Стена (СИ)

Весь отряд, из которого ещё секунду назад казалось, выжали все соки, прибавил темп. Даже Марта, недавно умолявшая судьбу-злодейку о самоубийственном и отчаянном броске на имперские мечи, старалась не отставать.
Девушка не ошиблась, когда решила, что смутные фигуры на стенах — это лучники. Едва небольшой отряд пробежал ещё с десяток метров, за их спинами посыпались стрелы, отсекая ночных рейдеров от преследовавшей их кавалерии. Первой жертвой обстрела, правда, пал ещё один солдат барона, которому тонкий прут с покачивающимся оперением на конце, прямым попаданием пробил лоб.
Никто не обратил на бойца, упавшего в пыль, никакого внимания.
— Откройте! — яростно заорал сержант, потрясая мечом над головой, когда вымотанный отряд достиг-таки городских стен. — Опустите мост!
Это место, с особенной тщательностью охраняемое на протяжении всей осады, почти не пострадало от боёв. Даже ров не был засыпан. И именно это обстоятельство, которым в любой другой момент можно было бы восхититься, и сыграло с диверсионным отрядом злую шутку.
Топот копыт приближался с нарастающей скоростью. Времени искать обходной путь не было.
— Откро… — повторил, захлёбываясь удушливым кашлем сержант.
Ноль реакции. Крепостной мост, их единственное спасение, оставался недвижим.
— Не откроют, — с каким-то равнодушным оттенком в голосе констатировал Пьер. — Не откроют, господин сержант.
Командир отряда устало кивнул.
— И то… верно… — делая короткие паузы в попытке отдышаться, произнёс он. — Барон… не будет рисковать… нельзя… пустить кавалерию в город.
И, глядя в заплаканные глаза Марты, продолжил.
— Спасибо… маги. Спасибо. Хоть… требушеты… сожгли…
— Будем драться? — спросил Марк, в очередной раз поправляя съехавшие очки.
Сержант обессилено ухмыльнулся.
— Будем… умирать, маг. Они нас сейчас сомнут и не заметят.
Вот и всё, подумала Марта. Вот и всё…
Откуда-то из глубин вдруг поднялась неистовая ярость, поджигающая руки колдовским огнём даже без желания хозяйки. Вот и всё? И слава Богам, что всё. По крайней мере, у неё будет шанс поквитаться. За Линда, за Холька, за того безымянного солдата, что погиб от дружественного огня, так и не добежав до крепости. За саму себя…
Шквал арбалетных болтов и стрел продолжал лавиной падать со стены, но тяжелобронированные всадники не обращали на него никакого внимания, продолжая грозным клином надвигаться на обессиленный отряд, выстроившийся жидким строем. Марта уже видела довольные лица кавалеристов, предвкушающие быструю и скорую месть за тот разгром, что они учинили в лагере.
Не дождутся.
Первый из всадников, откуда-то с правого края их массы, испепелился в мгновение, поймав латной грудью фиолетовую стрелу. Брат-близнец с левого фланга тут же повторил его судьбу. К делу моментально подключились и Марк с Пьером, продолжая неистово прореживать имперский строй.
Но недостаточно быстро. Кавалерийская армада продолжала неумолимо надвигаться.
За спиной Марты что-то трещало и клокотало, кто-то что-то громко выкрикивал, какие-то команды может быть, но она не обращала на эти звуки никакого внимания. Девушка продолжала швырять одно заклинание за другим, надеясь забрать с собой как можно больше имперцев. Фиолетовый огонь, не смотря на всю ночную усталость, лился струями, обволакивая всё тело девушки.
Ещё один пасс. Ещё один. Лошадиная грудь мелькнула прямо перед глазами, глядя в глаза Марты золочёной маской всадника, какой-то очень важной и знатной шишки, наверное.
Девушка почему-то успела подумать, что примерно так, грозно и завораживающе, выглядел бы Линд, если бы избрал своей стезёй военное дело.
На неё, перед самым последним мгновением, вдруг напал страшный страх. Не в силах увернуться, не в силах отпрыгнуть от нацеленного ей прямо в грудь копья, она сильно зажмурилась, не желая видеть собственную смерть.
Марта закрыла глаза, так до конца и не понимая, действительно ли она слышит этот чавкающий звук или ей только кажется?..
