Гаситель (СИ)
Боялся. Искры — это понятно, а тут щипцы какие-то…
«Знаешь», — горло у Айнара уже побаливало, но он послушно рекламировал услуги, пытаясь переорать остальных торгашей.
«Знаешь, Гарат», — складывал он в голове, не решаясь высказаться. — «А зачем им твои скальпели и зубодерные инструменты, если можно все решить магией? Пуф — и готово. Как там в «Гарри Поттере» было? Авада Кедавра… стоп, плохой пример».
Толстяк ушел, никто больше не задерживал взгляда дольше, чем на пару боязливых секунд. У соседа фрукты раскупили до трети, солнце медленно перетекало из желтого к красноватому. Хотелось пить.
На языке теперь вертелось ехидное: ну да, мы, конечно, прямо-таки непримиримую войну магии объявили. Наука одерживает победу за победой. Сводки с фронта самые воодушевляющие.
— …удаляем зубы, чистим раны, — заунывно выводил Айнар. У него получалось с особым распевом, тесхенское наследие сказалось. Гарат вторила глуховатым прокуренным голосом.
Рынок понемногу редел, люди расходились кто по домам, кто запрягал полосатых лошадей. Приехавшие издалека, наверняка, торопились занять хорошие места в таверне, чтобы не ночевать под открытым небом или в амбаре, другие предпочитали подождать «до последнего клиента». Фигура Цианы Тар-Оронен взирала на неудачливых прогрессоров-попаданцев свысока, высокомерно, как должно быть, при жизни Светоч и смотрела на простых смертных.
Айнар перестал орать.
«Пойдем отсюда», — он собирался сказать именно это, только стоило оформить фразу в надлежащие аккуратные «скобки». Что-нибудь типа: в другой раз повезет больше. Может, завтра, если еще будет базарный день. Или город выберем получше, вот например…
— На помощь! — крик повис в холодеющем вечернем воздухе. Сосед с фруктами выронил хлебный плод, и тот упал на мостовую, разбрызгав темно-оранжевую, пахнущую дыней, мякоть. Двое зевак с леденцами оглянулись с растерянной неторопливостью. — На помощь! Помогите! Мой сын! Умирает! Помогите!
Гарат перепрыгнула за прилавок. Позже Айнар осознал, что так и не понял — как ей удалось за мгновение собрать все свои щипцы-скальпели и зубодерные инструменты, опередить на десяток шагов. Ему пришлось нагонять. Вывеска и прилавок остались позади.
— Умирает! — снова раздался крик. Первый голос был женский, второй мужской, потом снова женский.
Толпа собиралась метрах в ста от никому не нужной врачебной палатки. Зеваки бормотали об Искрах, мол, ни у кого нет с собой — хорошей такой. Искра Жизни нужна, заявила бабка с крючковатым носом. Молодая девушка, похожая на нее, дочь или внучка, пробормотала, мол, дома-то есть, но с собой не прихватили. «Э, да поздно уже. Помрет мелкий!» — вороной на заборе прокаркала бабка. Айнару снова пришлось проталкиваться, Гарат же двигалась с обычной своей легкостью, будто мелькала между людских спин, поясов, рубах, платьев.
— Мой сын! Он не дышит!
— Да отойдите, остолопы, ему воздух нужен!
— Не толпитесь!
— Мой сын, мой мальчик!..
Айнар протолкался еще дальше. Гарат уже склонилась над ребенком лет семи-восьми, он лежал на телеге, запрокинув голову. Светлокожий, рыжеволосый, как все местные — и с уже начавшими синеть губами.
— Отойдите, я помогаю.
Простоволосая женщина в цветастом платье повисла на локте:
— Помогите Гуннару! Умоляю вас, господин, помогите!..
Она была младше Ленки на вид, зареванная. Поодаль мял шляпу очередной мужик, судя по характерному растерянному виду — отец. «А че, а я че сделаю». Тупица, мысленно обозвал его Айнар.
— Конечно, — он кивнул матери ребенка.
— Давай, помогай, — Гарат быстро и ловко разворачивала инструменты. — Аллергическая реакция. Смотри, вот тут, — она показала на щеку мальчишки, где пылал налитый красным укус. — Пчела или оса. Отек Квинке, придется делать экстренную трахеостомию. Черт, надеялась обойтись простой интубацией, но отек слишком сильный…
— Ээээ, а я…
Айнар боялся крови.
