Пятнадцать ножевых (СИ)
— Надо вернуть кольцо! — твердо заявила Лена
— Ага, и потом три дня будешь писать объяснительные, как оно к тебе попало, а потом ходить к этим деятелям как на работу, доказывая, что ты не слон. А взамен они начнут требовать, чтобы ты информировала их о своих знакомых.
— Да как ты можешь? Я никогда...
Сейчас мне прилетит. Томилина просто вспыхнула от гнева.
— Ага, а после того как Власов скажет, что придется тебя годика на три посадить за попытку кражи драгоценности у ценного для нашей страны иностранца, задумаешься.
Я зачастил, но это сработало.
— Нет не так сделаем. Ты где нашла кольцо?
— В кармане, вот здесь, — она полезла в сумку и вытащила свернутый халат. — Я его в стирку несу.
— В каком?
— Правом, я еще полезла...
— Открывай, — я вытащил из «дипломата» бумажник и вытряхнул кольцо в карман халата. — Я спиртом его протер, отпечатков ничьих нет. Так что если дернут даже сейчас, скажешь, что в карманы не лазила, что там лежит, не знаешь.
— А если не... — спросила Елена и замолчала.
— То спрячешь так, чтобы никто не нашел. И пусть лежит. Нечего такую вещь пытаться продать, допустим, или в ломбард сдать. Потому что не успеешь ты отойти от ювелира, который тебя еще и обманет на оценке, как попадешь в руки ментов. Или бандитов. И неизвестно, что хуже.
— А ты у себя спрятать можешь? — спросила она. — У себя я как-то... боязно... такая вещь...
— Потом всё. Пойдем, домой тебя провожу.
****
Вот чем хороша работа на скорой: все трудятся, а у тебя выходной. Бывает и наоборот, но это уже не плюс. Поэтому я легко согласился, когда Томилина пригласила меня к себе. Не в первый раз, опять же. Та встреча с компанией любителей бардовской песни оказалась не единственной, мы еще пару раз заваливались к ней после дежурства. Ко мне Елена почему-то ехать не хотела. Бзик у нее был такой. Звонила, говорила как хочет встретиться, но не ехала. А к себе пригласить не могла из-за родителей. Очно я их не видел никогда, только на фотографиях. Внешне они производили впечатление людей простых и неприхотливых — везде на снимках или землю копают, или в состоянии «советский турист у брезентовой палатки». Кем они у нее работали — я не спрашивал, а Елена не рассказывала. Как и о своем неудачном замужестве тоже. Выделила меня в отдельную нишу своей жизни и никуда из нее дальше не выпускала. Меня это не обижало, наоборот, очень даже устраивало. Вот если бы начала на замужество намекать — тогда пришлось бы думать.
Но вот как зашли мы в прихожую, так я сразу и понял, что сегодня всё не так. Елена, похоже, тоже. Стрельнула в меня глазками, суетливо поправила челку. Как же, не удивишься тут, если надеялся на пустую квартиру, а из кухни выходит мама. Лет пятидесяти с солидным хвостиком
— Здравствуйте, — сказала она, ни капли не изменив приветливой улыбки. — Я — Клавдия Архиповна. А вы с Леночкой нашей работаете вместе? Очень хорошо, мойте руки, буду вас кормить.
— Здравствуйте, меня зовут Андрей и мы действительно в одной бригаде на «скорой», — ответил я.
Опасная дама, такие берут в плен с помощью вкусной еды. Не успеешь опомниться, а ты уже лепишь на кухне пельмени и рассуждаешь о преимуществах петрушки над укропом. А что поделаешь? Попался, иди и ешь.
Клавдия Архиповна накрывала на стол, попутно объясняя, что буквально вчера вечером позвонила напарница и упросила поменяться сменами. А работала мама Лены сменным мастером на АЗЛК. И муж там, уже столько лет, вот и квартиру дали.
