Спасение (ЛП)

Понедельнику никогда не нравилось находиться в поле низкой гравитации — привычный шаг превращался в вихляющую, клоунскую походку, словно он был перебравшим алкоголя ребёнком. Это было неправильно. Это раздражало.
Вот и сейчас, сделав один шаг, он неожиданно сильно оттолкнулся от покрытого чёрным паркетом пола и перелетел через добрую половину комнаты. С трудом подавив тошноту, Алик огляделся.
Лунная комната Лоренцо была пятнадцатиметровым куполом в кратере Альфонса. Слева от входа располагалось большое, роскошное джакузи, пузыри которого неестественно медленно поднимались в прозрачной воде. Дальше стояли выполненные в греческом стиле амфоры, обвитые растущими из них фикусами, которые разрослись из-за низкой гравитации в настоящие джунгли.
Понедельник поднял взгляд и увидел, прямо над головой, полумесяц Земли, сияющий сине-белым великолепием. Прекрасный, удивительный… близкий и далёкий одновременно. Было что-то неправильно в том, что Земля находилась одновременно на расстоянии в 384400 километров, и одного шага — базовая логика человеческого мозга восставала против квантовой пространственной запутанности.
«Нужно просто подождать, — подумал Алик. — Сформировавшиеся за 200000 лет инстинкты не могут измениться за одну ночь».
Опустив взгляд, он оглядел десятки одинаковых куполов, разбросанных по поверхности кратера, достаточно далёких друг от друга, чтобы происходящее внутри нельзя было разглядеть без телескопа.
И хмыкнул.
Половина курортных объектов на Луне предположительно использовалась для секса. Как только Сопряжение открыло для свободного доступа Солнечную систему, люди узнали, что прелести чудес секса в нулевой гравитации, о котором так долго пели дифирамбы писатели-фантасты, были значительно преувеличены.
Не вдаваясь в подробности, можно заметить, что самолёт, на котором первые астронавты учились переносить невесомость, называют «Рвотной кометой» не без причины. Тогда как секс в условиях низкой гравитации — действительно великолепен.
Именно поэтому Лоренцо и оборудовал свой траходром справа от портальной двери. Сейчас эта огромная, многоместная кровать была ограждена мигающей красными огнями сигнальной лентой — как место преступления. Стоящий около кровати полицейский кивнул, узнавая Алика.
— Держитесь, по крайней мере, в двух метрах от тела, сэр. Место ещё не обследовано. Команда минёров должна прибыть через двадцать минут.
Понедельник кивнул, приподнимая ленту.
Первое, что он заметил, разглядывая тело, — по происхождению покойник был италоамериканцем. Ну или, по крайней мере, имел какие-то средиземноморские корни. Его смуглое лицо выглядело совершенно неповреждённым, как, впрочем, и ноги с бёдрами. Тогда как торс представлял собой кучу перемолотой красной мякоти, висящей на полупрозрачном клубке вещества, похожего на серый туман.
Вытекшая из тела кровь пропитала простыни, собравшись в огромную лужу под кроватью.
Алика заинтересовали руки — выстрел, уничтоживший торс, отделил их от тела, раскидав в разные стороны. Одна рука лежала на стоящем около дивана кресле, сжимая в окоченевших пальцах напечатанный на заказ пистолет-дробовик с автоматической подачей патронов, который, если судить по диаметру ствола в восемь сантиметров, покойный использовал, чтобы убить женщину в комнате с окнами на Центральный парк.
Это было вполне обоснованное предположение, если учесть, что вторая рука, лежащая на полу возле кровати, до сих пор сжимала в пальцах сорванный с головы женщины скальп, светлые волосы которой покрывала неизвестно чья запёкшаяся кровь.
— Монострел, — вздрогнул Алик. — Его убили из монострела.
Это оружие, не представляющее ничего особенного в техническом плане, внушало ужас. Технически говоря, это обычная электромагнитная пушка, обеспечивающая плавное ускорение снаряда. Необычными были заряды для этого оружия — представляющие собой нестабильные мотки невероятно плотно намотанных спиралей из мономолекулярной нити, которые при ударе расширялись наружу, разрезая цель тысячами острейших бритвенных лезвий, хаотично двигающихся во всех направлениях.
 
