Абсорбент. Маньяк, который меня любил

Игорь переглянулся с Эмилем.
«Сами теперь пытайтесь отстранить ее от дела, — попытался подать сигнал Игорь. — Я себе не враг».
И Эмиль печально прикрыл глаза. Понял.
— Когда ты успела со всеми поговорить? — ворчливо спросил Эмиль. — Игорь Валерьевич тебя на мусорку послал, а не слухи собирать.
— Это не я, это Сава, — бесхитростно пояснила Даша. — Эксперты видели, что УГРО его не гонит, и решили, что он с нами, прям совсем с нами. А он умеет спрашивать так, что ух! И ко мне подходил пересказать. И кофе принес прямо на мусорку, а то я там задубела страсть как.
— Ясно, — судя по голосу Эмиля, у кого-то должны были быть проблемы, и Игорь мог только надеяться, что не у него. — В общем, Дарья, тут такое дело…
Игорь отвернулся к окну, не желая видеть, как расстроится девочка, и повернулся, только когда Эмиль решил подсластить пилюлю пересказом разговора с Кирой Михайловной.
Рассказчиком начальник оказался отличным. Игорь как вживую представил Киру Михайловну, которая спешила поделиться всем, что успела увидеть.
— В общем, она высунулась сразу же, как он прошел к Анне, — продолжил Эмиль. — И сказала, что пахло от него хорошим парфюмом. Но сильно. Она подумала, что Анна завела наконец нормального мужчину, потому как от Вахана ничем приятным не пахло. И собралась потом заглянуть якобы за солью и поглядеть на него. Оттого и одевалась долго.
— То есть Вахан вне подозрений? — обрадовалась Даша, хотя глаза у нее покраснели, того и гляди снова заплачет.
— Не знаю, это могла быть уловка, — развел руками Эмиль. — Он мог специально использовать парфюм. Однако это уже что-то.
Он посмотрел на часы и встал.
— В понедельник жду вас с отчетами, и возвращайтесь к своей основной работе.
Вот и все.
Игорь и Даша вышли из подъезда вместе, прошли мимо огороженного, но уже опустевшего места убийства. Игорь огляделся в поисках Савы, но тот, похоже, тоже уже уехал. Мотоцикла его не было.
— Давайте я вас подвезу до дома, — тусклым голосом произнесла Даша и куснула ноготь.
А Игорь понял, что надо делать. Он достал мобильник и набрал номер.
— Крис, ты еще не уговорила все наши бутерброды? Да, тут такое… Потом расскажу. Скоро приедем, ставь чайник. — Он прикрыл телефон ладонью и спросил: — Даша, поехали к нам? Перекусим, познакомишься с моей невестой и Арамисом. Это мой пес.
Даша несмело улыбнулась.
— А можно? — прошептала она неуверенно.
— Нужно, — уверил ее Игорь и снова поднес трубку к уху. — Крис, мы с Дашей голодные и замерзшие, можем не обойтись одними бутербродами!
— Мог бы и не говорить, — фыркнула в трубку Кристина. — Уже достаю пельмени и салат нарежу. К чаю только печенье, так что можете по дороге купить рулет или вафли.
И впервые со звонка Киры Михайловны Игорю стало тепло.
  
Глава 29
 
Александр наконец-то был на свободе. Он немного неуверенно, все ускоряясь, шел прочь от своей тюрьмы. В больнице перестаешь быть самим собой, все привычки и чувства остаются только словами, которые нужно говорить и говорить, но только когда тебя спрашивают. Некоторые не могли молчать между этими встречами с врачами и психологами, и слова вырывались из них криками. Александр сам кричал редко, но внимательно слушал. Он не любил говорить. Его сунули сюда и забыли, как вещь, вытаскивая лишь во двор, чтобы проветрить, словно он, как старое пальто, мог покрыться плесенью или быть изъеденным молью. Только здешним врачам было невдомек, что воздух за редкими прутьями больничного двора такой же затхлый, как и в шкафу-палате. А сейчас он дышал полной грудью и не мог надышаться.
Где-то глубоко билась тревожная мысль, что, когда ощущение свободы спадет, его накроет ужас. Идти было некуда. Он давно не работал, его съемная квартирка уже была сдана другим людям, вещи… А где, и правда, его вещи? Наверное, у матери. К матери идти не хотелось. Дряхлая, но все никак не умрет! Полуслепая и злая как черт. Бить сына она перестала в его двадцать или даже двадцать пять. Когда он просто устал это терпеть. В ответ он не ударил ни разу, не мог бить женщин. Но возвращаться обратно к матери, которая и сдала его в больницу? Ну уж нет!
 
