Сумеречное сердце
Его пылающий взгляд остановился на Эсмине.
– Ты снова с нами, я снял с тебя проклятие, остался лишь один ритуал, который окончательно убедит меня в твоей преданности.
Едва Кройн намекнул, что он в ней сомневается, Эсмина едва не разрыдалась. Все, что произносил создатель, воспринималось крайне драматично – либо с трагедией, либо с восхищением и ликованием. Да она все что угодно сделает, лишь бы он в нее снова поверил!
Видимо, Кройн прочитал в ее глазах то, что хотел услышать, потому что, не став дожидаться ответа, произнес:
– Убей первую жертву, напейся досыта, забери каждую каплю крови.
– Сделаю, господин, – с воодушевлением заверила его Эсмина. – Первый встретившийся человек – мой! Скорее бы наступила полночь!
– Не нужно никого искать, – хищно улыбнулся Кройн. – Мы поймали для тебя первую жертву. Несмотря на то что многие члены клана давно голодают, было решено отдать человека тебе полностью. Прими наш дар.
От такой щедрости Эсмина едва ли не расплакалась в ответ. Кройн умел делать ее сентиментальной. Она знала о таком ритуале. Для новичков всегда ловили первую жертву, которую новообращенный вампир убивал на глазах всего клана. Это было первое испытание. И хотя Эсмину нельзя было назвать неопытным вампиром, старая добрая традиция умиляла.
Голод проснулся моментально, она облизнула отросшие клыки и с жадностью уставилась на человека, повисшего кулем в сильных руках Кройна. Старый вампир глядел на нее с непонятным предвкушением. Будто он, а не она должен был сейчас отведать крови.
Когда сдернули мешок с головы жертвы, Эсмина не сдержала удивленного выдоха. Потому что Кройн держал Доминика Пятого, и колдун выглядел чуть лучше мертвеца. Его не кусали, но поколотили изрядно, видимо, без сопротивления чернокнижник не сдался. Один глаз едва выглядывал из-под набрякшего синяка, другой смотрел привычно дерзко – прямо на Эсмину. Рот колдуну тщательно завязали – боялись речевых заклинаний. Руки и ноги у него тоже были связаны.
– Где вы его поймали? – охрипшим голосом спросила она.
К вопросу хотелось добавить еще один, терзавший ее куда сильнее первого: что с Уилли? Если поймали Ника, значит, на деревню напали, хотя сестры утверждали, что атаковать оборотней в ответ они не собирались.
У Эсмины шла кругом не только голова. Весь мир плыл и бледнел перед глазами.
– Убей его, моя дурочка, – прогремел голос Кройна. – Докажи, что ты принадлежишь только мне.
Когда она подошла, Ник задергался, замычал. Он смотрел на нее с таким отчаянием, что ей захотелось вытащить кляп, чтобы услышать его последние слова.
Протянув руку, Эсмина взглянула на Кройна и, дождавшись кивка, выдернула скомканную ткань изо рта чернокнижника. Кройн и столпившиеся вокруг вампиры напряглись, ожидая колдовской атаки, но Ник будто их и не замечал. Он видел только Эсмину, и слова его предназначались лишь для нее:
– От жизни к смерти. И от смерти к жизни.
Для всех собравшихся сказанное прозвучало бессмыслицей, но Эсмину будто второй раз за вечер обескровили, а потом снова вернули жизнь, смысл и… память. Не всю, но вырвавшийся из недр забытья отрывок воспоминаний был подобен удару молнии.
Она уже слышала эти слова, когда-то очень давно, вечность назад. И говорил их ей тот же голос, с тем же оттенком, с той же страстью. Обладатель голоса любил ее, а она любила его.
Эсмина подошла так близко, как могла, осторожно взяла несопротивляющегося Ника за голову, запрокинула ее, открыв горло и стараясь не смотреть в глаза, которые ее искали. Зато она взглянула на Кройна. Старый вампир торжествовал, не подозревая, что в ответ на него смотрит смерть.
Она наклонилась к горлу колдуна, но закончила движение совсем в другом месте. Кройн действительно не ожидал подвоха и к атаке готов не был. Эсмина вонзила клыки ему в шею, схватила за волосы, не давая отстраниться, почувствовала, как Кройн, бросив Ника на землю, вонзает когти ей под ребра, но хватку не ослабила. Внезапная ненависть придала силы и помогла закончить начатое. Чувствуя, что Кройн рвет ей плоть, пытаясь добраться до сердца, Эсмина рывком подалась вперед и оторвала создателю голову.