У него затряслись руки, едва не выронил хирургические инструменты, которые раньше видел только в фильмах — зажимы, наверное, еще что-то. Гарат окатила его резко пахнущей жидкостью, вроде спирта или более активного дезинфектора.
— Давай быстрее!
Он сглотнул.
«Лишь бы не грохнуться в обморок».
Вот хохоту-то будет. Хотя нет, мальчишка задыхался, совсем не дышал уже минуту-две, скоро для него все будет кончено.
— Просто делай, что говорю, — буркнула Гарат.
Саму операцию Айнар запомнил плохо. Гарат работала очень быстро, будто каждый день по сотне таких вот экстренных трахеостомий проводила: вскрыла отекшую разбухшую шею, казалось, что из нее сейчас брызнет гной, как из воспаленного налитого прыща, но раздутое горло просто поддалось. Гарат вставила трубку, приказала Айнару фиксировать по краям.
Крови было не так уж много. Разрез — жутковатый, замутило, мир окрасился в серо-зеленые оттенки, но Айнар удержался на ногах. Резкий запах дезинфекционного раствора помогал сохраняться сознание, а еще плач женщины, матери мальчишки, и блеющий какой-то нерешительный голос отца. Мужчина оправдывался, мол, он вот все время был, продавали пшеницу и яблоки, откуда ж знали, что такое случится.
Несколько секунд не происходило ничего. Мальчишка с раздутой до размера башмака шеей так и лежал, глаза открылись и остекленело таращились в пространство. Теперь из разведенной гортани торчала трубка, Гарат продолжала работать, вколола Гуннару что-то из закрытой банки. Шприц у нее был стальной, многоразовый. Айнар такие только в фильмах видел, надо же, остались они еще.
— Помер малец-то, — пробормотал какой-то зевака.
— Ну дык, — подтвердил другой. — Ежели вот тебе горло-то разрезать, сам долго ли проживешь?
— Все тесхенцы, — третьей вклинилась женщина, дородная баба в зеленом с желтыми пятнами аляповатых цветов платье. — Убивцы!
«Сейчас начнется».
Глава 6
Айнар похолодел. Он поискал глазами скальпель — оставила ли Гарат его поблизости. Того гляди, придется отбиваться от обезумевшей толпы. Тесхенцы — чужаки, враги, они ведь убивают детей. И никаких Искр в лечении не использовали…
— Дышит, дышит уже, — крикнула Гарат.
Пара женщин притиснулись поближе. Кто-то потрогал руку и ногу мальчишки.
— Живой, — провозгласила стоящая рядом с Айнаром, тощая, лохматая, похожая на лошадь, только местных полосок не хватало. — Живой, дышит!
— Не лезьте, дуры, — их оттащила пара мужиков. Зеваки наседали, но отец ребенка вдруг как будто проснулся и понял: может пригодиться, может помочь сыну, наверняка, первенцу — и отчаянно, с исступлением человека, который больше ничего поделать не может, прогонял любопытных. Толпа не редела, но отступили шага на два.
Гарат невозмутимо проверяла пульс и дыхание.
— Уже лучше.
Она повысила голос.
— Живой, живой! Пчел пусть остерегается.
— Дык… — отец поскреб лохматую макушку, после чего вернул шляпу на место. — Пчелы да пчелы, че с них взять.
— Ну хоть не за лицо пусть кусают, — отмахнулась Гарат.
Еще спустя минут пять отек спал. Мальчик дышал самостоятельно.
— А че, он так и будет… — снова высунулся папаша и ткнул грязным пальцем с черной каймой под ногтями в сторону трубки.
— Сейчас уберем. Айнар!
Убирать оказалось легче. Гарат вытаскивала трубку, он аккуратно отцеплял зажимы. Живая человеческая плоть оказалась упругой и совсем не податливой, Айнар все сравнивал ее со свежей резиной для покрышек, хоть заливай в форму для отливки. Он помогал откачивать лишнюю кровь и жидкость, пока Гарат зашивала рану.
— Лекарства у меня местные, — объяснила она. — Действуют небыстро, мальчишка бы успел того. Ну да ничего, шрам на шее останется, мелочь.
Ранка оказалась маленькой и аккуратной. Почти незаметной, если бы какая-нибудь местная курица клюнула, едва ли остался бы более заметный шрам. Словно ничего не произошло. Айнар таращился на эту "метку", думая: "Ну это же просто. Было. Или не очень?"