Стена (СИ)

— Давай ещё раз, — обратился он к виконту, успевшему проспаться, отобедать и едва-едва прибыть на импровизированный командный пункт. — По числам у меня к тебе претензий нет, полторы тысячи ополченцев, тут плюс-минус сотня, никто точно не подсчитает. С королевскими регулярами тоже всё в порядке, трое окочурились по дороге, но это ничего. Это бывает. За твоих всадников я тоже спокоен, уверен, что их там ровно сто двадцать, как ты и подсчитал. А вот сюда глянь, — барон протянул виконту желтоватый смятый листок. — Вот здесь у тебя что?
— «Особ. 6 человек», — прочитал виконт. — А, понял. Не сумел их найти, да?
— Не сумел, — согласился барон. — Это кто вообще?
Виконт посмотрел барону в глаза. Во взгляде молодого офицера Гильем читал какое-то совершенно неуместное в нынешней ситуации веселье, которому ястребиный профиль Грегора добавлял особый, даже слегка зловещий оттенок.
— Это маги, Гильем, — спокойно, однако с вполне отчётливой насмешкой, ответил виконт. — Это маги…
— Грегор… — обратился к нему барон, шумно выдыхая через нос.
Барон редко выходил из себя в привычном понимании слова. Нет, он был не чужд той брани, что по древнему армейскому обычаю является единственным доступным вариантом коммуникации между начальством и подчинённым. Он вполне мог отвесить пощёчину даже офицеру, если на то был весомый повод, не говоря уже о рядовых. Однако барон никогда не впадал в бешенство. Никогда не стучал ногами, не колотил мебель, не наливался пунцовым цветом.
Он просто шумно выдыхал через нос.
— Виконт, если вы не знаете, то довожу до вашего сведения, что магические искусства — это единственная сфера, в которой мы доподлинно превосходим Империю. Даже шестеро человек, обладающих соответствующими способностями, способны переломить ход боя. В военное время скрывать информацию о магах — суть преступление, за которое я вполне могу отдать вас под трибунал. И буду полностью в своём праве.
От него так и веяло холодом.
Виконт на это лишь усмехнулся.
— Гильем, успокойся. Я и не собирался скрывать от тебя то, что магам удалось спастись. Ночью просто засиделся за документами и забыл приписать уточнения. Я, собственно, как только разобрался со срочными делами, сразу направился к тебе. Как раз для того, чтобы прояснить. Не думал, что ты так быстро разберёшься с обычными солдатами…
— Где они, Грегор? — неумолимо спросил барон. — Где они?
— Со мной, — моментально посерьезнев, ответил виконт. — В расположении кавалеристов. Я решил, что лучше держать их при себе.
— Грегор… — тихо проговорил барон. — Грегор, ты не понимаешь. Шестеро магов. Не один, не два, целых шестеро. Я даже не знал, что Орден направил королю помощь. Боги всемогущие, что творилось в голове у Арнульского, если он умудрился проиграть даже с такой силой?
— Гильем, я думаю, что тебе не стоит делать поспешных выводов, — успокаивающе, с какой-то неожиданно печальной ноткой в голосе сказал виконт. — Эта шестёрка…
— Ты не понимаешь, — неумолимо перебил его барон. — Я видел, на что способны маги. Во время Северной войны. Огромная орда варваров, от которых, казалось, не спасут ни пики, ни кавалерия. Они шли сплошной волной, разукрашенной что твои демоны, гремя оружием и изрыгая ругательства. И вдруг — первый ряд просто смело. Он испарился, Грегор. Но даже это лучше, чем то, что постигло две последующие линии. Люди вопили, падали в снег и катались по нему, словно дикие израненные звери, стараясь хоть как-то приглушить боль от страшных ожогов. Я до сих пор помню тяжёлых дух горелого мяса, витавший над полем боя. Две тысячи королевских регуляров выстояли против тридцати тысяч северян. Это казалось невозможным, но мы победили. Победили, не сделав ни одного удара, не сблизившись с врагом даже на расстояние копья.
Барон ненадолго замолчал, стараясь справиться со сбитым торопливым дыханием.
