруг щели, легонько нажимая. Казалось, это сработает. Под пальцами продавилось, и выдвинулся крошечный ящик, в котором лежала какая-то голубая горошина, облитая пластиком. Перламутровая, похожая на жемчужину. Свет в спальной был тусклым, и я подошла к двери, чтобы лучше рассмотреть. Катала по ладони, любуясь блеском.
Я вздрогнула всем телом, едва не выронила жемчужину, когда открылась дверь. Инстинктивно сжала кулак. На пороге показалась Розали. В пальто.
— Одевайся, скорее. Нордер-Галь ждет.
Только сейчас я заметила, что не слышу шум двигателей.
— Мы причалили?
Розали кивнула:
— Пойдем, быстрее.
Я кивнула в ответ:
— Иди, я выхожу.
Но та и не думала. Подхватила со стула пальто, всучила мне:
— Давай!
Я мгновение колебалась — надо вернуть горошину в тайник. Но я не хотела делать это при Розали. Я быстро сунула руку в карман платья, накинула пальто, подхватила шапочку и перчатки.
Мы прошли по коридорам, мимо сновали солдаты. Розали остановилась у низкой двери — вероятно, аварийный трап. Узкий кусок железа, который вибрировал под ногами. Мы вышли на улицу. Я остановилась, схватила ее за руку:
— Да куда мы?
— Это у карнеха спрашивай. Я делаю то, что приказано. И тебе советую.
Мы прошли вдоль борта. Я видела лишь россыпь мелких желтых огней в отдалении, слышались приглушенные голоса. Наконец, Розали остановилась. Я заметила смутные очертания легкого катера.
Дверца открылась, и я услышала голос Кьяры:
— Что встала? Садись.
Я не шелохнулась:
— Зачем?
— Нордер-Галь велел тебя привезти.
— А где Пруст?
Кажется, я бесила Кьяру одним своим видом:
— С ним, где ему быть? Либо садишься, либо пошла вон — и разбирайся потом сама.
Я обернулась на Розали, но она уже неспешно пошла обратно. Равнодушно обернулась и снова зашагала. Я покачала головой, посмотрела на Кьяру:
— Пусть пришлет Пруста.
Кьяра вышла из катера, медленно наступала на меня, скрестив руки на груди:
— Ты кем себя возомнила? Ты не Этери, чтобы что-то корчить из себя. — Она покачала головой: — Не Этери.
Я лишь сделала шаг назад:
— Ты хочешь сказать, что Нордер-Галь уехал и не взял с собой Асурана?
Кьяра приблизилась вплотную, и я не успела охнуть, как что-то с резким запахом ударило в нос.
— Как же ты мне надоела.
Я ослабела в одно мгновение, едва не рухнула. Будто сквозь сон почувствовала, как Кьяра усадила меня в катер. Услышала шум мотора. Потом все пропало.
Когда я пришла в себя, мы летели низко над землей в кромешной темноте. Судно сбавляло скорость, наконец, приземлилось с металлическим скрежетом. Кьяра открыла дверцу, вытолкала меня прямо на землю:
— Можешь не благодарить. Переживу.
Она вернулась в катер и под дребезжащий шум двигателя исчезла в ночи.
  
Глава 27
 
Я какое-то время лежала без движения, полумертвая от охватывающей слабости. Но разум быстро прояснялся от ночного холода. При падении шляпка слетела с головы, и теперь я лежала, прижавшись виском к стылой земле.
Нужно встать. Иначе я промерзну и заболею.
Я чувствовала себя так, будто кто-то огромный и сильный тянет за шиворот. Или дергает за нитки распластавшуюся куклу. Мне оставалось лишь отдаться этой чужой воле.
Я с трудом села, потерла заледеневшие ладони. Огладила чулки, с каким-то затаенным удовольствием обнаружив, что они остались целы. Бабушка говорила, что настоящая женщина всегда остается женщиной, в каких бы обстоятельствах не оказалась. Пожалуй, все же было во мне что-то от бабушки, раз я не разучилась радоваться вещам. Хотя сейчас это казалось совсем неуместным.