Игра за гранью (СИ)
Она заболела, когда ей было восемь. Сначала, конечно, никто и не подумал, что случилось что-то страшное. Температура у ребенка, ну, с кем не бывает? Тем более в условиях пандемии это никого не удивило. Но для детей, кажется, зараза опасности не представляла. Лечили ее антибиотиками и еще чем-то, ну, чем там положено лечить детей? Потом у нее стали появляться синяки. Я тогда еще был у матери на хорошем счету, учился, пытался подрабатывать, и, вообще, был примерным сыном. Теперь бы она непременно подумала, что это я бью сестру. Но Алису никто не бил, синяки появлялись сами собой. Тогда стало ясно, что это не простуда, и не этот дурацкий вирус, из-за которого мы уже черт знает сколько живем в условиях карантина.
Потом была химиотерапия, больница, снова какие-то терапии. Алиса сильно похудела и выглядела младше своих лет, потеряла свои золотистые локоны, осунулась. Потом была ремиссия, на какое-то время мы вздохнули с облегчением. Конечно, двадцать первый век на дворе, лейкоз у детей излечим. Нам говорили, что у семидесяти процентов — уж точно! А семьдесят — это ведь много, правда?
Но нам не повезло. Ремиссия не продлилась и года. И болезнь теперь беспощадно съедала девчонку. Так наша жизнь покатилась по наклонной.
В комнате пахло аптечной химией. Рядом с кроватью стояла тренога со склянками и свисающими с нее трубками. Алиса лежала в постели, теперь она редко ее покидала, и смотрела какие-то дурацкие мультики. Бледная, отощавшая до состояния скелета. Мне показалось, что от нее осталась лишь одна голова, походившая на футбольный мяч, а тело будто бы истаяло в плену одеял.
— Привет, — сказал я. — Хочешь апельсин? — и протянул ей изуродованный ногтями фрукт, который так и не дочистил.
— Что-то не хочется, — ответила она, не отрывая взгляда от телевизора.
— Он вкусный, — я выдрал дольку и сунул в рот. Скривился, кажется, фрукт оказался изрядно недозрелым. Апельсин, будто серная кислота разъедал горло. Боже, какая гадость!
— Мама сказала, что мы полетим на самолете, — тихо произнесла сестренка. — Она ведь врет? Я знаю, что врет.
— Ну… — протянул я, — если мама так говорит, наверное, полетите, — я знал, что речь шла о поездке в Израиль или в Германию. Но не мог сказать прямо, что денег на дорогостоящее лечение за границей у нас нет. Да и границы закрыты.
— Мы никуда не полетим, — совершенно спокойно ответила Алиса, — потому что это все бесполезно. Я слышала, что говорила Надежда Николаевна. Она сказала, пару месяцев, Жень. Я теперь очень хорошо слышу, даже то, что говорят за дверью.
— Ну, врачи иногда ошибаются, — произнес я, садясь на табурет рядом с постелью. — Знаешь, у меня друг один есть, так ему в детстве голову пробили кирпичом. Кровища на весь двор хлестала. Мы все думали, что он — труп. А он выжил. И до сих пор живет. Даже дураком не остался. Ну, почти.
Алиса вяло улыбнулась.
— Надежда Николаевна умная, она не ошибается, — проговорила она.
— Знаешь, что? А я сделаю все, чтоб она ошиблась! — рука непроизвольно сжала растерзанный апельсин, и сок брызнул на постель. Цитрусовый аромат перебил запах лекарств. И, мне показалось, что так даже лучше. Может, от этой химозы у Алисы и аппетит пропал. Я бы сам, наверное, сдох, если б постоянно дышал этой аптечной дрянью. А не сдох, так повесился бы.
Квартира у нас небольшая, слышимость отличная, и потому я сразу заметил, как в соседней комнате надрывается телефон. Надо сменить звонок на что-то более мелодичное, а то когда-нибудь, и впрямь, голова от этого звука лопнет.
— Мне на звонок надо ответить, — я встал с табурета и попятился к выходу, будто оправдываясь, что так мало внимания уделил сестре. Она лишь кивнула, продолжая пялиться на Спач Боба.
Телефон едва не свалился с тумбочки, когда я зашел в комнату. Попытался подскочить быстрее, свалил стул — чертово неуклюжее тело! А когда дотянулся до аппарата, звонок уже прекратился. Полез смотреть пропущенные, но тут смартфон снова разразился звоном, и трясущиеся пальцы едва не выронили его.
