Час цветения папоротников
Но самое интересное, что за эти три дня Ринат Ахметович ни разу не вышел из своей квартиры и никто к нему не входил. Об этом свидетельствовали установленные Бунимовичем метки на размыкание дверей в виде вставленных между дверью и дверной коробкой почти невидимых кусочков серой бумаги и записи постоянно включенной видеокамеры скрытого наблюдения. Заинтересовавшись этим феноменом, Бунимович уже позже выяснил, что второго выхода в квартире у Рината Ахметовича не было. Кем же он был на самом деле?
В дебри этого вопроса Бунимович не вникал, сделав для себя вывод, что Ринат Ахметович был одним из конспи. Об их существовании известно немногим, он и сам знал о них лишь понаслышке. Их единицы, и вся их деятельность скрыта тайной, а информация о них засекречена. Утечка информации для конспи, вопрос жизни и смерти, что же касается их возможностей, то они безграничны. Ни одного из них Бунимович раньше не встречал, но главного вопроса, так сказать, теоремы существования конспи, для Бунимовича не существовало, и доказывать ее не было необходимости. Он знал и теперь убедился, что они есть.
Бунимович несколько дней следил за Вернером и хорошо изучил его самого и его привычки. Длиннополый лапсердак Вернера висел на нем, как балахон на восточных любителях есть плов руками, вытирающих жирные пальцы о свою одежду. Кроме анекдотичной неряшливости, Бунимович заметил у него странную блажь.
По ночам Вернер любил включать на полную мощность магнитолу в своем черном «BMW», с оглушительной пробуксовкой срывал его с места, оставляя резину на асфальте и, надрываясь мотором, носился по узкой дороге между двумя стоящими близко друг напротив друга длинными девятиэтажными домами. За ночь он проделывал так раз двадцать, изводя сотни спящих жильцов. Зачем он это делал и кому хотел досадить, Бунимовича не интересовало. Мотивы его поведения были непонятны, но последствия не преминули сказаться.
Вечером Бунимович пришел во двор, где любил бесноваться Вернер, и принес с собой сконструированное им приспособление. Это был продолговатый цилиндрический предмет из алюминия, диаметром с обычную круглую батарейку, длинной не более тридцати сантиметровой линейки. Он состоял из семи синхронно включаемых лазерных указок, сложной системы призм и мощных линз. Бунимович был уникум с кучей неожиданностей в рукаве.
Войдя во двор, Бунимович тщательно осмотрел весь участок дороги, по которой носился Вернер. Он выбрал удобную позицию возле тополя, растущего у дороги, и стал ожидать. Ждать пришлось долго. При вынужденном бездействии время тянется утомительно медленно. Но не для Бунимовича. Выходя на дело, он действовал хладнокровно, выполняя свою работу методично и без лишних эмоций, без колебаний устраняя любые препятствия на своем пути. Жестокость, свойственная его натуре, все чаще принимала чудовищные формы.
В первом часу ночи появился Вернер. Он тихо проехал в конец двора, развернул свой «бумер», включил на полную мощность магнитолу, взревел мотором и понесся в сторону притаившегося за деревом Бунимовича. С расстояния в десять метров Бунимович ослепил его лучом лазера. Автомобиль Вернера с ревом пронесся мимо Бунимовича и врезался в стену стоящего неподалеку дома. Многие проснувшиеся в это время, с облегчением вздохнули.
Проходя мимо, Бунимович заметил сплющенную в лепешку машину. Он бы и не взглянул в ее сторону, но здесь ему надо было сворачивать и идти в свой «опорный пункт». В жестокости Бунимовича не было ярости, отсутствовала эмоциональная компонента. Он был безмятежно спокоен, и это спокойствие вызывало страх.
Глава 8
«Пшеничная», всегда кстати.
Сказал Сергей, когда Алексей в пятницу вечером зашел к нему домой с бутылкой водки. «Старых друзей наскоро не сделаешь», — с теплотой подумал он, сооружая закуски. «Ужин аристократов» состоял из банки шпрот, куска сала да початой буханки бородинского хлеба. Сергей жил в давно не ремонтированной однушке, где книги и медицинские журналы были главной составляющей его мебельного гарнитура. Типичное логово эксцентричного холостяка. Сервировав роскошный стол на кухне, Сергей и Алексей отлично посидели. В понимании отечественных архитекторов, кухня, это тесный закуток, где стряпают пищу: чего-то там жарят, варят да отскребают от пригара сковородки. На самом деле, все не так, наша кухня — это оазис жизни, место свободного и непринужденного общения.
