Прости себе меня (СИ)

Снова сплюнул накопившуюся кровавую слюну себе под ноги и, слегка покачиваясь, поднялся на ноги. В висках загудело, а в затылок ударила резкая боль.
Долгосрочный нокаут...
Егору крупно повезло, что тот, которого он отправил в кому несколько месяцев назад, наконец, пришёл в себя. После того случая, он действительно завязал. Ему пришлось уйти из универа на последнем курсе. С переводом пришлось попотеть. Но... кажется, это не так плохо, что он вернулся? Или нет?
Судя по последним событиям, он уже и здесь успел наломать дров...
Причём, это тоже тянет на статью.
Блять...
Гордей надеялся избавиться от бесконечной усталости. Доволочил ноги до душа и, скинув с себя шорты, подставил напряжённую спину под тёплую воду.
Дышал через раз, глядя на то, как в водосток стекает вода, окрасившаяся в красный цвет. Как и той ночью. Но крови тогда было совсем немного. В голове до сих пор не укладывалось то, что она была девочкой. Как такое возможно?! Она что, своего Витю кормила обнимашками?!
Идиот. Даже не задумывался об этом, когда наслаждался её телом. Когда тонул в ней, ничего не видя перед собой. Просто вбивался в горячее лоно, думая только о том, как хорошо быть в ней... даже не заметил преграды.
И... он хотел ещё.
— Горыныч! Ты тут? — сквозь шум воды он услышал голос Тимки.
— Да! — отозвался, добавляя напор воде, и усиленно смывая кровь с лица.
— Я тебе аптечку притащил! В машине буду ждать!
— Понял!
Снова остался один. Дождался, когда вода на белом кафеле будет не такой красной, и выкрутил вентиль в обратную сторону. Воспользовался аптечкой, оставленной на скамье. Рассеченная бровь всё ещё кровила и Гордеев недовольно хмыкнул перед небольшим зеркалом. Заклеил пластырем ранку и, одевшись, скинул потные шмотки в спортивную сумку.
Разрядка? Размечтался...
Думал, это поможет тебе не думать о Мухе? Поможет получить разрядку? не сойти с ума от мыслей о ней, и о том, как она стонала под тобой? Да, скорее всего от боли. Но как же сладко это звучало.
Если честно, то весь следующий день он ждал. От рассвета до заката проторчал дома. Время от времени подходил к окну, чтобы взглянуть на соседский дом, крыша которого выглядывала из-за забора. Выходил курить на балкон, откуда вид был гораздо лучше. Он видел двор и окна первого этажа. Видел её автомобиль во дворе. А это означало, что Муха тоже прячется в доме.
В десять утра он пронаблюдал за тем, как её мать уезжает на работу, оставляя дочурку снова одну.
И ждал.
Сам не знает, что именно.
Но ему казалось, что в её маленькой головке зреет какой-то план. А это было совершенно не к месту. Она должна сидеть тихо. Желательно, даже не напоминать о себе.
Или напоминать...
Он бы многое сейчас отдал, чтобы увидеть её. Пропустить через себя ненависть, которой она его окатывает при одном взгляде. Проглотить её яд. Смаковать его.
— Точно нормально? — интересуется Тимоха, когда Егор садится рядом на пассажирское сиденье, — в больничку не нужно?
— Прикалываешься? — гнёт уцелевшую в поединке бровь и усмехается, — только там меня не хватало.
— Ну, по голове тебе не хило прилетело! Я, если честно, так и понял, с чего вдруг ты снова в бойню полез? Если тот парень очухался, то это не значит, что можно расслабиться, Гор.
— Ты мне мамочка? — огрызнулся парень, чувствуя, как с его лица сползает ухмылка.
— Нет! Просто тебе высовываться сейчас не следует, Гора...
— Бля, Тим! — Егор потёр переносицу, надеясь, что это прогонит головную боль. Возможно, у него сотрясение. Но сейчас это было совсем неважно, — просто отвези меня домой. Лады?
— А что твои предки скажут?!
— Ничего, — отмахнулся, не в силах больше думать ни о ком. В башке только Ксенакис. Он не может уловить её присутствие по соседству уже третий день. Долго она прятаться будет? Что у неё в голове?
— Да, конечно... — не унимался Тима, — посмотрят на твою рожу, и скажут, что всё заебись!
