Мой личный враг (СИ)

  
24
 
— Это женский туалет, — когда шок от бесцеремонного вторжения Благова проходит, а неконтролируемую радость я умудряюсь подавить титаническим усилием воли, произношу первое, что приходит мне в голову.
Молчать больше не могу. Мы с ним две минуты воинственно пялимся друг на друга, причем он с такой откровенной похотью облизывает взглядом мое декольте, что мне становится не по себе. Лифчика на мне, как обычно, нет, — платье не позволяет. Грудь у меня маленькая и аккуратная — до поездки в Сочи никогда проблем не возникало. Знала бы, что встречусь с этим хамом, обязательно надела бы какую-нибудь хитрую кружевную броню с прозрачными лямками.
— Ты похудела, — игнорируя мое замечание, внезапно бросает Благов. — Мне не нравится.
От этой вопиющей наглости у меня не то, что слова, даже дыхание в горле застревает. Ему не нравится? Совсем обалдел мне такие вещи говорить после месячного молчания.
— Пять баллов за комплимент, — огрызаюсь я, вздергивая подбородок.
Внутри все кипит, плавится. Эмоциональная слабость, которую я ощущала с момента нашей встречи, бесследно растворяется в водовороте ярости, вызванной его вызывающим поведением. И это прекрасно. Негодование, злость, ярость — мое единственное спасение от дурманящей голову токсичности Благова, которая уже начала свое разлагающее действие на мой мозг. Например, мне очень хочется провести ладонью по его подбородку, покрытому двухдневной щетиной, или запустить пальцы в жесткие волосы на затылке. Непозволительные глупости.
— Комплименты тебе пусть Ковальчук отвешивает, — говорит он, презрительно скаля зубы.
От его слов у меня так чешутся ладони, что я даже не знаю, как сдерживаюсь, чтобы не пройтись пощечиной по наглому лицу.
— Ревнуешь, малыш? — произношу насмешливо.
И плевать, что Сашу я не видела уже месяц с того последнего раза в кафе, я скорее язык себе откушу, чем признаюсь в этом Благову.
— Жалею беднягу. Он, наверное, не в курсе, что ты ночь провела в моей постели, — мстительно цедит он, раздевая меня глазами.
— О, он в курсе, за нас не беспокойся, — улыбаюсь самой сладкой из своих улыбок и добавляю: — Я обычно не лгу людям, которые мне дороги.
Синие глаза Благова темнеют, как море в грозу, губы сжимаются в тонкую линию, на резко очерченных скулах проявляются красные пятна — он в ярости, и это завораживающее зрелище.
— Сука! — рычит он. Прежде чем я успеваю что-либо сообразить, он хватает меня за руку и рывком дергает к себе. — Значит мне ты врала?
— Ты путаешь меня с одной из своих подружек! — возражаю с жаром. — Чтобы врать, я должна была тебе что-то обещать, а я этого не делала.
Дергаюсь в попытке вырваться из его захвата, но он не отпускает. Напряженное лицо словно маска, только глаза полыхают диким огнем. Кажется, что он борется с собой и своими желаниями. Что ж, он тут не один такой. Ответная страсть с привкусом безумства топит и меня. Не помогает и то, что я нахожусь в опасной близости от него: через шелковую ткань платья ощущаю жар крепкого тела и вибрирующие волны ярости.
А еще он такой одуряюще красивый. Вглядываюсь в его лицо и с удивлением отмечаю, что он тоже похудел, как-то осунулся. Это не делает его менее привлекательным в моих глазах — я просто констатирую факт.
Пока я пускаю слюни на его внешность, в глубине души обрадованная этой нежданной близостью, Благов наклоняется ко мне, обдавая жаром своего дыхания мою шею. Кожа на моей спине натягивается, а волоски на затылке встают дыбом — это плохой знак. Знак возбуждения. Поэтому я инстинктивно отступаю назад в попытке сохранить между нами хоть какую-то дистанцию.
Благов неумолим. Руку не выпускает и на каждый мой шаг от него делает два ко мне, пока мои бедра и низ спины не впечатывается в холодный мраморный умывальник.
Моя рука свободна, но моя радость длится лишь мгновение. Благов упирается руками в раковину по обе стороны от меня, запирая в импровизированную клетку своим мощным телом.
— Пусти, — выдыхаю глухо, облизывая кончиком языка внезапно пересохшие губы.
 
