Прости себе меня (СИ)

Парень убрал из-под головы руку и ладонями растёр лицо. Плотно закрыл глаза и, сморщившись, пальцами надавил на глазницы. Бессонная ночь брала своё. Усталость и переутомление давали о себе знать. Завтра у него бой, а состояние ни к чёрту.
Егор тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли. Стирая воспоминания, которым поддался, и которые старательно прятал в тайнике своей памяти. Делал вид, что этого не было. Всё это просто кошмарный сон.
Не стоило ему в это погружаться. Не стоило вообще открывать рот и говорить что-то.
Придурок...
Какого лешего он рассказал ей?!
Не видела? Не понимает?
Даже сейчас? Сука... осознавать, что он ошибался все эти годы совсем не хотелось. Это всё равно что признать свою ничтожность.
Он действительно жалок.
Почему она не уходила? Сейчас... почему не бежала, сломя голову?
Продолжала лежать на скомканном постельном белье. Отвернувшись от него, сложила ладони под щёку, и смотрела перед собой невидящим взглядом. Что у неё в голове? Она думает о том, что он ей сказал?
Если это жалость, то он убьёт её, честное слово. Сука. Ты можешь подтереться ей, Муха.
— Ты обещал, что всё удалишь, — вдруг. Несколькими словами полоснула его по лицу, словно острыми лезвиями. Даже не оглядываясь на него и не смотря в глаза.
Егор почувствовал отвращение к самому себе и к той слабости, что проявил перед ней, умоляя. Умоляя дать ему! Блять... Кому расскажи!
— Удалю, — протянул руку, дотрагиваясь до её плеча. Улыбнулся, когда от его прикосновения по руке Даниэлы засеменили мурашки, расползаясь в стороны. Но она даже не шевельнулась.
Егор перекатился со спины на бок и, обвив тонкую талию рукой, придвинул девчонку к себе. Плотно. Горячо. Буквально забывая дышать, когда её спина соприкоснулась в его грудью. Холодная. Миниатюрная. Она идеально помещалась в его объятиях. Как никто другой. Словно она — часть его самого.
И Егор не понимал, что чувствует сейчас. Не понимал себя и того, что творится в собственной башке. Злость, раздражение, отвращение и непомерная забота. Желание защищать. Отстаивать. Волнение. И страх. Он липкими ледяными щупальцами впивался в глотку. Забирался внутрь, вынуждая давиться и заходиться в панике.
Страх. Потерять. Её.
Как он сможет отпустить?
Это же нереально.
Сука!
— Удали, — снова заговорила. Повела плечами и попыталась отдалиться от него. — Ты обещал мне.
Егор напряг руку, удерживая её на месте. Сжал челюсти от гнева и снова зажмурился. Опустил голову, лбом упираясь ей в затылок. Его ладонь поднялась выше, ложась на девичью грудь и слегка сминая ту.
— Забудь всё, что сегодня слышала. — Глухо произнёс, носом зарываясь в шоколадные волосы. Втягивая аромат грёбанного банана и облизываясь. — Ты поняла?
Она молчала, поджав губы. Уставилась на открытую балконную дверь и считала удары его сердца, колотящегося ей в спину. Оно было быстрее её собственного.
— Почему ты молчал всё это время? — глупый вопрос. О таком не болтают на каждом шагу. Но... если он был так уверен в том, что она что-то видела, то почему заговорил с ней об этом только сейчас?
— Ты же молчала... — парировал, продолжая вдыхать её аромат. Закрыв глаза, и позволяя воспоминаниям снова ударить по голове. День похорон Олега. Он видел, как она протискивалась сквозь толпу скорбящих. Пыталась добраться до него. А когда, наконец, оказалась рядом, сделала попытку обхватить его ладонь. Утешить? Поддержать?
Где ты была, Ксенакис?! Где была твоя поддержка, когда она так нужна была?! Конечно, проще было сделать вид, что ты ничего не видела.
— Егор, — назвала его имя, вновь выдергивая из бурного потока мыслей. Снова завозилась, пытаясь развернуться. Он ослабил хватку и слегка поднял голову.
Едва не скривился, когда её взгляд замер на нём. Когда зелёные глаза обдали его той самой жалостью, от которой ему блевать хотелось.
— Даже не думай, Муха, — прохрипел, не сдерживая какой-то истерический смешок, — даже не думай открывать свой рот и пытаться ковыряться в моей голове. Ты поняла меня?
 
