Прости себе меня (СИ)

Она срывалась на крик, но волна неконтролируемой паники забивала лёгкие. Дышать становилось всё сложнее. А говорить и подавно.
Дани сделала попытку снова развернуться, но сильная рука пригвоздила её к месту. Он навалился на девушку, своей грудью прижимая ту к авто. Дани щекой скользнула по прохладному металлу и открыла рот, стараясь дышать глубже.
— Чего ты добиваешься, Ксенакис? — его нос коснулся ушной раковины, а горячее дыхание обожгло шею, — я сделаю тебе больно... и даже бровью не пошевелю. Ты ведь знаешь об этом, так? А если не знаешь, то догадываешься.
— Просто отпусти меня, Егор, — говорит шёпотом. Даже не сомневается в том, что если закричит, то он заткнёт её. Легко и просто. Без капли сомнения. Просто сменить тактику. Давай, Дани. Тебе нужно очень постараться. Проглотить свой страх и подступающую истерику и попытаться разговорить его, — давай просто сядем каждый в свою машину и поедем по домам?
— Дрессируешь меня, Муха? — его сдавленный смех тёплой волной лизнул кожу на шее, — думаешь, что тебе это по силам?
— Егор...
— Куда вдруг делись твои слёзы?
— А! — дёрнулась под ним, когда острые зубы прихватили мочку вместе с серьгой и слегка потянули, — Егор, не надо!
— Как мне заставить тебя плакать, Муха? Я больше всего на свете хочу взглянуть на то, как плачешь, — бёдрами толкнулся вперёд, касаясь болезненным стояком её упругой попки. У него давно стоял. Почти сразу. Стоило ему сгрести её волосы в кулак, он мгновенно почувствовал тяжесть в паху. Это случилось слишком быстро.
Егор перевёл внимание на её руки. Она, уперевшись ими в капот, снова сжала свои пальчики в кулачки. Губы... они дрожали. Как, впрочем, и ресницы.
— Что я тебе сделала? — она зажмурилась, когда почувствовала твёрдость, трущуюся о её попку. Попыталась не накручивать себя. Всё обойдётся. Всё... он же не тронет?
Он уже это делает, дура.
Он угрожает тебе.
Он применяет насилие.
Он осознанно причиняет тебе физическую боль.
Видимо, ему стало мало. Он перестал насыщаться, причиняя только душевную боль.
— Ты не поймёшь... — носом зарылся ей в волосы, в то время как руки сползли ей на талию. Сильно сжали и скользнули вниз. На живот. Поглаживая бархатистую кожу и заводя пальцы под пояс брюк.
— Егор! — приподнялась на локтях. Не вышло. Она была слаба. По сравнению с ним, Дани была просто котёнком, — не надо, Егор! Пожалуйста! Не делай этого! Егор! — Сорвалась на крик. Снова. И, конечно же, через секунду тяжёлая ладонь оказалась на её губах.
— Просто перестань дёргаться, Дани.
Дани... из его уст это звучало как оскорбление. Будто, называя её по имени, он издевается над ней.
Она замычала в его ладонь, чувствуя, что ещё чуть-чуть...
Глаза подкатывались, а тело становилось ватным.
Его тяжесть. Раскалённое дыхание. Его бёдра, прижимающие хрупкое тело. Руки... его пальцы, расстегнув пару пуговичек на штанах, потянули за молнию.
Воздух... его не хватало. Катастрофически мало...
Темнота. Она сгущалась перед глазами. Становилась почти осязаемой... сплошной.
  
Глава 14
 
— Где ты пропадал? — отец, выглянув из уборной, покосился в сторону Егора, — мать ждала тебя к ужину.
— Были дела, — отмахнулся, разворачиваясь в сторону своей спальни. Ужин... он сыт по горло.
— Егор! — Эдуард окликнул сына, меняя интонацию.
— Ну?
— У тебя что, телефона нет? Ты не мог найти минуты, чтобы позвонить? Она извелась вся!
— Мне пятнадцать? Я никому не обещал, что буду ужинать дома. Что за допрос?
Всё, чего сейчас ему хотелось — это чтобы его оставили в покое. Но никак не слушать отцовские нравоучения. Что за бред?
Поняв, что родительские нотации закончены, парень распахнул дверь в свою комнату и, кидая в кресло толстовку, подошёл к окну.
Сдвинул в сторону штору и взглянул на соседский дом. Её машина стояла во дворе, а свет горел только на кухне. Ужинает? У неё есть аппетит?
Хотелось бы ей его испортить. Хотелось бы закончить то, что не закончил там. На обочине. Прийти к ней и, не произнеся ни слова, подмять под себя. А лучше, как час назад: прогнуть, запрокидывая голову и почувствовать яйцами её попку. Сука...
 
