Второстепенный: Плата (СИ)
Глава 11. Вопросы исцеления
Я, похоже, останусь в Фогруфе на второй год.
Буквально за день до выписки меня нагло подняли с тихого часа, умыли, завернули в халат и чуть ли не на ручках донесли до кабинета главного врача. Внутри было бы довольно просторно, но практически всё пространство занимала толпа народа. Кто стоял, кто сидел, кто вообще залез на подоконник. Во главе длинного стола сидела деловая женщина неопределённого возраста. Увидев меня, народ явно удивился, а целительница МакДугал – это было любезно указано на табличке двери – смутилась.
- Прости, мальчик. Видимо, это какая-то ошибка, – она в растерянности посмотрела на тетрадку, в которой я узнала свою медицинскую карточку. – Медбрат Гейне, мне был нужен Вадим Волхов, тысяча девятьсот девяносто третьего года рождения, истинный целитель с законченным высшим медицинским образованием по специальности хирургия…
Понятно. Целительница МакДугал прочитала только обложку, а внутрь не заглянула и вообще упустила из виду, что строчка с годом рождения исправлена: старая дата заклеена полоской бумаги, а сверху дописано заветное «1993». Не буду винить её за это. В конце концов, она рулит огромным учреждением с не одной сотней сотрудников. К тому же у них тут явно форс-мажор намечается, иначе с чего вдруг столько народа? Некогда ей разбираться, на какой возраст выглядит истинный целитель. Мой лечащий врач, целитель О’Фей, наверняка ей говорил, что я мальчик, но для него и стотридцатисемилетний профессор Хов – мальчик. Для него, по-моему, все, кто младше трёхсот, мальчики. Кроме Златовласа и Альваха.
- Я Вадим Волхов, я, – я сонно зевнула, едва успев прикрыть рот ладошкой. – Да, мне двадцать девять лет. Строго говоря, я прожил двадцать семь, два года где-то потерялись при переходе из мира в мир…
- Вы? – удивилась МакДугал.
- Серьёзно? Этот пацан и есть Волхов? – поразились остальные.
Главврач всё-таки открыла карточку. Прочитав первые две страницы с описанием организма и хронических болячек, она кивнула и расслабилась, хотя у неё явно появились вопросы к моему миру насчёт методов воспитания.
– Проходите, целитель Волхов.
Я прошла, села и услышала восхитительную новость: тяжёлые пациенты из бруидена Таврок, того самого, который радиацию хапнул, почти в полном составе будут лечиться в Сиде Трёх Дубов, а вместе с ними – ещё несколько сотен эльтов из разных стран. Из других бруиденов, в которых тоже обнаружили радиоактивную дрянь. Да, оказалось, что Сопротивлению понравился метод, только вот дозу облучения эти ребятки дали большинству не такую убойную и более незаметную. В результате очень многие из тех, кто считал себя здоровыми и не задетыми в свистопляске отравлений, на самом деле находились под воздействием излучения. А плохое самочувствие, частые выкидыши, нервные патологии, онкологии и смерти списывали на проклятья и неудачную генетику. Лечили, да. И к целителям обращались. Но лечение только убирало симптомы и поддерживало организм. Причину болезни никто не отменил.
Почему отправили в Сид Трёх Дубов? Так потому, что за этой клиникой закреплён истинный целитель! Нет, я не настолько исключительный специалист. Остальных истинных целителей тоже припахали по месту жительства, выдав на руки мою методичку. И пациентов у них будет не меньше. Конечно, пахать мы все будем не в одиночку, а вместе с другими целителями, не истинными. Потому что заражённых оказалось неожиданно много. Трындец как много! Более того, болели и некоторые перевёртыши. Несколько похожих случаев отметили и у людей! В той самой злополучной Румынии, где от радиации погиб первый бруиден.
Делать было нечего. Я взяла форму, повесила на грудь бейджик и вместе с бригадой целителей во главе с самым опытным пошла лечить. Что это не моя специальность и что лечение у меня экспериментальное, сплошняком из травок, плясок и русского мата, всем было плевать. Помогает – и ладно. Не помогает? Ну, бывает…
Какая, спрашивается, учёба в такой обстановке? Точно буду второгодником.