— Ну, Джек, ты чего не отвечаешь?! — донесся из трубки голос Макса.
— Потише, — попросил я. Громкий звук, да еще и прямо в ухо, вызвал новый приступ головной боли.
— Да ты охерел? Тебе уже из клиники звонили! Мне звонили, спрашивали, слился ты или нет!
— Чего? С какой клиники?
— Ай, не помню названия. Ну, ты чего? Совсем не помнишь, о чем вчера разговор был?
— Я даже не помню, где был.
— Доктор там этот был, на придурка похож, но, кажись, правда, доктор. Ты к нему в подопытные записался.
— В подопытные?!
— Да ты не ссы, там херня какая-то.
— Ага, а потом вскрытие покажет, от чего сдох, — не поверил я.
— Да брось, норм все будет. Давай, двигай в клинику, а то опоздаем, я тоже щас там буду.
— А, так ты тоже в этой теме.
— Не, ты реально не помнишь ни хрена?
— Да я свое имя с трудом вспомнил!
— Короче, на месте все вспомнишь, клиника — вспомнил! «Реалакс» на Комсомольской, — вдруг заторопился Макс. — Давай, жду, — и отключился. А я подумал, что захлопнулась ловушка для подопытной крыски, и усмехнулся.
Я все же просмотрел списки пропущенных. Помимо Макса, мне, и впрямь, звонил незнакомый номер. Но перезванивать не стал. Не потому, что мне совсем неинтересно. Просто денег на балансе — болт.
Проверил кошельки, там оставались буквально копейки, но я все слил на карту — хоть на сигареты с колой хватит.
Наспех принял душ — холодная вода немного притупила головную боль. Нашел пачку активированного угля, съел пять штук, от чего зубы мои окрасились в радикальный черный цвет. Что ж, вот и повод их почистить. Ненавижу ходить на собеседования с похмелья. Хотя, вообще-то, я и их в принципе ненавижу, собеседования в смысле, но в такой гадком состоянии, точно буду отчаянно тупить и хотеть домой.
Порадовался, что пандемия не угасает, и помятое лицо скроет маска. Так-то я догадался, на какие опыты вчера подписался. Наверняка, это будет испытание очередной вакцины. Я слышал, что за это платят, но был не уверен, что подойду на роль подопытного. Кажется, брали не всех, а лишь тех, кто прошел какие-то тесты.
***
Профессор заметно нервничал, входя в кабинет заседаний. Расходы за текущий месяц вполне могли счесть нецелевыми, а его проект — полным бредом. Но отступать было некуда, деньги потрачены, оборудование установлено.
— Доброе утро, — произнес Каминский, окидывая взором учредителей. Среди них находился и Дмитрий Ремизов. Парень не входил в совет директоров, не был он и сотрудником клиники и, вообще, к медицине отношения не имел. Ремизов был физиком. И именно он разработал устройство, которое приобрел Каминский. Профессор надеялся, что если не он сам, то физик уж точно сумеет донести до учредителей важность своего изобретения.
— Господа, позвольте начать, — заговорил профессор, покончив с формальностями. — Наша клиника специализируется на психологических и психических расстройства. Мы живем в эпоху тотального стресса. Мы научились бороться с депрессиями, фобиями, навязчивыми состояниями и многими другими проблемами. Еще пятьдесят лет назад многих диагнозов даже не существовало в природе, все списывалось на характер или обыкновенную лень. Например…
— Ближе к делу, пожалуйста, — оборвал Каминского один из учредителей.
— Да-да, я и пытаюсь подойти ближе, Михаил Петрович. Так вот, времена меняются. И теперь мы столкнулись с новой проблемой в условиях пандемии — изоляцией. Третий год ученые бьются над созданием эффективной вакцины, однако длительная изоляция, отсутствие привычных людям развлечений, постоянное напряжение и ограничения вылились в новое психологическое расстройство, которое посредством удаленной работы очень трудно купировать. А проводить очные консультации теперь стало практически невозможно. Но раз мы не можем просто выйти на улицу, выйти в реальный мир без риска заразиться, значит, пришло время выйти в мир совсем нереальный, но ничем не отличимый от реальности.