Странная полупрозрачная взвесь, окружающая торс жертвы, собственно, и была облаком распушенных мономолекулярных нитей. Алик знал: сунь он туда руку, его плоть будет нарезана тонкими слайсами, словно карпаччо.
И это не могло не пугать. Если во время выстрела от клубка отделилась какая-то мононить, дрейфующая сейчас по воздуху, то вдохнув её, он обрекал себя на медленную, мучительную и неотвратимую смерть.
Отдав команду своему электронному ассистенту заснять место убийства, Алик отошёл подальше от тела. И принялся разглядывать купол, изучая всплывшую в поле зрения справку.
Из её данных следовало, что прозрачный купол состоял из нескольких слоёв. Обе внутренние оболочки представляли собой искусственный сапфир, за которым следовало обогащённое углеродом стекло для поглощения излучения. Затем шёл ещё один слой сапфира. Потом ещё один радиационный барьер. Два слоя регулируемых световых фильтров, чтобы обеспечить защиту от яростного потока солнечного света во время двухнедельного лунного дня, и внутренний теплоизоляционный слой для сохранения тепла в течение столь же долгой лунной ночи.
Последним шёл внешний защитный слой сапфира, который принимает на себя все удары микрометеоритов размером с песчинку. Если бы появилось что-то большее, скажем, размером с гальку, то внутренние слои, конечно, поглотили бы всю кинетическую энергию. Снаружи это столкновение оставило бы требующий заделки черкаш, но находящиеся внутри купола люди могли продолжать сидеть в джакузи.
Алик припоминал статистику, из которой следовало, что отдых на одном из тропических пляжей Земли в течение дня был значительно опаснее — если учитывать солнечные удары, риск получения меланомы, гибели от цунами и падения кокоса на голову.
— Засандалил с первого раза, — умильно сложив пухлые ручки, сказал Саловиц. — Убивец, мамой клянусь, был очень крут! А жертва — лошара. Успел шмальнуть дважды — и оба раза мимо!
Алик повернул голову в указанном Саловицем направлении. На внутренней сапфировой оболочке купола светились два белёсых кратера, вокруг которых видна широкая паутина трещин.
— А купол дохуя прочный, — продолжил восторгаться полицейский. — Гляжу я, его едва поцарапало.
— Естественно, — мрачно произнёс Понедельник. — Строители хотят, чтобы их клиенты были в безопасности.
И повернулся обратно к жертве.
— Можно предположить, что любой, достигший высокого положения в обществе человек, несомненно, осознаёт последствия своих поступков и может предвидеть развитие событий, — задумчиво сказал он. — Мистер Дробовик не исключение. Он убивает женщину в Нью-Йорке, после чего бежит сюда, чтобы… что?
— Над этим мы как раз и задумывались, — вздохнул Саловиц. — Нема версий пока что.
— Можно предположить, что он спасался от вооружённого монострелом человека, — проговорил Алик.
— Допустим, — важно кивнул полицейский. — И что из этого следует? — спросил он, явно кому-то подражая.
— Этого я пока сказать не могу, — в свою очередь развёл руками Понедельник. — Нужны ещё данные.
— Тады идём дальше! — с энтузиазмом экскурсовода воскликнул Саловиц.
Следующим был Марс, западный край горы Олимп, в двадцати двух километрах над ржавой песчаной пустыней, где геологические часы замерли сто миллионов лет назад, обрекая остатки мира на бесплодное угасание. Комната, в которой они оказались, была одной из сотен одинаковых комнат, расположенных в пятиэтажной структуре кондоминиума.
 
Стеклянная стена, являющаяся, по сути, единственным украшением комнаты «с видом на море», была обращена к северу — к бесконечному пологому склону крупнейшего вулкана Солнечной системы, простирающегося до бритвенно-острого горизонта, как бесконечное плато.
Алик знал, что, собственно, сами марсианские моря из окна, к сожалению, не видны — они находились слишком далеко внизу, скрытые ширмой плоского, бледного неба. А ещё он знал, что статусных шлюх, которым принадлежала комната, это волнует в исчезающе малой степени.