Он перегнул. Не спорит. Не рассчитал силу.
Но когда она обмякла в его хватке и перестала сопротивляться... когда локти, на которые она облокачивалась, разъехались в стороны, он понял, что то-то не так. Отпрянув от девчонки, развернул её к себе и убедился, что она в отключке. Он ведь не задушил её?
Но нет. Она дышала. Её грудь размеренно поднималась и опускалась, выделяя тонкие рёбра при каждом вдохе.
Бля...
Гордей провёл ладонью по лицу и, тихо выругавшись, склонился над Даниэлой. Подхватил девушку на руки, мысленно молясь, чтобы она не очнулась в его руках. Кое-как уложил её на заднее сиденье Форда, а сам, отогнав свою машину подальше от дороги, сел за руль её тачки.
Не успели они проехать и пяти минут, Ксенакис очнулась. Завозилась на заднем сиденье и прижалась спиной к двери, будто на неё велась охота. Молчала. Косилась в его сторону и при этом не произносила ни слова. И хорошо. О чём говорить? О том, что он едва не трахнул её посреди дороги? А ведь он сделал бы это. Больше, чем уверен. Если бы она не отключилась, он бы поимел её прям там. Несмотря на протесты и возню.
Почему она отключилась? Испуг? Или всё-таки он перестарался, когда затыкал ей рот?
Чёрт!
Но как только он притормозил возле её дома, она тут же осмелела. Не мешкая, выскочила из автомобиля и обошла его, замерев возле водительской двери. Отступила, когда Егор распахнул дверь и, поравнявшись с ней, задержал взгляд на её лице.
— Ключи, — произнесла негромко, протянув к нему ладошку.
— В зажигании, — ответил тем же тоном и слегка наклонился к ней. Она не сдвинулась. Что странно. Ему самому на миг стало нечем дышать. Но он собрался. Сделал тихий вдох перед тем как спросить: —скажи мне, Ксенакис? Тебя что, мужик никогда не трогал? Всё так запущено, что ты аж сознание теряешь?
Сдержал улыбку, когда заметил в её глазах гнев вкупе с замешательством.
— Меня никогда не душили, Гордеев, — выплюнула ему в лицо, ни капли не сомневаясь в своей правоте. Именно это он и сделал. Он перекрыл ей кислород. Она не могла дышать носом, потому что тот уже не дышал от подступивших слёз. Егору было плевать.
— Брось, Муха...
— Ты чуть не задушил, меня, слышишь?! — девушка перебила его и, толкнула маленькими ладонями в мужскую грудь, — ты отброс! Ты отморозок, Гордеев!
Не дожидаясь его реакции, тут же отошла от парня. Приблизилась к воротам и набрав комбинацию, дождалась, когда ворота придут в движение. Свет автоматически зажегся во дворе, освещая их фигуры на тёмной улице.
— Отойди, — воспользовалась паузой, которая повисла в воздухе тяжёлым куполом.
И он отошёл. Не проронив ни слова, сдвинулся, позволяя ей сесть за руль и загнать тачку во двор. Стоял там до тех пор, пока она не вернулась, чтобы снова закрыть ворота.
И как только полотно закрыло от него дом Ксенакис, парень вызвал такси, чтобы вернуться за своим автомобилем, который дожидался его на обочине.
— Егор? — одновременно со стуком он услышал голос матери, — к тебе можно?
— Да, мам, — брюнет отошёл от окна и повернулся к Тамаре, — привет.
— Привет, — она закрыла за собой дверь и прошла в комнату. Опустилась на край кровати, — папа уже выясняет отношения?
— Прости, мам. Просто забыл позвонить.
— Тебе не пятнадцать лет. Я уже это услышала, — женщина улыбнулась, подкатывая глаза, — я накручиваю себя... ты знаешь свою мать.
— Всё в порядке, мам. Просто я немного отвык отчитываться.
— Есть хочешь?
Нет.
— Немного.
— Тогда иди, пока всё окончательно не остыло.
— Душ быстро приму и спущусь, — до сих на пальцах было ощущение её кожи. Горячей и бархатистой. Очень нежной. Неправильно притягательной.