Путь Империи. Перелом (СИ)
Задержанный и изъятые у того оружие и ценности согласно Инструкции от 5 мая 1905 года «Об усилении контроля и борьбы с противоправительственными организациями и применении интенсивных средств дознания» переданы для дальнейшего продолжения в распоряжение Третьего отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии»…
— И что из того, Павел Дмитриевич, что пойман очередной беглый ссыльный? Слава богу, Сибирь велика, всегда можно и подальше Якутии законопатить. Этим должны озаботиться господа жандармы, а вовсе не регент Престола.
— Ваше Императорское Высочество! Дело не в арестованном Бляхине, а в тех алмазах, которые были при нём обнаружены! Получив образцы, я обратился за консультацией в фирму Фаберже, где были очень озадачены. Мне сообщили, что эти камни — от двух с половиною до тридцати шести карат — крайняя редкость в России, а если они найдены примерно в одном месте в таких количествах, то это значит лишь одно: в месте обнаружения существует очень богатое месторождение алмазов.
— Продолжайте, Павел Дмитриевич, теперь Вы меня заинтриговали…
— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество. Итак, речь может идти о залежах, подобных южно-африканским, ради овладения каковыми, как всем прекрасно известно, и происходили не столь давние войны англичан с трансваальскими бурами. Таким образом в верховьях никому не известного Вилюя лежат под землёй богатства на десятки, а возможно, и сотни миллионов рублей.
— Интересные перспективы. И что Вы хотите предложить?
— Можно открыть в тех местах новый рудник наподобие Нерчинских, где каторжане…
— Экий Вы, Павел Дмитриевич, суровый человек! «Каторжане»… Это сколько же потребуется этих самых каторжан? Они ведь не с неба сваливаются: новоосуждённых, слава богу, в Империи не так уж и много, а те, кто уже отбывает наказание, давно распределены: кто на Сахалине, кто в Нерчинске, а большинство, как Вы же сами мне докладывали, занято на прокладке новых веток железных дорог, в основном к нашим западным границам и по Сибири. Ведь так?
— Точно так, Ваше Императорское Высочество…
— Впрочем, и им дело найдётся. Как помнится, в ту самую пресловутую Якутию другого пути, чем по рекам, нет?
— Совершенно верно, только реками: летом лодками, а зимою — по льду санями.
— Вот и озаботьтесь тем, чтобы выделить в распоряжение Министерства путей сообщения новоосуждённых работничков: придётся нам туда железную дорогу прокладывать и какой-никакой город на Вилюе строить. А алмазы пусть старательские артели добывают — скажем, из пятнадцати процентов от добычи.
— Так ведь воровать будут…
— А уж это, господин министр, Ваша забота. Кто на этом пойман будет — пусть продолжает камни добывать, но только уж под крепким караулом и в цепях…
Что до сравнения этих алмазов с трансваальскими — так ведь Россия — не Трансвааль и Якутия — не Кимберли. Любому, посягнувшему загребущие ручонки пообобьём, коли надо!
Металл и кровь
Приисковые порядки
Для одних хозяев сладки,
А для нас горьки.
Двадцать пудов в год. Триста двадцать килограммов. Каждый килограмм — это сто шестьдесят две с половиной тысячи рублей. Шестнадцать тысяч двести пятьдесят маленьких золотых монеток с бородатым профилем покойного батюшки ныне царствующего Государя Императора Алексея Николаевича. Или же — увесистый мешочек тяжёлых беловатых окатышков металла. По шесть-семь мешочков в неделю вывозили хорошо охраняемые курьерские тройки с Кытлымских приисков. Еженедельно по миллиону рублей золотом падало на счета британских совладельцев концессии. Хорошие деньги, ничего не скажешь. Имея такие деньжищи, можно многого достичь в коррумпированной Европе.
Мчится тройка новым Кытлымским трактом. Давно уже отстучали железные шины по брёвнам семивёрстной Драговой гати, разбрызгивают дорожную грязь подковы скакунов полудюжины стражников. Колотят землю копыта, весёлым звоном бубенец разливается.
Вылетает тройка на дощатый мост над оврагом. Вот сейчас минует его — и покатят колёса деревянными солнышками к западу, с каждой верстою приближаясь к господам концессионерам, безраздельным владетелям всей кытлымской округи на неделю пути и всех приисковых работников с чадами и домочадцами. Небось, рады будут хозяева очередному кушу миллионному!
