Давай заново (СИ)

Пальчиками перебираю листья на стеблях изредка задевая колкие шипы, остро вонзающиеся в скованную растерянностью плоть, впрыскивая ядовитую смесь из тоски и обиды по родному человеку. Некогда родному, а сейчас находящемуся на расстоянии вытянутой руки, но по реакциям далёкому и забытому мужчине, оставленному в прошлом. Если бы! Прошлое просто не желает меня отпускать.
— Привет, — предательски вибрирует голос, окрашивая интонацию пустякового слова в яркую констатацию волнения перед появлением Вадима.
Тлеющий окурок летит под ноги, рассыпаясь искрами по асфальту вместе с моим бахвальством и уверенностью, что при встрече с бывшим не заноет зияющая в сердце дыра, наспех залатанная одноразовым сексом с Андреем. Но я в очередной раз ошибаюсь, тонко чувствуя как внутри клокочут задушенные временем эмоции, подогревая кровь в венах и пульсируя в висках отбойными молотками. И те словно отбивают предупреждение к бегству, куда-нибудь подальше отсюда и вовсе не в капкан Андрея, а туда где смогу разобраться чего хочу.
Глупо прилипаю взглядом к тротуару, не делая и попытки сделать шаг в бездну, из которой Штрих вытолкал меня месяц назад, без скандала и лишней шумихи уйдя из наших отношений. Вот и сейчас, стою жадно хватая раскрытым ртом морозным воздух, который щиплет щёки и кончик носа, после вырываясь изо рта паром, словно выпуская клочки моей потерянной души. Больной и преданной, оторванной от меня и провокационно выброшенной под ноги, подобно истлевшей сигарете. Тогда я не осмеливалась при нём подобрать её, а сейчас не в состоянии удержать при себе, позорно сдаваясь и двигаясь к выставленной вперёд ладони.
Острыми лезвиями пронзает контакт с горячностью рукопожатия, вытягивая из одежды тепло и остатки самообладания, воровато запирая их в плен мужской руки.
Вадим медлит, а потом внезапно и с излишней резкостью дёргает меня в свою сторону, поймав как наивную птичку в силки. Холодящий запах ментоловой сигареты до щекотки заполняя ноздри, бьёт в голову, чётко вырисовывая всю реальность присутствия Штриха.
— Здравствуй, — трётся гладко выбритым подбородок о щёку, доставляя ощутимый дискомфорт слегка замёрзшей коже. — Прекрасно выглядишь!
К удивлению, он не продолжает нежничать и даже чуть отстраняется, но отпускать не спешит, притягивая и побуждая опереться на него бедрами, пробираясь при этом обеими руками к спине, где лёгкая ткань блузки намертво приклеена от проступившего холодного пота. Я дрожу, но не от холода, а от близости, от знакомого запаха и трепета.
— Садись в машину, совсем замёрзнешь, я и согреть не смогу.
Молчу и быстро опускаю глаза, в нерешительности признаться, что меня ждут.
— Или у тебя другие планы? — снимает с языка то о чём мне и думать страшно.
Мысли дико путаются в паутине собственного разума, не находя выхода из спазмированного волнением горла. Вадим намеренно кивает, и я поворачиваюсь, взглянуть примерно в ту сторону, где оголтелая компания до сих пор ютится под козырьком главного входа.
Я выхватываю из толпы враждебно-холодный взгляд серых глаз, в которых плещется коктейль из чувств известных одному Богу. Андрей смотрит на нас не исподтишка, а в открытую, въедливо анализируя ситуацию, хмуря лоб так, будто продумывает план. Такой стратег имеет много козырей в рукаве, а именно девушек при себе, одну из которых он выдергивает из общей публики, вальяжно обнимая за талию.
Стоит ещё пару секунд, глядя на меня в упор. А потом резко поднимает свободную руку, нервным взмахом демонстрируя жест прощания. И только сейчас я замечаю, что обе его руки пусты, мои букеты позорно выброшены в урну, разметав нежно-розовые лепестки пионов по асфальту. Их втаптывают в грязь резвые шаги прохожих, а некоторые из них ветер подхватывая, выкидывает на проезжую часть, где под колесами машин им суждено погибнуть вместе с разбитой дружбой.
— Поехали, — шепчу севшим от напряжения голосом.
— Куда? — привлекая меня ещё плотнее, интересует Вадим, по-хозяйски блуждая под выправленной из юбки кофточке.
