Сила Внушения (СИ)
А ведь чуть позже появились и другие фигуранты из числа кремлёвских властных монстров. Но именно Акопян, стал первым рычагом, с помощью которого громоздкое колесо истории качнулось в сторону от проторенной колеи. Он же тайно сводил и с другими лицами из своего круга, упрощая выход на них и создавая непосредственный контакт. А там уже и до самых главных лиц страны оставалось сделать всего несколько шагов.
Ну и тайны с каждым разом приоткрывались всё более грандиозные, страшные, непритязательные. О некоторых мемохарб знал из прошлой жизни, о некоторых догадывался, о некоторых подозревал, но некоторые даже его циничную душу, чуть ли не наизнанку вывернули. Настолько тошно и мерзко становилось, рассматривая творимые подлости, невероятные афёры и кровавые преступления. Дошло в определённый момент даже до того, что последний из цивилизации пьетри пожалел о своём решении вмешаться в историю Земли и что-то подправить. Знал бы, что в такой мерзости придётся копаться, сразу бы уехал с женой на край света и жил бы там не отсвечивая.
К сожалению всё это «окунание» в неприятную субстанцию проходило постепенно. Тот же Акопов, после первых внушений, для всех своих подельников и соратников, как бы продолжал оставаться прежним. Разве что затеял небольшую реорганизацию у себя в министерстве, создав несколько рабочих мест для заслуженных фронтовиков, да выбрав себе ещё одного заместителя. Заместителем по новым проектам стал некий Фёдор Павлович Шульга, в недавнем прошлом отставной полковник, начальник большой автотранспортной колонны из провинции.
На иные рабочие места тоже пришли грамотные специалисты, орденоносцы, лишь слегка потеснив замшелую министерскую аристократию, всю войну просидевшую в глубоких тылах. Конечно, недовольные ретрограды нашлись, не без того, но их быстро заткнули, убрали, сместили, потому что особых неприятностей мелкие перестановки крупным фигурам не принесли.
К тому же новый заместитель министра сходу сумел заинтересовать самого Сталина парочкой удивительных, новаторских на то время проектов по постройке с нулевого цикла автомобилестроительного завода. И конструктора он отыскал, который создал новый, простой, но шикарный двигатель для легковых автомобилей. А чуть позже, с группой иных конструкторов предоставил на суд вождя сразу несколько видов сельхозтехники. Причём настолько новаторских видов, что подобных аналогов не существовало и за границей.
Кстати, супруга Фёдора Павловича, переехавшая в Москву вместе с мужем, тоже не осталась без работы. Но там уже постарался председатель комитета по делам искусства при СНК СССР. Михаил Борисович Храпченко тоже стал делать должностные перестановки у себя в комитете. Причём довольно крупные и значительные. В их результате некая заведующая клубом, Наталья Петровна Шульга стала начальником отдела сценарного искусства. И тоже с первых дней работы на новом месте показала себя с самой лучшей стороны. В том числе лично ею было предложено несколько замечательнейших сценариев фильмов о прошедшей войне и тружениках тыла. Так что известность Наталья Шульга получила довольно широкую и громкую и, в конечном итоге, через год, заняла должность начальника отдела по кинематографии.
Но всё это случилось чуть позже и со своими определёнными сложностями.
Тогда как для парочки юных студентов сентябрь сорок седьмого года стал невероятно насыщенным месяцем по всем направлениям. Первое — это учёба. Следовало с первых дней показать себя лучшими на потоке, самыми знающими и наиболее авторитетными. Чтобы ни у кого из преподавателей даже мысли не возникло помыкать самыми молодыми студентами, относиться к ним с презрением, посылать на бессмысленные отработки, а то и просто ловить на недостатке знаний. То есть — учиться не просто лучше всех, а занять нишу крайне независимых, никому не подсудных личностей.
