Их любимая кукла (СИ)

Это кажется таким простым и очевидным. Но почему-то мы всегда склонны всё осложнять. Часто, ведомые страхом, выбираем страдание там, где можно выбрать принятие себя и своих чувств. Врём самим себе, страшась правды, осуждения окружающих, страшась даже в собственных мыслях быть не как все.
Я тоже боялась. Боялась своих желаний, ведь их осудили бы все, кого я знаю, а мама особенно. Боялась влюбиться в одного из этих двух потрясающих мужчин, случайно встретившихся на моём пути. Боялась почувствовать себя игрушкой в их руках. Боялась, что потом останусь с разбитым сердцем.
А тут меня буквально накрыло озарением. Я уже влюбилась. Влюбилась в них обоих, таких разных, но в то же время таких одинаково заботливо-властных и искушающе-чувственных. Уже уступила своим желаниям и отдалась им двоим, получив от этой капитуляции столько удовольствия, сколько даже представить себе не могла.
Самое страшное уже случилось.
Теперь можно не бояться и расслабиться. Просто принять себя, вот такую влюблённую дурочку, получающую удовольствие от секса с двумя своими хвостатыми любовниками. Принять неизбежность нашего расставания. И просто ловить каждый прекрасный и сладкий момент. Жить этими моментами.
А проблему с разбитым сердцем буду решать тогда, когда она наступит.
Утро становится сладким продолжением чувственного вечера. Меня будит ощущение нежных рук на моём теле. И поцелуи. На губах, шее, груди…
Желание тёплой патокой растекается по венам.
В какой-то момент я ощущаю, как чьё-то большое тело накрывает меня, заставляя раздвинуть ноги. И просыпаюсь окончательно, когда чувствую, как в меня проникает чей-то член.
− А-а-ах, − со стоном распахиваю глаза. Ловя затуманенным взглядом лицо склонившегося надо мной Са-арда.
Его движения резкие, быстрые, агрессивные даже. Лицо искажено хищной гримасой страсти. А в серебристых глазах плещется бурное море противоречий, словно он сам с собой сражается. Словно во мне его главное искушение. И главная проблема.
Моё тело, послушное его воле, быстро воспламеняется. Возбуждение стягивает узлом низ живота. И всё же я не успеваю. Когда Са-ард вздрагивает всем телом, кончая, огненный цветок моего оргазма только начинает распускаться. Видимо, спросонья мне требуется гораздо больше времени.
И в этот момент я, как никогда, могу оценить преимущества наличия сразу двоих мужчин в моей постели. Не успеваю я расстроиться, или разочароваться, как место Са-арда занимает Шоа-дар, без предисловий врываясь в моё тело и сразу задавая тот темп, который мгновенно уносит меня на столь желанную вершину.
Низко застонав, змей младший в несколько мощных толчков догоняет меня, получая свою порцию утреннего оргазма.
− Доброе утро, с-с-сладкая, − улыбается клыкасто, целуя меня в губы.
− Доброе, − улыбаюсь в ответ. Чуточку повернув голову, ловлю взгляд растянувшегося рядом змея старшего. Какой-то слишком серьёзный, задумчивый.
И от этого пристального внимания почему-то смущаюсь. Не своей наготы, или того, что между нами произошло, а своих мыслей. Вчерашних, сегодняшних. Так, словно он мог их прочитать. Понять, как сильно я в них увязла. Как сильно прикипела.
Может и прочитал. Может, именно поэтому сейчас смотрит с таким внутренним напряжением. Может, ему претит всё то, что я к ним испытываю.
Откуда ему знать, не стану ли я цепляться за них, требовать чего-то…
Но Са-ард молчит. И я молчу.
Как хорошо, что рядом есть Шоа-дар, способный разрядить обстановку. В своём репертуаре, конечно же.
− Ж-шеня, выбирай. Я, или Са-ард? − улыбается он провокационно.
Я даже теряюсь от неожиданности.
− То есть? – округляю глаза, чувствуя, как сердце, трепыхнувшись, делает в груди немыслимый кульбит. Почему он об этом сейчас спрашивает? После того, как они оба… А если я не могу… выбрать?
− Нет, я понимаю, что ты хотела бы с обоими, − фыркает насмешливо змей младший. – Но в душ-ш-шевую кабинку мы втроём не поместимся. Так что выбирай, с-с-с кем ты хочеш-ш-шь мыться?