***
Рассветное солнце выжигало барону глаза.
 
Его грубая и сухая ладонь с короткой, прочерченной поперёк линией жизни, с силой давила на низ нахмуренного лба. От волосков густых бровей, слегка щекочущих кожу, по всей руке то и дело проходили волны дрожи. Но барон не замечал этого. Просто потому что вторая его ладонь, напряжённо вытянувшаяся вдоль правого бока, была сжата до побелевших нестриженных ногтей, с болью впиваясь острыми полукруглыми линиями в кожу.
Камень узкой вертикальной башенной бойницы, из которой командующий рассматривал раскинувшуюся перед крепостным мостом картину надвигающейся трагедии, ещё не до конца успел обсохнуть от утренней росы. Капли влаги то и дело скользили вниз по шершавой поверхности, своей собственной гибелью приветствуя солнце нового дня.
Имперская кавалерия, окружённая клубами пыли, брала разгон. А барон, глядя на эту неминуемую живую гибель, с бешеной скоростью надвигавшуюся на поредевший отряд, отчаянно сжал кулак.
Где-то внизу тяжело дышала Марта, устало упираясь ладонями в согнутые колени. Что-то кричал его сержант, грозно потрясая в воздухе мечом и суля, видимо, своему командиру немыслимые кары и проклятия. Но солдат лишь тщетно сотрясал воздух. Барон не слышал ни слова.
Физиономия командующего исказилась отчаянным и горьким оскалом. Придавленная невыносимой слабостью, его левая ладонь обессилено опустилась со лба и ударилась, влажно чавкнув, о косой подоконник бойницы. Командующий всей тяжестью тела повалился на эту неожиданную опору.
Он не мог открыть ворота.
Он не мог дать имперцам ни единого шанса ворваться в город. Пусть даже это был передовой отряд, пусть даже кавалерия, которой устроили бы ад, не дав пробраться дальше барбакана. Плевать. Он не имел права рисковать. Не имел права давать врагу ни малейшей возможности. Только не после этих бессонных ночей, не после повешенной на площади молодой девушки, не после поредевшего почти вполовину отряда, который он сам и послал на верную гибель.
Иначе всё зря. Иначе всё это было напрасно.
Красные от бессонной ночи глаза с плескавшимся в них морем отчаяния, медленно и словно нехотя, вновь посмотрели вниз. Имперские всадники, казалось, покрыли почти всё расстояние, отделяющее их от отряда. И даже не смотря на плотный огонь крепостных стрелков, короткое и кровавое столкновение было неминуемо.
Взгляд командующего вновь упал на Марту. Девушка с какой-то важной решимостью, тяжело дыша, развернулась в сторону врага, в ладонях её мелькнул столь знакомый барону по многочисленным тренировкам фиолетовый отблеск.
Молодая девушка готовилась умирать. Умирать страшно и беспощадно, забрав с собой в бездну как можно больше жизней. А он, Гильем Рейкландский, Чёрный барон, Ужас Гетенборга, так же, как и десять лет назад, стоял на месте и держал позицию, не в силах ослушаться приказа, которой сам себе и отдал.
Наверное, именно так умирала и его жена.
Барон с ещё большей силой стиснул зубы, хотя казалось, что дальше некуда. Он буквально почувствовал, как крошится и трескается пожелтевшая эмаль, как острие боли пробивает почти неуязвимую защиту, проникает внутрь, достаёт до самого корня.
Его рука аккуратно скользнула по чёрной траурной ленте, аксельбантом болтавшейся на правом плече.
Барон прекрасно помнил, в чём поклялся в тот страшный день, когда держал на дрожащих руках остывшее тело жены. Помнил, какой самый главный приказ отдал тогда себе. И как клеймо той команды, того императива, что он не мог нарушить ни под какими пытками, предлогами или переговорами с собственной совестью, чёрная лента до сих пор висела на его плече.
Никто не отступит. Никто не отсидится, не сбежит, не оправдается. Каждый примет бой, не смотря на свой страх, на свои убеждения и идеи. В том числе и он сам.
Никогда снова.
Всадники приближались.
— Брок! — заорал он, выйдя наконец из оцепенения.
— Да, ваше благородие, — учтиво отозвался адъютант, всё это время стоявший за плечом барона, чуть поодаль.