"Фантастика 2023-160". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)

– Худой человек, он много думает. Всегда и везде. Думает, – выдержав солидную аристократическую паузу, принялся нравоучительно вещать Молчаливый. – И когда ест – думает. Поэтому у него – плохой аппетит. Он и дальше остаётся худым…. Человек толст? Получается, что у него хороший аппетит. Значит, он мало думает. Это очень плохо. Надо думать. Всегда и везде…. Я ответил на твой вопрос, Гудзак?
– Конечно. Ага. Всё понятно, – засмущался Леонид. – Конечно. Беседуйте, господа. Не смею мешать разговору двух умных людей…
– Ты, Уленшпигель, философ? – резко меняя тему разговора, спросил Вильгельм.
– Есть немного, – сознался Даниленко. – Типа – иногда балуюсь на досуге. Когда выпадает свободная минутка.
– Ответь мне тогда, клоун, на один вопрос. На маленький…. Почему шутам всегда хорошо живётся?
«Ну, вот. Только этого нам и не хватало для полной продуктивности разговора», – мысленно огорчился Макаров. – «Сейчас Серегу понесёт, только держись. В смысле, мама не горюй. Он на заданную тему часами может трепаться, не остановишь…».
Лёнька – и на этот раз – не ошибся. Тиль понесло по полной программе, практически без ограничений.
Он, солидно откашлявшись, принялся безостановочно и вдохновенно излагать: про «звонкий ветер странствий», про «зов далёких стран», про «дороги, которые мы выбираем». А ёщё и про «дороги, которые – зачастую – выбирают нас»…
– Иногда, во время долгих странствий, удаётся встретиться и поболтать со всякими неординарными личностями, – неожиданно став бесконечно-серьёзным и мрачным, сообщил Даниленко. – Например, с Пророками, умеющими «заглядывать» в Будущее.
– В Будущее? – тонкие, явно выщипанные брови Оранского, заинтересованно взметнулись вверх.
– Про кровавое и незавидное Будущее нашей прекрасной и неповторимой Фландрии.
– Даже так? Рассказывай, паяц. Не тяни.
– Хорошо. Перескажу речи Пророка, встреченного мной в норвежском Тромсё, – покладисто улыбнулся Тиль. – Итак, пересказываю…. Пятое апреля следующего года, накануне Пасхи. Брюссель. Мимо собора Святого Михаила и Святой Гудулы торжественно выступают, выстроившись в стройные ряды, фламандские дворяне. Гордость нации. Сколько их? Наверное, человек триста. Может, немногим больше…. Дворяне, оставляя знаменитый собор по правую руку, подходят к уродливому дворцу, где обосновалась герцогиня Пармская, правительница Нидерландов [44], назначенная на эту высокую должность жестокосердным испанским королём Филиппом Вторым. Впереди колонны следуют граф Людвиг Нассауский, графы Кюлембург и Бредероде, а также кутила Геркулес. По четверо в ряд дворяне – в полной тишине – поднимаются по мраморной лестнице дворца. Входят в парадный зал. Людвиг Нассауский передаёт герцогине челобитную, в которой её просят добиться от короля Филиппа отмены Указов о вероисповедании и об учреждении испанской Великой Инквизиции. В бумаге говорится, что упомянутые Указы вызывают в народе недовольство, которое может вылиться в мятеж и повлечь за собой – в конечном итоге – разор и оскудение всей земли фландрийской. Это ходатайство имеет собственное название-наименование. А именно – «Соглашение». В нём значится следующее…
Даниленко, зажмурив глаза, принялся монотонно излагать текст дворянского «Соглашения».
Минуты две-три принц, слегка приоткрыв усатый рот, внимательно слушал, а потом велел:
– Всё. Достаточно. Хватит.
– Замолчал. Как скажете, ваше Высочество. Воля ваша…
– Ничего не понимаю. Ничего и даже меньше, – Оранский выглядел ошарашенным и потерянным. – «Соглашения» писал я. Лично. Завершил только неделю назад. И никому текст не показывал. Никому, – он поднялся со стула, на негнущихся длинных ногах торопливо подошёл к распахнутому настежь окну и, слегка высунувшись наружу, громко прокричал:
– Стражник! Стражник!
«Вот, похоже, и всё», – затосковал Лёнька. – «Сейчас потащат в тюрягу. Типа – на допрос с пристрастием. Мол: – «Колитесь, суки цирковые! Откуда знаете содержание наиважнейшей государственной тайны? Отвечать, когда спрашивают!». Ну-ну, родимые…. Не знаю, как Серёга, а я сдаваться не намерен. Меня юная и симпатичная невеста дожидается…. Тут имеются два дельных варианта. Первый – пробиваться с боями из города. Второй – взять господина Молчаливого в заложники. Какой из них выбрать? Кто бы, блин горелый, подсказал…».
 
– Я здесь, ваше Высочество! – отозвался из внутреннего дворика звучный баритон. – Чего изволите? Приказывайте!
– Где ван Тролль?
– На дворцовой кухне, ваше Высочество.