− Мыться? – совсем выпадаю я осадок. – А зачем с кем-то? Разве я не могу пойти одна?
 
− Вчера ты одна боялас-с-сь, − смешинки из глаз Шоа-дара исчезают. Правда, ненадолго. – К тому ж-ше вдвоём приятней. Так что?
− Мне всё равно, с кем из вас. Я… чувствую себя в безопасности с вами обоими, − признаюсь, пожав плечами.
− Тогда реш-ш-шение за нами. Брат, что скажешь? – змей младший смотрит на Са-арда.
− Иди ты, − роняет тот коротко. Почему-то больно кольнув меня этим.
− Ты чрезвычайно великодуш-ш-шен в последнее время, − довольно усмехается Шоа-дар, сползая с кровати и протягивая мне руку.
− Тебе показалось, − роняет Са-ард, провожая нас хмурым взглядом.
Недоумение, вызванное поведением змея старшего слегка портит моё приподнятое настроение. Но благодаря Шоа и затеянному им совместному купанию я быстро забываю о хмуром взгляде своего второго любовника. Да и мало ли, по какой причине тот хмурился. Может, ему сон плохой приснился?
Пока мы с Шоа-даром одеваемся, Са-ард тоже успевает принять душ. Так что каюту мы покидаем все вместе. Братья отправляются проверить сведения бортовых систем, чтобы убедиться, не случилось ли чего-то ночью. А я, само собой, топаю в пищевой отсек, чтобы сообразить нам всем покушать. Я сегодня тоже с удовольствием бы чего-то пожевала.
Надо, наверное, концентратом закинуться. Давно не кормила свой биосинтезоидный организм.
Вот странно получается. В последнее время я всё чаще забываю, что это не моё настоящее тело. Нет, я помню, что я в теле куклы, помню о своей цели, помню, что мне нужно вернуться в себя настоящую. Но штука в том, что физически я не испытываю себя искусственной. Все эти реакции, ощущения, физиология, сердечный ритм, который меняется в зависимости от силы эмоций, и прочие вещи… Просто не верится, что такое возможно с синтезированным организмом. И чем дальше, тем этот диссонанс сильнее. Словно мой разум... очеловечивает искусственную оболочку. Бред, наверное. Антинаучный.
Впрочем… я совершенно ничего не понимаю в инопланетных технологиях, кроме того, что мне позволили знать.
Особо не заморачиваясь, я жарю своим хвостатым мужчинам по нескольку стейков, из размороженного заблаговременно мяса какой-то неизвестной зверушки, и готовлю на пару ассорти из овощей. А в параллели делаю ещё тесто для оладушек. Это уже не столько для на-агаров, сколько для себя любимой. Что-то меня на сладенькое потянуло.
Когда горка ароматных пышек на блюде становится довольно высокой, и я выливаю на разогретую жаровню последнее тесто, меня вдруг настигает уже знакомое чувство постороннего взгляда. даже мурашки по коже бегут.
Отложив миску, я быстро оборачиваюсь.
Опять никого.
Хотя… словно в ответ на мои мысли, в дверном проёме появляется высокая фигура Шоа-дара.
Странно… я почувствовала его, или…
Чарпатчхе, ты здесь?
В ответ ничего не слышу, ни в реале, ни ментально. Может, показалось? Что-то я совсем нервная стала после вчерашнего.
− У тебя всё готово? – спрашивает Шоа-дар, подползая к столу и принюхиваясь. На губах появляется предвкушающая улыбка, а в глазах голодный блеск.
− Да, почти. Сейчас вот эти сниму и всё, − я сноровисто дожариваю последние оладушки и кладу их к остальным.
Снимаю с варочной поверхности таркиш, заварной напиток, чем-то напоминающий по вкусу чай из ройбуша. Разливаю его по чашкам и добавляю подсластитель себе и Шоа-дару. Са-ард предпочитает несладкий.
После чего достаю поднос и принимаюсь складывать всё на него.
− Давай, отнес-с-су, − мягко отодвигает меня на-агар, когда я заканчиваю.
Быстро ополоснув руки, поспешно следую за ним.
− Са-ард, завтрак готов. Потом продолжиш-ш-шь, − зовёт Шоа брата, снова просматривающего карты и, судя по всему, просчитывающего разные варианты нашего дальнейшего маршрута.
Не глядя на нас, тот молча кивает, что-то сворачивает, что-то вообще удаляет с развёрнутой многослойной голограммы. И задумчиво направляется к комнате отдыха.