Вдруг сменился весёлый перестук древесным треском. Лопнул под тяжестью повозки настил подпиленный и рухнули с десятисаженной выси на дно заросшего оврага и тройка лошадей, и возок с кучером и обоими седоками.
Из кустов подлеска на противоположном краю оврага по стражникам, осадившим лошадей у разрушенного моста в два ружья плесканула волчья картечь. Те прянули вобрат, срывая висящие за спинами «винчестеры». Звонкие голоса американских магазинок переплелись с солидным громыханием двустволок тульской работы.
В глубине же оврага пара разбойных людишек, побив топорами ошеломлённых падением курьеров, уже уносила в своё тайное укрывище плотно прошитый опечатанный мешочек, в котором шуршали тяжёленькие беловатые окатыши…
* * *— Потрудитесь объяснить, Павел Дмитриевич, что же это делается-то в России-матушке? Отчего я, регент и наставник Государя, ответственный перед Господом Богом за всё, происходящее в державе, вынужден — из газет, это же надо: из газет! — узнавать о том, что из Империи еженедельно вывозят миллионные суммы в благородном металле. Мало того: находятся эдакие «дубровские», с лёгкостью экспроприирующие эти огромные деньги? Отчего газетные щелкопёры выполняют роль и моих секретарей и ваших: ведь это Вы мне в первую очередь обязаны были доложить о таком экстраординарном разбое, раз уж не докладываете о господах англичанах, беззастенчиво грабящих недра страны. Я запросил отчёт графа Коковцова по министерству финансов и Владимир Николаевич весьма оперативно предоставил таковой. И знаете, что из оного отчёта следует? Господа британцы вложили в освоение кытлымских приисков менее 120 тысяч рублей и уже к концу 1905 года не только стократно окупили затраты, но и решили создать в округе свой удел, не подчиняющийся никаким российским законам и порядкам!
Набранные отряды стражников терроризируют рабочих приисков и всё местное население, администрация приисков, мало того, что под всеми видами обсчитывает людей, так ещё и монополизировала, подмяв под себя, всю тамошнюю небогатую торговлишку!
И вот вам результат: крупнейшие газеты пишут о кытлымском ограблении, о каких-то беспорядках, чуть ли не новом «Медном бунте», о каких-то бессудных расстрелах! А министр внутренних дел Российской Империи никак не удосуживается довести до русского регента, что же, чорт возьми, твориться в стране, вверенной попечению упомянутого регента!
Итак, Павел Дмитриевич, я Вас внимательно слушаю: что за бунты такие в Сибири-матушке происходят? Оттуда ведь и ссылать особо некуда…
— Ваше Императорское Высочество! Да, в кытлымской округе недавно происходили волнения рабочих. Но всё далеко не так опасно, как расписали газетчики.
Прежде всего, прииск был взят в концессию ещё при покойном Государе Николае Александровиче на совершенно официальной основе. То, что при оформлении сделки время безраздельного его использования было прописано не в три года, а в пятьдесят лет — это явная бюрократическая ошибка…
— И уж, конечно, за эту «ошибку» кто-то точно получил немалый прибыток: не рублями, так «борзыми щенками»! Извольте приложить старание для выявления сих персон и привлечения оных к ответственности!
Впрочем, прошу Вас продолжать.
— Слушаюсь, Ваше Высочество! Относительно же беспорядков мне донесли следующее: после столь дерзкого ограбления владельцы приисков не пожелали нести убыток и отдали распоряжение об увеличении вдвое нормы добычи платины в ближайшие два месяца. Рабочие Кытлыма, подзуживаемые смутьянами, которых возглавил некий «Комитет» под руководством инженера Дидковского, оказавшегося законспирированным социал-демократом большевиком, решили объявить стачку. Выработав свои требования к администрации, забастовщики демонстративно устроили шествие с красным флагом для их вручения. Однако приисковая администрация, связавшись по телеграфу с владельцами, навстречу шествию выслала отряд приисковых стражников, каковые открыли винтовочно-револьверный огонь по толпе. В результате погибло двадцать рабочих, около сотни были ранены пулями и покалечены в возникшей панической давке. Трое выявленных членов «Комитета», схваченных вместе с несколькими рабочими-забастовщиками стражниками были повешены. На приисках объявлен полный локаут.