— Я не... — она свела брови и приоткрыла рот. Подготовленные слова застряли в глотке. — я... Как такое могло случиться, Егор?
Он увидел блеск в её глазах. Маленький носик шевельнулся, будто стряхивая с себя жжение. Плакать собралась?
Ты... Муха, блять... Твою мать!
— Какого хера, Ксенакис? — парень подхватил её лицо, сжимая пальцы под нижней челюстью. — Ты, блять, что? Плакать собралась? Ты это серьёзно?
— Я не понимаю... — её голос задрожал, — как такое могло случиться?
— Заткнись! — процедил сквозь зубы, приближая к ней своё лицо. Лбом упёрся в её переносицу. — Не смей скулить... Ты поняла? Только попробуй... только попробуй протянуть свой язык.
— Я не собиралась, — задрожала. Ладошками впилась в мужскую грудь и попыталась оттолкнуться от него.
— Вот и умница, — кивнул и носом прорисовал дорожку вдоль её брови к виску. Коснулся губами ушной раковины. Кончиком языка задел серьгу. — Не усложняй. Не усугубляй, Даниэла.
Она закивала, чувствуя очередные непрошенные слёзы. Они стекали к ушам, неприятно щекоча кожу.
И он отпустил её. Не обронив больше ни слова, поднялся с постели. Подобрал с пола телефон и одежду Даниэлы, и положил рядом с ней. Натянул на себя боксеры и, достав из карманы джинс свой мобильник, тоже бросил тот к её рукам.
Девушка посмотрела на гаджет и перевела на Гордеева вопросительный взгляд.
— Он в твоём распоряжении, — осторожно произнёс брюнет, боясь передумать и оказаться треплом, — заходи и удаляй всё, что посчитаешь нужным.
  
Глава 44
 
— Ну, как прошла поездка?
Даниэла подняла голову, отрывая взгляд от тарелки и прекращая жевать. Посмотрела на маму и улыбнулась одним уголком губ.
— Мне понравилось, — уверенно кивнула в ответ, — нам обязательно нужно будет туда поехать на новогодние праздники. Всем вместе.
— Нам? — папино лицо вытянулось от удивления, — не помню, когда последний раз мы куда-то ездили втроём.
— Пора начинать, — парировала Дани, вновь погружая вилку в пасту.
— Нужно заглянуть в график, — Марина Арсеньевна растерянно захлопала глазами, — кажется, я собиралась работать даже в новогодние.
— Оставишь заместителя, — пробубнил отец, промокая губы салфеткой. — Если я смогу, то ты — тем более, Марина.
Что-то в интонации папы Даниэле показалось странным. Слишком твёрдым. Жёстким и властным. Он хоть и не был никогда мягким и податливым, но какие-то изменения всё же были налицо.
— Всё нормально? — девушка отложила вилку и тихо прокашлялась, прикрывая рот кулачком. Привлекла к себе внимание обоих родителей. Что это? Замешательство?
— Ты о чём? — мама поднесла к губам стакан с водой. Сделала глоток, и случайно её зубы ударились о стеклянный край.
— Я не знаю... — словно очнувшись, Дани захлопала длинными ресницами, — вы мне скажите. Я что-то пропустила? Что за напряжение в доме?
Несколько секунд все молчали. Отец вскинул тёмные брови и вопросительно взглянул на маму. Словно ждал от неё чего-то. А в голове у Дани одна за другой мельтешили версии, и причины загустевшего воздуха в столовой. Казалось, что её мысли были слишком громкими. Их могли услышать окружающие.
— Всё хорошо, — не очень-то уверенно произнесла мама и, так же промокнув губы салфеткой, громко отодвинула стул. Поднялась на ноги, поправляя на груди шёлковую блузку, — секунду. Салат... Я забыла про цезарь.
Когда Марина покинула кухню, Дани снова посмотрела на отца. Тот, как ни в чём не бывало, продолжал накручивать на свою вилку спагетти. А затем с невозмутимым видом потянулся за бутылкой вина и, налив себе полный бокал, поднял глаза на дочь.
— Вина не хочешь?
Что?
Это точно её папа?
Дани часто заморгала. Свела брови и как-то неловко закивала. Кажется, это лучшее из того, что предлагал ей отец...