Отдавая должное домашним котлетам с картофельным пюре и признавая их преимущество перед купленными в бакалее, я честно выложил правду о незавидном с точки зрения москвичей положении. Что студент, из провинции, семья неполная, куда после института — не знаю. Нагнал жути. Ну и всякие мелочи, которые мадаму Шишкину с гарантией привели бы к инфаркту миокарда. Вообще не подействовало. То есть никак. Кремень, а не женщина. Улыбается, подкладывает добавки, кормит огурцами, такими хрустящими, что слушать этот звук хочется как музыку, приглашает заходить почаще и даже зовет в поход на лыжах зимой, когда снег устоится. Дескать, гарантирует незабываемые впечатления. Нет, я понимаю, картошку на даче копать за еду, но в поход, да еще и с обещанием выделить лыжи и подходящую одежду — так не бывает. Это ведь стопроцентно какие-то инопланетяне замаскированные. Сидит, прекрасно понимает, зачем мы с ее дочкой домой приперлись вместе — и слова против не скажет. А Елена только ела нехотя, да краснела, когда смотрела на свою спальню. Надо срочно убегать, пока не усыпили и не отправили на орбиту Юпитера!
— Эх, жаль отца нет, в первую смену сегодня, — искренне пожалела Клавдия Архиповна. — Сейчас бы по рюмочке за знакомство! А то давай налью?
— Спасибо огромное, но мне еще в пару мест заехать надо, никак нельзя, — с трудом отказался я от соблазна.
Уже прощаясь с Томилиной после того как ее мама тактично скрылась с горизонта, я шепнул ей:
- Халат только не стирай пока.
***
Хоть глаза и слипались, от Томилиной я поехал в Институт питания. Если честно, я сюда уже как на работу ходил. Если день пропускал, допустим, на дежурстве — не очень хорошо себя чувствовал, будто не хватало чего-то. С Афиной я даже чай пил. Она с «Юбилейным» печеньем очень любит. Вот и сейчас, когда я пришел, она чем-то занималась, но услышав мое «Здравствуйте», тут же включила электрочайник.
— Ну что, посмотрим? — спросила она. — Пятый день, семь процентов кислорода, десять — углекислого газа. Ванкомицин с полимиксином для подавления вторичной флоры.
— Давайте, — кивнул я.
— Ну вот, Андрей, — показала она мне чашку Петри через минуту, — ваши хеликобактеры. Видите, какие красавчики?
Это насколько же надо любить свою науку, чтобы считать красивыми эти белесые, почти прозрачные мелкие капельки? Но я точно знаю — это она. Та самая бактерия. Сейчас на стекло, покраска — и под микроскоп.
— Наверное, надо позвать Игоря Александровича? — мой голос внезапно стал хриплым.
— Конечно, звоните, — кивнула Афина Степановна на телефон и добавила как ни в чем ни бывало: — На чувствительность к антибиотикам сразу ставим? Кстати, печенье не забыли? Вы обещали, я помню.
Глава 16
— Неужели вырастили?
Шишкин-старший неверяще рассматривал протокол опытов, что я ему подсунул в кабинете. Попасть домой к Лизе — не составило труда. Достаточно было поддаться ее напору, покивать на тираду, что «все могут ошибаться и моя мама тоже». После чего еще раз покивать, соглашаясь с предложением прийти на повторный обед на выходных и дать возможность родакам все исправить. У меня даже поинтересовались, что конкретно я бы хотел откушать в воскресенье и чем запить. На высказанную идею про фуа-груа в малиновом соусе с трюфелями и шампанским «Кристалл» был нещадно бит и изгнан на кухню — чистить картошку. А профессор вообще проникся уважением, когда узнал, что я не повеса какой-то, а всерьез занимаюсь наукой, причем, под руководством заместителя директора Института питания.
— Вышло даже легче, чем ожидали.
— И что говорит Морозов?
Николай Евгеньевич дочитал протокол, закурил трубку. Причем целым ритуалом. Сначала каким-то хитрым приспособлением вычистил ее в пепельницу, потом набил табаком, утоптал. Достал импортную зажигалку с горизонтальным соплом...
— Я не помешаю, если покурю?
— Вы у себя дома, — пожал плечами я, удивляясь такой вежливости. — А Морозов говорит, что если удастся доказать взаимосвязь бактерии и язвенной болезни — это Нобелевка по физиологии и медицине. Но нам ее не дадут.
— Это почему же? — Шишкин раздраженно пыхнул трубкой.
— Потому что за всю историю, из наших премию по медицине дали только Павлову и Мечникову. И было это до революции. Советских медиков и ученых шведы ни разу не премировали.
— Политика, — вздохнул отец Лизы, еще раз посмотрел на протокол. — Хочешь я поговорю с Чазовым?