Падали они уже вместе. Теряя сознание, Эсмина увидела такие галлюцинации, какие вряд ли могли присниться даже в кошмарах. Казавшееся совершенным лицо Кройна преобразилось. Его голова упала недалеко от нее, и на Эсмину глядел не безупречный красавец, но обезображенный древностью старик.
«Наверное, я такая же…» – подумала она, чувствуя, что умирает вовсе не от ран Кройна. Вокруг корчились в смертных муках братья и сестры. Когда погибал глава клана, за ним часто следовали те вампиры, чье сознание успело с ним сродниться. Выживали лишь новички. Но Эсмина новичком не была, по своей природе она давно срослась с тем монстром, из которого сейчас вытекали последние капли крови и жизни.
Увиденное напоследок и вовсе казалось бредом. Ломая ветки и гигантские стволы деревьев, на поляну стали медленно выходить медведи. А так как своими немаленькими телами они проделывали солидные бреши в чащобе, то сверху на них падали лучи света, делая их похожими на огромных косматых ангелов, спустившихся с неба. Во главе медведей-оборотней двигался и вовсе чудной зверь. Он был похож на кота без хвоста, только раз в сто превышающего размеры обычного котяры. Знакомые желтые глаза остановились на Эсмине, переместились на связанного Ника и хитро прищурились. У Остина тоже оказались свои секреты.
На шее огромного котяры сидела маленькая девочка и весело махала ей рукой. Обилие умирающих вампиров, разорванное тело Кройна и истекающая кровью Эсмина ее совсем не смущали.
Последний взгляд Эсмина подарила Нику.
– От смерти к жизни, – прошептала она слова брачной клятвы, которую когда-то давно произносили губы другой женщины в другой жизни.
Глава 12
И от смерти к жизни
Она проснулась от странных ощущений. В груди и горле болело, ребра и запястья ныли, голова раскалывалась, тело налилось усталостью, а еще – ее терзал голод. Хотелось обычной человеческой еды – хлеба, каши, овощей, мяса, а одна мысль о крови вызвала едва ли не рвотный рефлекс. От питья она бы тоже не отказалась. Вода! Ей срочно нужна вода!
– Пить, – прошептала Эсмина, удивляясь, каким слабым у нее стал голос.
Глаза разлипались с трудом, будто веки склеили. Мутная картинка перед ними становиться четче не спешила. Эсмина прежде учуяла запах: нежный цветочный аромат, который будоражил чувства и тревожил сознание. Раньше она ощущала запахи иначе, и делились они на опасные (вроде жасмина, чеснока), обожаемые (кровь) и терпимые (все остальные). Сейчас же она наслаждалась. Память со скрипом подсказала название: так пахнут розы.
– Не двигайся, тебе должно быть нехорошо, но дурные ощущения скоро пройдут.
Эсмина знала голос. Доминик Пятый не был ее воображением, не приснился в кошмаре и не исчез вместе с прошлым. И это его руки заботливо придерживали ее голову.
Постепенно зрение восстанавливалось. Она лежала на кушетке в беседке, так густо оплетенной дикими розами, что из-за пышных бутонов едва виднелись очертания сада вокруг. Но не только сад проглядывал из-за плетущихся розовых ветвей. Первым, что бросалось в глаза, был замок, возвышавшийся на холме неподалеку. Скорее, большая усадьба, совсем не похожая на крепости, в которых привыкла жить Эсмина, кочуя с кланом Кройна. Тоже заросшая плющом и розами, с небольшими башенками на крыше, усадьба была куда уютнее всех жилищ, какие помнило ее сознание. И почему-то Эсмина была твердо уверена, что это он – королевский замок. Может, из-за ворот с причудливыми узорами на створках, которые возвышались в саду?
Ворота стояли на дорожке, тянувшейся от беседки, где она лежала. Дорожка когда-то была вымощена камнем, но со временем покрытие треснуло, пропустив сквозь себя молодую траву, желтые цветочки и даже местами грибы, хотя для них вроде как было еще рано. Белая краска с прутьев давно слезла, обнажив черные и буро-красные цвета проржавленного железа. Однако те же розы, что и на беседке, пышной аркой укрыли ворота, спрятав под красивыми бутонами и блестящими, упругими листьями уродливые следы древности. Но самым примечательным в воротах было то, что стояли они на дорожке без каких-либо стен. Их можно было обойти со всех сторон. Может, стены разрушились со временем, а ворота устояли?..