Русская водочная церемония сродни китайской чайной, ‒ та же эстетизация обыденного: минимализм декора и поэзия суровой простоты. Наиболее приятное в самой «церемонии», когда приготовления закончены, закуски расставлены и водка открыта. Тут нельзя торопиться, но и медлить нельзя: водка-то выдыхается и теряет убойную силу. И наступает время принять по первой.
Это не стремление поскорее дерябнуть в предвкушении алкогольного оглушения, это ощущение завершенности подготовки, приправленное приподнятым настроением начала праздника и неспешной беседы с приятным собеседником. Момент, когда понимаешь, что суета последних минут позади, как и все дела на сегодня. Когда знаешь, что ты можешь не спеша пить и вести неторопливую беседу, и тебя сегодня уже не волнуют никакие проблемы. Это и есть ключевой момент таких вечеров, своеобразный Рубикон между бурными стрессами дня и плавным расслаблением вечера.
Не следует путать эти встречи с шумными застольями, когда собирается больше двух человек и мысли у собравшихся не посидеть, медленно потягивая водку без всякого повода, а повеселиться. Там не бывает подобных минут, там бурно искрящееся веселье. Так же, как не может быть подобных минут и между двумя алкоголиками, жаждущими поутру опохмелиться, там не до понимания величия момента, а неодолимая потребность наркотической зависимости ‒ поскорее «бросить на колосники», которые горят.
Но когда ты сидишь на кухне в конце рабочего дня, слушая барабанную дробь дождя по крыше, на пару со старым другом и готовишься провести вечер в спокойной и даже, в некоторой степени, философской обстановке, момент наливания первой рюмки, произнесения первого тоста и выпивания всегда знаменателен. И вот он наступил.
Сергей налил по стопке, они их подняли, и он сказал традиционный для первой рюмки тост: «За встречу!» Легкое касание стопок, звон едва слышен, он в данном случае и не нужен. Чоканье рюмок, как рукопожатие при встрече. Совсем не из той оперы, когда говорят: «Звоном бокалов отгоним злых духов!» или того хуже: «Чокнемся, но не чокнемся!..»
Почти незаметный вкус хорошо охлажденной водки. Незабываемое ощущение, когда судорогой прокатывается по горлу нечто обжигающее и огненно-ледяной лавиной устремляется вниз, и ты не можешь понять, то ли водка тебя охладила, то ли обожгла. Одно верно, она растопила знакомую проталину, куда канула без остатка вся твоя боль и тоска, а водка, теплой рекой разлилась по всем закоулкам утомленного тела. Да, спору нет, холодная водка вещь хорошая, — одно из лучших явлений нашей жизни.
— Хорошо пошла!
— Да, супер-пупер!
Было еще много тостов и водка уже не обжигала. Пили «За нас!» и «За отсутствующих здесь дам!» Водки становилось все меньше, поэтому Сергей наливал помалу, и они пили «За лучшее житьё!» и «За корабли, которые увезут нас в теплые края!» Жаль водка быстро кончилась. Да и то ничего, всю ее не переглотаешь, пропади она пропадом.
Алексей пожалел про себя, что пришел без закуски. Не желая задеть самолюбие малоимущего друга, вместо дорогой текилы, которой в последнее время отдавал предпочтение, он принес дешевую «Пшеничную». Несмотря на разные характеры и вкусы, они были настоящие друзья, уважавшие, а главное, понимающие друг друга. Особенно удивляло и даже восхищало Алексея в Сергее редкое сочетание его пессимистически настроенного ума с необыкновенно жизнерадостной натурой.
Сергей рассказал Алексею о доставшемся ему зашифрованном послании известного киевского ювелира, упомянув при этом, что золото из его магазинов так и не нашли. Алексей долго и со всех сторон рассматривал шелковку, но ничего прочесть не сумел. Ответ перед глазами, но его не видно.