Одно долгое мгновение он сверлит меня тяжелым взглядом. Вместо ответа одна его рука ложится мне на талию, а вторая перемещается на затылок.
— Ты сама этого не хочешь, — надменно заявляет он, придвигая меня ближе.
— Самоуверенный, наглый… — его тон меня бесит, раззадоривает. Я никогда не была жестокой, но сейчас хочу обидеть его, наказать, сделать больно.
— Сука, — шепчет он, когда мои ногти вонзаются в его затылок. Он тяжело дышит мне в ухо, но не делает попытки освободиться, так что я сильнее впиваюсь ногтями в податливую кожу.
Тонкая грань между яростью и похотью становится едва различимой. Затуманенным желанием мозгом понимаю, что язык Благова обводит контур моего уха. Когда острые зубы прикусывают мочку, я не могу сдержать стон удовольствия. Он тут же отстраняется и с победным блеском в глазах изучает мое лицо.
— С ним ты также быстро заводишься?
— А ты со своими подружками? — приподнимаю брови и выразительно смотрю вниз, где мне в бедро упирается наглядное свидетельство его возбуждения.
— Ни одна из них не уходит из моей постели под покровом ночи как шлюха, — парирует Благов тяжело дыша.
В этот раз я не сдерживаюсь. Моя ладонь со звоном соприкасается с его щекой, на которой через мгновение проявляется сначала белый, а потом краснеющий отпечаток.
— Так все это потому, что я ранила твою нежную гордость? — если бы я не была настолько злой на него, я бы рассмеялась.
— Это все потому, что от меня ты ушла к нему! — шипит он, стискивая пальцы на моей талии.
— Наверняка твои бесчисленные подружки быстро утешили тебя.
— Я бы переспал с каждой из них в возрасте от восемнадцати до тридцати, только чтобы выкинуть тебя из головы, — бросает он. — Но ты как заноза, которая ноет и не дает мне нормально существовать. Надо было взять тебя еще той ночью в моем доме. Гарантирую, это бы понравилось нам обоим.
И опять эта дерзкая, непозволительная наглость!
— Размечтался.
Благов улыбается.
От его улыбки у меня холодок бежит по позвоночнику, и, прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, он с голодным остервенением впивается в мои губы, разжигая огонь, затмевающий собою здравый смысл.
Он действует как ураган, сметающий все на своем пути. Его движения порывистые, но расчетливые — я ощущаю его губы и пальцы именно там, где сильнее всего жажду прикосновений. Горячий язык жадно врывается в рот и отступает, имитируя самый интимный акт. Дыхание опаляет.
Его руки сжимают ягодицы и приподнимают меня, усаживая на гладкую поверхность столешницы умывальника. Он толкается в меня бедрами, и я послушно развожу колени в стороны, чтобы он устроился между моих ног и еще теснее прижал к себе.
О, Господи.
От избытка чувств закатываю глаза. Темнота под прикрытыми веками расцветает тысячами цветных узоров. В животе растет лихорадочное напряжение. В груди все дребезжит. Каждый нерв, каждая клеточка оголена. Ощущение собственного тела настолько реально, насколько бестелесна способность соображать.
— Займись со мной сексом, — выдыхает он мне в рот.
— Ты с ума сошел? — у меня едва язык ворочается от избытка эмоций, но его бесстыдное предложение проникает сквозь дурман возбуждения, вызывая во мне отторжение. Он так просто произносит эти порочные слова, словно речь идет о заказе еды в ресторане.
Или шлюхе.
Он ведь так назвал меня?
— Сошел, — соглашается Благов, тяжело дыша. — Ты в этом виновата.
Он вновь тянется к моим губам с явным намерением поцеловать, но я откидываю голову, чтобы уклониться от этого прикосновения.
— Не надо. Не так, — на этот раз я прошу его.
Моя рука ложится на лацкан дорогого пиджака в тщетной попытке оттолкнуть его. Отчетливо понимаю, что на протяжении всей этой драматической сцены держалась только на адреналине, вызванном новой встречей с Благовым, а теперь всплеск энергии сменился страшной опустошенностью.