 
— Всё равно!
Поцелуй получается глубоким, судорожным, а ментол, которым пропитаны губы и язык, действует как слабый анестетик, расслабляя рот и всё тело разом.
«Кто такой этот Крутилин? Избалованный вниманием эгоист и не более. Подумаешь, выкинул цветы. Свои же деньги по ветру пустил» — злюсь, прикусывая губы Вадиму до проступающей крови, но тот рычит от удовольствия, принимая мою злость за некую игру, подстегнутую долгой разлукой.
— Я хочу вернуться, — прервав поцелуй, стирает костяшками алую каплю со свежей ссадинки.
— Ко мне или в мою квартиру?
Бросаю безразлично, однако должного эффекта своим вопросом не достигаю. Вадима забавляет моя дерзость при явной податливости. Не в его правилах смущаться, реагировать на подколки
— О-о-о, кто-то наточил зубки?! Или может нашла мне замену? Ксюня, я незаменимый экземпляр. Поехали.
Громко захлопнув за мной пассажирскую дверь, Вадим садится за руль, как всегда, проигнорировав наличие ремня безопасности, заводит двигатель и не давая тому прогреться, срывается с места. Я мельком замечаю компанию коллег, которые рассаживаются по машинам такси.
Я не чувствую себя виноватой, в том, что делаю очевидный выбор в пользу Штриха. Нас связывают долгие годы отношений, совместный быт и не простая, но очень дорогая для меня история.
Вадим по привычке пропускает меня вперёд, а нырнув следом, спешит прижать к своей груди, запуская обе ладони под блузку, которую я так и не заправила, зная зачем мы едем именно ко мне, а не в клуб, или ресторан к примеру. От властных прикосновений стираются последние штрихи обид, оставляя чистый лист, который можно вновь расписать яркими красками. Небрежно стягивает с плеч пальто, приподнимая меня, размашисто перешагивает через сброшенную под ноги дорогую вещицу.
Слишком нетерпеливо терзает податливые губы, пытаясь оставить на них доказательства своей любви, или нерастраченной страсти. Его не хватает на долго, я обретаю свободу на кухне и теперь в тусклом свете уличного фонаря, настырно пробирающегося из под полуопущенной римской шторы, вижу помутневший взгляд.
Даже в полутьме различаю симпатичное лицо, твердый подбородок с еле заметной ямочкой на нём, чёткую линию губ, с вздернутой верхней и в меру пухлой нижней, и широкие надменные брови.
— Я хочу тебя, — разворачивает к себе спиной, начиная возиться с одеждой, хриплым смешком подстегивая меня сдаться.
Узкая юбка не поддается, Вадиму не удается ни задрать её вверх, ни стянуть вниз по бёдрам, а бегунок потайной молнии слишком крошечный, чтобы крепкие мужские пальцы справились с ним с первого раза. А я не спешу помогать. Мне не противны его ласки и смело скользящие по коже грубые ладони, но если он остановится — это будет отличным завершением вечера.
— Снимай эту чёртову тряпку, — рычит на ухо, опаляя горячим дыханием, заставляя вздрогнуть.
Безоговорочно принимаюсь снимать с себя одежду, юбка сползает к ногам, как и моя попертая ко всем чертям гордость. Дальше катиться некуда, я давно на дне. Оставшись в одном белье, замираю, а требовательные губы ищут те самые слабые места на моей шее, у изгиба переходящего в плечо.
— Вадим, я неделю как бросила пить противозачаточные, — цепляюсь за призрачные остатки благоразумия своего вновь обретенного молодого человека.
— Пофиг, Ксюш. Я успею, — поёт с ним в унисон звук расстёгивания ширинки. — Но сейчас успеть получится только у меня. У меня секса не было с самого нашего разрыва.
Надо понимать, он произносит это в хвалебной оде самому себе, с целью вызвать чувство восхищения его стойкостью и преданностью. И чем не могу похвастаться я, ведь тело успело отдохнуть в чужой постели, так ещё и запомнило ласки: нежные, томительные, совсем не такие, но до одури приятные, зовущие снова, и снова их вкушать.
Мысли об Андрее, как хворь проникают из головы и отравляют кровь, не давая сосредоточиться на другом человеке. На любимом, пусть и бывшем. Я осознано пригласила его к себе: желая вернуть наши отношения, а может и доказать самой себе, что с Крутилиным было мимолётное помешательство и не более. Но выходило плохо, вернее уж совсем никак.