И чем дольше я работала в Сиде Трёх Дубов, тем больше он мне нравился.
Во-первых, адекватное руководство. Никто не ставил какие-то нереальные планы и заказы, чтоб выплатить премию. Премию выплачивали за качество работы, где учитывались специфика заболевания, количество вылеченных и невылеченных. Вылечил неизлечимое? Получи премию в тройном размере, патент на методу и повышение к окладу. И, конечно, учитывались врождённые способности. Истинные целители сами по себе были дорогими специалистами. Но и премий у них было меньше, за излечение неизлечимого они получали тройное вознаграждение только в том случае, если новой методой могли пользоваться все целители. Справедливо. Стимулировало на выдумки. Что такое нехватка лекарств, шприцев и прочего, знал только старенький-престаренький патологоанатом, расцвет карьеры которого пришёлся на войну с людьми.
Во-вторых, отношения. Я, прошедшая сквозь орду перманентно недовольных и лучше всех знающих, была просто в шоке. Эльты со своими целителями не спорили. Вот совсем. Вообще. Абсолютно. Наверное, потому, что эти целители работали на совесть и сомневаться в лечении не было причин. Никто не возмущался, что зелье от сердечной недостаточности бьёт по печени. Никто не рвался на работу, на отдых, за ребёнком, когда было нужно лежать и капать лекарства. Никто не спорил за место в очереди. Все друг с другом вежливые, все друг друга уважали. И вообще, складывалось ощущение, что чем больше эльтов собиралось вместе, тем они делались организованнее и счастливее.
Даже как-то жутко становилось иногда. Особенно от вида стройной цепочки, которой больные шли на обед: всегда по одну сторону коридора, чтобы не мешать каталкам, всегда нога в ногу, всегда примерно одинаковое расстояние, размеренные движения, единый ритм. Муравьи в муравейнике. Самые настоящие. Ползут по своим делам, у каждого своя чёткая роль, и каждый счастлив делать своё дело. Ни национальность, ни цвет кожи, ни разница в языках значения не имели. Через три дня все друг друга замечательно понимали, перейдя на единую, ни на что не похожую речь.
Даже я. Причём это получилось как-то само собой, я вообще не заметила, когда случился переход от тотального непонимания и жестов к пониманию и полноценному разговору. Как выучила язык – опять-таки непонятно. Узнала от каждого по слову, а склонения, спряжения и грамматика как-то интуитивно выстроились.
Ко мне отношение было, понятное дело, особое. Взрослые эльты видели перед собой ребёнка, только-только получившего глазные зубы. Каждый мне умилялся и норовил угостить вкусненьким. Откуда они брали это «вкусненькое» – загадка. В столовой такое не подавали, буфетов и магазинов в сиде не было. Слушали, кстати, с улыбкой. Но воспринимали всерьёз и всё выполняли. Даже жалели, ведь я ещё ребёнок, мне положено с гиканьем носиться по Фогруфу, а не работать с утра до ночи.
Дети уважали меня даже сильнее взрослых и, подозреваю, завидовали. Как же – по виду ровесник, а уже такой умный и важный. Коллеги опять-таки жалели и старались снять максимум нагрузки, чтобы мой подростковый организм не переутомлялся. На то, что я прожила уже двадцать семь лет, всем было наплевать. Эльты дружно решили, что я просто в два раза медленнее взрослею.
Врачебная мечта какая-то, а не больница! Лечи не хочу!
А лечить от лучевой болезни было невесело.
Нет, эльты довольно быстро разобрались и с защитой, и с выведением вредных веществ, и с симптомами дело пошло бодрее, когда избавились от излучения. Но вот последствия…
Я наконец-то снова встала за операционный стол. Резать онкологию с эльтскими лекарствами и чуйкой истинного целителя было намного интереснее. Особенно когда рядом стояли еще два хирурга, готовые подменить в любой момент. В магической операционной был свой порядок работы, довольно сильно отличающийся от привычного мне, я порой забывалась и действовала по привычке. Поэтому меня страховали.