Александр потряс головой, отгоняя неприятные мысли. До больницы были эти серые, мерзкие твари. Они и скрутили его, не дали добраться до горла ближайшего к нему совсем юного мальчишки. Такой еще молодой и уже мерзкая тварь. Александр просто хотел избавить мальчишку от постыдной жизни, а его хотели за это отправить в тюрьму. Помогли врачи, наврали в суде, будто Александр совсем чокнутый. Ха-ха. Там поверили. Будто чтобы быть чокнутым, достаточно ненавидеть ментов!
По улицам Александр шел, низко опустив голову. Он знал, что не сумеет сдержаться, это сильнее его, и потому не смотрел по сторонам, чтобы не увидеть проклятую серую форму.
Так, не поднимая головы, он зашел в какую-то забегаловку. Нащупал в кармане смятые бумажки банкнот и почувствовал облегчение. Именно так он всегда хранил деньги. Никаких кошельков или аккуратных бумажников. Купил шаурму, впервые подняв голову, и съел ее прямо тут, в тепле набитого ароматами аквариума.
Он все сильнее вспоминал себя как человека. Слова, которыми он был на бумаге, обретали смысл. Александр поднял голову, неожиданно вспомнив, что довольно плохо видит. Зимой же все люди черны и серы. Здесь, в мутном аквариуме, он может спокойно вертеть головой. Лишь бы никто из мразей не вошел внутрь. Терять свободу так быстро не хотелось.
Согревшись дрянным, но зато очень горячим чаем, Александр окончательно успокоился и решил, что зайдет в знакомую ему семейную общагу и переночует там. Такое место, где каждый будет думать, что он пришел к другому, а уж Александр ради свободы потерпит этих людей и их смрад.
Ноги сами принесли его в парк. Сначала идти было непросто, под ногами сновали собачки и маленькие дети, родители и хозяева одинаково окликали их резкими чаячьими голосами. Но постепенно он уходил все дальше в парк, туда, где тот становился лесом.
Теперь Александр шел иначе. Вернулась пропавшая было в больнице крадущаяся походка, Александр поднял голову и щурился, высматривая серую форму. Свобода больше не казалась вершиной счастья, для счастья нужно было убить хоть одного мента. А лучше бы их всех. До последнего.
Александр на мгновение остановился, пытаясь вспомнить, за что он ненавидит этих тварей, но тотчас пошел быстрее. Разве это важно? Важно то, что ему уже сорок пять, а он не убил ни одного. Так и жизнь пройдет, а он не сделает ничего хорошего.
Серые от снега деревья едва слышно поскрипывали, словно подбадривали его. И обнадеживали. Александр вспомнил, что этот парк и, наверное, эти же деревья видели того маньяка, что убивал здесь во времена молодости его матери. Как будто эта вздорная старуха вообще была молодой! И потом здесь убивали множество раз. Просто странно, что Александр не додумался прийти сюда раньше.
Конечно, ему могло не повезти. На улице стояли холода, и парк становился все более безлюдным, а он не какой-нибудь там маньяк, чтоб довольствоваться первым попавшимся. Но идея уже запала в душу.
Он проходил несколько часов и совсем замерз. Но тут Александр понял, что все-таки обладает жильем. Просто знал и все. В тепле планировать было куда приятнее, и ярче чувствовалась свобода. Александр вдыхал ее вместе с непривычным травяным ароматом чая и терпеливо ждал. Ему не могло не повезти.
И Александр, конечно же, был прав. Три дня он ходил в парк, терпеливо бродил по тропинкам, вытоптанным вовсе не там, где летом лежал асфальт дорожек. Ходил и думал о маньяке, что когда-то так же бродил здесь. Александр завидовал ему. Он был таким свободным и известным. Куда он потом пропал? Мать не рассказывала. Может, и сама не знала. Наверняка его поймали эти… в форме. И засунули в тюрьму или в коробку больницы. Как Александра. И Александр вздыхал, чувствуя уютное единение с незнакомым ему маньяком.
Это было как на рыбалке. Александр никогда не рыбачил, он даже не знал Бориса, который, напротив, обожал рыбалку, но сравнение ему понравилось. Едва перестанешь надеяться на крупную рыбу и расслабишься, прикроешь глаза и чуть опустишь руку, судорожно сжимающую удочку, как клев пойдет. Александр чувствовал себя именно таким рыбаком. Уже стемнело, и на центральных аллеях парка зажглись фонари, желтым и оранжевым светом пробивающие сумерки, но на тропинке едва просматривался силуэт идущего на Александра человека. Как он понял, что на нем серая форма? Александр не знал. Может, чутье или очертания. Может, походка?