Сумеречное сердце

Гайдахан посмотрела прямо ей в глаза и медленно кивнула, будто смакуя момент. Да, что и говорить, она не скрываясь торжествовала.
– Дел много, поэтому, если формальности решены, приступим прямо сейчас, – распорядилась Гайда. – Ночью у нас охота. Девочка может пойти с тобой и подождать в доме любой из моих сестер, но ее, – палец женщины-оборотня указал на Эсмину, – в деревню я не пущу. Вампирам на землях оборотней не место.
Эсмина уже открыла рот, чтобы сказать, что она может своим ключом подавиться, потому что они уходят и найдут другой способ попасть в королевский замок, но Ник ее перебил и сказал улыбающейся Гайде:
– Мы тоже спешим, поэтому даже лучше, если закончим к обеду. Вы ступайте, готовьтесь, я с Уилли сейчас подойду. Заверяю вас, что нога вампира в вашу деревню не ступит. Мне нужно минут десять, чтобы все уладить.
Он говорил это таким будничным тоном, будто они договаривались об обмене воза сена на телегу дров.
Гайдахан с сестрами уходили с поля, едва ли не приплясывая. Шли женщины обычным шагом, не оглядываясь, но Эсмине казалось, что каждая из них в душе ликует. Какого дьявола вообще здесь происходило? Что за дурацкие условия сделки выдумали?
– Если бы не Уилли, я бы тебя сейчас убила, – сказала Эсмина Нику, когда он отвел ее в сторону.
Призраку хотелось играть с девочками, и она топталась в поле, не смея вроде как покинуть колдуна с вампиршей, но всем сердцем пребывая с другими детьми. Их разговора она не слышала, с тоской глядя на новых подружек, которых уводили взрослые. Игры людей детям были непонятны.
– Что ты хочешь, Эсмина? – с неожиданным раздражением спросил Ник. – Если думаешь сдохнуть в болоте, так бы сразу и сказала. Я бы оставил тебя с Уилли и ушел заниматься своими делами. Но если мы работаем над одной целью, не надо мне чинить препятствий. Ты не представляешь, как нам повезло, что Гайда не устроила с тобой кровавые разборки. После всех твоих нападок, заметь, необоснованных, у нее было полное право завязать с тобой драку. Хотя бы за то, что ты вспомнила о ее отце. Между прочим, я с Гохром дружил и тяжело переживал его гибель.
«Да с кем ты только не дружил!» – хотела была фыркнуть Эсмина, но в буквальном смысле прикусила себе язык. Боль отвлекала. А так хотелось сделать с Ником Пятым что-нибудь нехорошее!
– Не понимаю, чего ты так взъелась, – тем временем продолжал колдун. – Времени мы потеряем немного. Все равно Уилли весь день идти не сможет. Если тебя уязвило, что Гайда не пускает тебя в деревню, то представь, что будет, когда проснутся феи. Подумай и скажи мне, ты точно этого хочешь?
Больше всего ей хотелось запустить клыки ему в горло, но Эсмина, разумеется, сдержалась.
– Идем к замку, план в силе, – выдавила она из себя. Вообще-то на уме был целый монолог, но получилась только эта короткая фраза. И почему из всех слов на языке вертелось только одно: «предательство»?
Кажется, колдун что-то почувствовал, потому что снова взял ее за руку. Вернее, попытался это сделать, потому что Эсмина ее тут же выдернула.
– Послушай, то, что я согласился делиться с тобой кровью, ничего не значит. Мы ведь уже выяснили, что для тебя главнее всего. Ты вампир, Эсмина, и никогда не сможешь почувствовать человеческое… Кровь – твоя религия. А Гайда хоть и оборотень, но все же человек. Если ты думаешь, что она меня заставила, то это не так. Я мужчина, и мне не чужды плотские удовольствия.
Лучше бы он ушел молча. А еще Эсмине захотелось избавиться от всей крови, что она из него выпила. И больше никогда ничего у него не брать. В тот момент, когда зов крови наконец затих, вытесненный другим непонятным чувством, источник этого чувства заявляет, что она – бездушная тварь, с которой даже плотских радостей делить не хочется.
Сжав челюсти так, что хрустнуло что-то в голове, Эсмина решительно кивнула.
– Без проблем, колдун. Мне и самой в эту деревню не очень-то хотелось. Иди, забавляйся, я подожду тебя в лесу. Что нам, вечным, пара-тройка часов безделья?