Для создания такого авторитета, помимо уникальных, обширных знаний Шульге и Бельских помогали их демонстративные контакты с руководителем кафедры, профессором, генерал-лейтенантом Ахутиным. Тот чувствовал себя всё лучше и лучше, и на волне этих улучшений встречался с желанным целителей гораздо чаще, чем раз в пол декады. Практически каждые три дня он вылавливал Шульгу через посыльных, и закрывался с ним у себя в кабинете. И уже там выдавал парню кучу восхвалений, хвастался улучшениями и просил как можно быстрей завершить весь курс «лечения». Очень уж хотел прославленный медик доказать своим противникам и оппонентам, что он ещё их переживёт. Да и о бокале коньяка мечтал со всей пролетарской искренностью и беспощадностью.
А так как у самого профессора время было расписано по секундам, то он срывал студента с лекций в любое удобное именно для себя время. Что тоже придавало некий флер таинственности и загадочности таким неравным отношениям. Мало того, Михаил Никифорович, после согласования с самим целителем, стал подтягивать за собой ещё нескольких коллег и приятелей, здоровье которых оставляло желать лучшего. Их тоже, пусть только слегка, больше лишь для вида, мемохарб подлечивал, чуточку ускорял регенерацию, взбадривал иммунную систему. Но этого вполне хватало, чтобы заработать себе огромный авторитет и немалое уважение в очень узких кругах светил отечественной медицины.
Так-то прославленные медики не посмели распространяться о своих заигрываниях с нетрадиционной медициной. Да и сам целитель им давал жёсткую установку сохранения тайны о причине их контактов. А с тем же пакри банально договорился о молчании. Зато уверенность у всех лиц, поправивших своё здоровье, появилась вполне определённая: есть, есть некая потусторонняя сила, способная лечить! И сила эта никак не связана с медикаментозной, нынешней наукой.
Конечно, всякие намёки на обследование и изучение своего феномена Киллайд сразу же и категорически отвергал. Или убеждал, что ещё не время для такого исследования. Только после окончания института! Только после получения диплома и обретения научной самостоятельности.
А к чему всё это велось? Зачем Киллайд осторожно расширял группу медицинских деятелей, согласных на близкий контакт? Да потому что хотел подобраться к самым важным фигурам, которые непосредственно лечили Сталина, а потом и помогли его добить после отравления. Иначе говоря, хотелось выйти на тех самых «вредителей», которых не успели засудить в 1952-ом году, и которые уже долгое время вели целенаправленное уничтожение политических деятелей, рьяно поддерживающих любые преобразования вождя в политической и экономической жизни страны.
В этом деле имелись немалые сложности. Главная — наличие большого числа пакри среди заговорщиков в белых халатах. Нарваться на такого не хотелось бы, он мог что-нибудь заподозрить, пришлось бы его резко убирать. А любое резкое движение против таких групп, могло спровоцировать что угодно в ответ. Всё следовало делать тихо, без малейшей огласки и не вызывая никаких подозрений.
Мало того, до сих пор Киллайд сильно сомневался и в полной адекватности самого вождя. Вдруг его надо отравить или отстранить от власти раньше? Вдруг именно это пойдёт на пользу, как стране, так и истории планеты в целом? То есть следовало окончательно и достоверно разобраться в планах и намерениях первого человека СССР, в планах его ближайшего окружения, и только потом предпринимать шаги в нужном направлении.
Для этого и отводилось три, четыре года на учёбу, врастание в структуру кремлёвской иерархии и прояснение всей картины происходящих событий. Конечно, всё это согласовывалось с действиями новорождённого СФП, союза фронтовых побратимов.
Одним из намеченных важнейших знакомств, оказалось знакомство с главным терапевтом Красной Армии, профессором Вовси. Конечно, как врач и как талантливый учёный, организатор и прочее, Мирон Семёнович Вовси был именно на своём месте. Несомненное медицинское светило, сделавшее очень много для спасения раненых и заболевших граждан во время войны. Но вот в политическом и в моральном плане, этот человек совершил некие действия, которые сложно оказалось рассмотреть издалека, из глубины ушедшей вперёд истории. Что о нём только не говорили историки и современники, излагая порой полярные точки зрения. Очень хотелось «пощупать» его вплотную, лично почитать его мысли, узнать его планы и намерения.