— Они сегодня утром смотались в долгожданный отпуск. — опустил затылок на мягкий подголовник, — Так что, поехали уже.
 
...
Смотря на алеющую кромку леса вдалеке, Дани опустила подбородок на колени и тяжело вздохнула. Наверное, если бы не злость, скопившаяся под кожей, она бы сошла с ума.
Она с трудом смотрела маме в глаза. Открывала рот, чтобы задать вопрос, душащий её третьи сутки, но замолкала на полуслове. Она не могла. У неё просто не поворачивался язык. Что спросить?
Что связывает тебя и Эдика?
Ты с ним спишь?
Вы любовники?
Что между вами?
Ты обманываешь отца?
Господи! Она места себе не находила... Что она будет делать с этой правдой?! Куда она её засунет?!
Ей придётся пережёвывать это и глотать. И попробуй не подавиться, Дани.
Девушка прошлась по сухим губам кончиком языка и снова вздохнула. Накинула на голову капюшон и крепче обняла колени. В воздухе сгущалась прохлада, а уходящее солнце больше не грело. Сколько она здесь сидит? Третий час? Обвела пустым взглядом пустынный заброшенный пляж и поёрзала на трухлявой скамейке. Её тело затекло. Задеревенело. Внутри были те же ощущения... она такая же, как и природа вокруг неё: погружается в спячку перед долгой зимой. Так и она. Сомнамбула, потерявшая реальность.
Дани избегает Виктора с того самого дня. С той самой ночи, когда ублюдок Гордеев надругался над ней. Она понятия не имела, как смотреть тому в глаза. Как улыбаться, когда внутри тебя всё горит огнём? Наплела ему про невесть откуда взявшийся конъюнктивит. И, не забыв упомянуть о том, что это заразно, попросила не приходить. Но, кажется, он понял, что Дани ему врёт. Она была уверена в том, что Виктор о чём-то догадывался. Его взгляд говорил сам за себя. Словно он молча пытался её о чём-то спросить. Будто что-то не давало ему покоя. Он так смотрит на неё с того дня, как они возле её дома столкнулись с Годеевым.
Чтоб ты пропал, сволочь!
Он больше не прикоснётся к ней. Не приблизится. Не посмеет.
Наверняка он уже осознал, что натворил. Осознал, и теперь, поджав хвост, делает вид, что ничего не случилось. А если он приблизится к ней, то на этот раз она молчать не станет. Пусть только попробует. Дани твёрдо решила, что пойдёт к его отцу. Если не к матери, то к Эдику. Это ведь и его касается. Так?
Даниэла просто скажет Эдику о том, что творит его сын. Прикрываясь тем, что ему известно об их связи с её мамой. Если она действительно есть. Эдик поставит сына на место. Он наверняка заставит Егора пожалеть о том, что он сделал. И тот больше не приблизится к ней. Ни на шаг.
Дани услышала за спиной хруст веток и, вздрогнув, обернулась назад. Вцепилась взглядом в темнеющую серость кустов. Беспокойство шевельнулось под рёбрами. Девушка опустила ноги со скамейки на землю и, слегка прищурившись, всматривалась в небольшой пролесок, что был позади неё. Здесь кто-то есть?
Сглотнула вмиг образовавшийся ком в горле, и почувствовала, как гулко бьётся сердце в груди. Она так часто здесь бывала раньше. Она считала это место своим. Приходя сюда, она ни разу ни с кем не пересекалась. Она ощущала себя здесь в безопасности.
Но ни сейчас.
Прикусив губу, Даниэла осмотрелась. Тихий шелест воды и слабые порывы ветра она не могла спутать с треском сухих веток. Вряд маленькая белка или кошка, да даже собака издала подобный звук.
— Эй? — проглотила подступающий страх, — кто здесь?
Она поднялась на ноги и, скинув с головы капюшон, спрятала руки в карманах худи. Мерзкий холодок, пополз вдоль позвоночника вверх, сосредотачиваясь на открытых участках шеи. Становилось совсем не по себе.
Девушка сделала пару шагов к воде, отступая от негустой чащи, и косясь в сторону узкой тропы, ведущей к тому месту, где она припарковала свой автомобиль.
Дани снова встрепенулась, когда услышала точно такой же хруст под чьей-то тяжестью. Задержала дыхание, нервно озираясь по сторонам. Сердце ухнуло к ногам. Ей не показалось... она не придумала это.