– Когда вернусь, обещаю поделиться кровью.
 
– Я не голодна, – как можно холоднее произнесла Эсмина и, не глядя на Ника, подошла к Уилли. Та привычно заулыбалась и потянула к ней ручки. Вампирша давно заметила, что девочка всегда будто расцветает, когда она рядом. Неужели так сильно привязалась?
– Я отлучусь, за мной ходить не надо, – сказала она и вдруг притянула Уилли к себе, горячо обняв. – Как же тебе, чертовке, удалось пробраться ко мне в душу? Я ведь, кажется, уже привязалась… Вечером увидимся, хорошо? Не скучай, поиграй с другими девочками, потом мне расскажешь, с кем познакомилась. Молодые оборотни еще не такие сучки, как их матери.
Уилли, как всегда, не поняла ни слова, но торжественно ей кивнула, чмокнула в худую щеку и побежала к Нику, который уже ждал ее на дороге. Эсмина с колдуном разошлись в разные стороны, даже не посмотрев друг на друга.
Чем она занималась до полудня, вампирша не помнила. Бездумно бродила по лесам, поймала мышь, хотела ее загрызть, но, передумав, отпустила. Дошла до небольшой бурливой речки, долго глядела на противоположный берег, густо поросший жимолостью, а потом задремала, устроившись в корнях поваленного дерева.
Разбудило Эсмину яркое солнце. Так она подумала вначале, но на самом деле проснулась вампирша от кошмаров и образов, ими порожденных. Ничего страшного в ее полуденном сне не было. Наоборот, он был наполнен лаской, негой и приятной истомой. Только все это чувствовала не она. Крепкие загорелые руки, ласкающие мужчину, ставшего Эсмине почему-то небезразличным. Губы Ника, слизывающие капельки пота с ложбинки между ключиц своей возлюбленной. Копна пшеничных волос, укутывающая сплетенные в любовной страсти тела. Стоны, смех, пара теплых, пустых фраз ни о чем, снова смех…
Эсмина, не думая, бросилась в воду и почувствовала себя той еще идиоткой, когда поняла, что речка не доходит ей и до колен. Споткнувшись о подводную гальку, она рухнула, забарахталась, с трудом поднялась и медленно побрела к противоположному берегу. Тревожный мозг даже наяву улавливал стоны любовников и веселый, беззаботных смех Уилли, играющей с детьми женщин-оборотней. Вампиру в том раю делать было нечего.
Ник обещал явиться к обеду, но, судя по положению солнца, полдень давно миновал. Предзакатные сумерки только намечались, вероятно, сейчас было часов пять или шесть дня. По-хорошему надо бы встревожиться, пойти за чертовым колдуном, поглядеть, все ли в порядке, но злость, поселившаяся в Эсмине с тех пор, как она увидела Гайду, нашептывала свое: у Ника с Уилли все в порядке. Первому одного раза, конечно, не хватило, вот он и потерялся в любовной неге до вечера. А Уилли наверняка сморил полуденный сон. До Эсмины никому из них дела нет.
Выйдя на другой берег, вампирша очень быстро застряла в разросшемся кустарнике. Ветви так густо и тесно переплелись друг с другом, что образовали живую изгородь, закрывшую собой участок леса. Да и виднеющийся лес обычным трудно было назвать. Не лес, а чащоба! Стволы деревьев стояли так близко друг к другу, что человек между ними вряд ли протиснулся бы. Соединенные кроны же образовали шатер, не пропускающий вниз ни одного солнечного луча. Будь Эсмина не полуденным, а обычным вампиром, не побоялась бы устроить себе лежбище в таком укрытии.
Решив, что в чащу ей все-таки не надо, Эсмина собралась переходить реку обратно, как вдруг ее накрыл запах. И лучше бы то был жасмин, или даже чеснок, или какая другая вонь, невыносимая для вампира, но нет – она почувствовала своих.
Между Эсминой, которая голодала в Млыве две недели назад, и Эсминой нынешней действительно пролегла пропасть, потому что раньше, учуяв своих, она бы непременно обрадовалась, но сейчас первой реакцией был страх. Она снова стала бояться Кройна, как в те далекие годы обучения, когда вампир силой и лаской лепил из нее «настоящего кровососа». В том, что она уловила запах бывшего клана, Эсмина не сомневалась. Своих она узнала бы, даже лишившись всякого обоняния.