— Тот бой для нас выиграли маги, Грегор. Они и только они обратили в тот день северян в бегство. Сколько их было, с десяток может быть? Я не помню. Но точно не сильно больше шести.
 
— Да, но… — попытался было возразить виконт.
Тщетно. Барон его уже не слушал. Командующего, как и прошлым вечером в ночном кабинете, вновь захватила извечная страсть, одна-единственная всемогущая воля, которой он по-настоящему служил. Посреди отчаяния, неразберихи отступления и предстоящей безнадёжной обороне, способной только выиграть время для королевского войска, но никак не повернуть вспять ход самой войны, забрезжила надежда.
И барон не мог её упустить.
— Веди меня к ним, Грегор, — попросил он у виконта. — Веди прямо сейчас, немедля.
Молодой офицер открыл было рот, чтобы вновь что-то возразить, но тут же понял, что это бесполезно. Барону было необходимо увидеть всё самому. Сейчас, когда весь он был подчинён только одному желанию, одной лишь несгибаемой воле к победе, старый вояка не воспринимал никаких, даже самых разумных аргументов. И поэтому виконту ничего не оставалось делать, кроме как отодвинуться от стола, всё так же заваленного бесконечными бумагами, и коротко кивнуть, призывая Гильема следовать за ним.
Ни барон, задумчиво мерящий городские улицы широкими шагами, ни виконт, уверенно ведущий его к расположению кавалеристов, не заметили следовавшего за ними по пятам, юркого сержанта Брока, совсем недавно ставшего личным адъютантом Гильема Рейкландского.
***
Линд, сидя на борту телеги, болтал ногами.
Полы длинной кожаной мантии, коричневой, как и положено ученику, с каждым новым движением тихонько били по коленям. Юный маг, правда, почти не замечал этого. Скорее даже наоборот, отрешившись от всего происходящего и почти полностью уйдя в собственный мысли, он находил в этих лёгких похлопываниях своеобразное успокоение, позволяющее отыскать хоть какой-то порядок в суматохе последних недель.
Некоторые грызут ногти. А Линду воспитание не позволяло. И поэтому он болтал ногами.
Где-то там, на периферии зрения, Хольк чистил свой небольшой топорик, с которым его не заставили расстаться даже самые уважаемые профессора их факультета. Для северян, к воинственному племени которых принадлежал однокашник Линда, это грубое оружие имело какое-то сакральное значение. И даже тот факт, что Хольк теперь был не свирепым воином, а всего лишь учеником, которому бы следовало отказаться от всякого «приземлённого» оружия, положения дел не менял.
Ни один из тех седовласых стариков, правда, не ушёл живым из-под Гетенборга. А Хольк ушёл. И во многом благодаря тому самому одноручному топорику, который сейчас с таким упорством очищал с помощью пучка сена.
Чуть раздражающе звучали щелчки пальцев над левым ухом. Это Пьер, скользкий и пронырливый тип из нижайших слоёв общества. По слухам, его подобрал сам декан, у которого тогда ещё совсем малолетний Пьер умудрился свистнуть серебряную монету из кошелька. Тот же самый декан, схватив воришку за руку, неожиданно для самого себя и рассмотрел в мальчишке магический потенциал.
Вся наружность Пьера говорила о его бывшем роде занятий. Плавные и длинные конечности, типичное серое лицо городского обывателя, с которого, правда, почти никогда не сходила ехидная улыбочка бывшего висельника, беспорядочная причёска, которую к порядку гребня и ножниц не смогли приучить даже суровые правила академии. Абсолютный контраст с небритой угрюмостью Холька и выразительными аристократическими чертами Линда.
Пьер щёлкал пальцами. Магия огня была его слабым местом. Пробелы в этом знании он, тем не менее, постоянно старался ликвидировать. Стремление к совершенству подогревали и вполне прозаичные причины, в левой руке Пьер держал забитую почти доверху длинную курительную трубку. Оставалось лишь её поджечь, чтобы наконец, после утомительного многодневного марша, утолить-таки нестерпимое желание курильщика.
Искра на пальцах всё никак не хотела зажигаться. Щёлк, щёлк…
— Пьер, прекрати, пожалуйста, — спокойным тоном попросил Марк. — Дай сюда трубку, я её тебе зажгу.