– Приведи его сюда. Под это окно. Быстро.
– Слушаюсь!
Через некоторое время знакомый бас дворецкого, старательно борясь с отдышкой, доложил:
– Прибыл, ваше Высочество…. Приказывайте.
– Меня нет ни для кого. Понял, ван Тролль? Ни для кого.
– Понял, ваше Высочество.
– В восточное крыло дворца никого не впускать. У всех дверей выставить усиленные караулы.
– Выставлю, ваше Высочество.
– Выполнять.
Принц вернулся обратно, непринуждённо уселся на стул и, ехидно поглядывая на Лёньку, поинтересовался:
– Что с тобой, Гудзак? Побледнел. Глаза характерно блестят. Воинственно и насторожённо. Небось, подумал о всяких глупостях? Например, о тюремных застенках?
– Дык, э-э-э…, – замялся Макаров.
– Молчи, толстяк, – поморщился Оранский. – Я же и говорю, мол, много кушать – плохо. Мозги заплывают жиром. В голову лезут сплошные глупости. Вернее, бред. Ладно, проехали, – обернулся к Даниленко и продолжил прерванный разговор: – Итак. Текст «Соглашения» я никому не показывал. Ни единой Душе. Наоборот, запер документ в сейф. Мол, пусть вылежится. До нужного момента…. Откуда, шут гороховый, ты узнал его содержание? Причём, почти слово в слово?
– От Пророка, – пожал плечами Тиль. – От кого же ещё?
– Ладно. Пожалуй, поверю…. Что ещё важного напророчил сей норвежский Пророк?
– Хорошо. Пересказываю…. Герцогиня Пармская берёт в руки предложенный документ, почтительно кланяется фламандским дворянам и торжественно обещает, мол: – «Приложу все усилия. Замолвлю перед королём Филиппом словечко. У самой сердце болит – за народ нашей прекрасной Фландрии. За его судьбу непростую…». Дворяне радуются как дети и кричат: – «Маргарита с нами! Ура!». Наместница почтительно разговаривает с Людвигом Нассауским, Кюлембургом и Бредероде. А здоровяку Геркулесу даже многозначительно и игриво подмигивает. Дворяне, радостно перешёптываясь, уходят…. Через полчаса из ворот дворца Маргариты Пармской появляется конный гонец и устремляется – во весь опор – к морскому побережью. Там его уже ждёт надёжный корабль, отправляющийся в Испанию. В кожаной сумке гонца лежит «Соглашение»…. Через месяц с небольшим из Мадрида приходит ответ. Вернее, наиподробнейшие инструкции Филиппа Второго, предназначенные для верных слуг испанской короны…. В начале лета города и городки Фландрии наводняют странные, несимпатичные и оборванные нищие. Чем они странны? Во-первых, очень молчаливые. Даже друг с другом почти не общаются. Во-вторых, не просят милостыню. Некоторое время оборванцы ведут себя тихо и мирно, словно ожидая чего-то. Наконец, незримая тайная команда поступает. Нищие – организовано и слаженно – врываются в соборы и церкви. Они крушат статуи Святых, рвут в клочья религиозные картины великих мастеров. В этот момент, как назло, возле церквей и храмов нет ни единого стражника. Нищие, разгромив и разграбив церковные покои, убегают. Вернее, исчезают навсегда. Никто их больше не видел…. О случившемся докладывают в Мадрид. Через некоторое время король Филипп издаёт следующий Указ: – «Беспорядки, имевшие место быть в Нидерландах, подорвали устои нашей королевской власти, нанесли оскорбления католическим Святыням, и если мы не накажем бунтовщиков, то это будет являться соблазном для других подвластных нам стран…. Под нынешним злом таится грядущее благо. Мы окончательно покорим Нидерланды и по своему усмотрению преобразуем их государственное устройство, вероисповедание и образ правления…». Короче говоря, Филипп Второй обвиняет во всём фламандское дворянство. Мол, это их слуги, коварно переодевшись бродягами, разбивали статуи, а также рвали и жгли картины…. Дальше всё просто. В Нидерланды вторгается огромная испанская армия, возглавляемая бестрепетным герцогом Альбой. Начинается кровавая бойня. Казни, казни, казни…. Смерть косит людей в богатой и обширной стране, лежащей между Северным морем, графством Эмдем, рекою Эме, Вестфалией, Юлих-Клеве и Льежем, епископством Кельнским и Трирским, Лотарингией и Францией. Смерть косит людей на пространстве в триста сорок миль, в двухстах укрепленных городах, в ста пятидесяти селениях, существующих на правах городов, в деревнях, местечках и на равнинах. А достояние казнённых наследует король…. Одиннадцати тысяч палачей, которых Альба именует солдатами, едва-едва хватает. Из Фландрии бегут художники, её покидают ремесленники, её оставляют торговцы. А наследник всего брошенного имущества – король…. В Брюсселе, на Конном базаре, безжалостно казнят сыновей графа Баттенбурга и прочих знатных персон. Несчастного д'Армантьера распинают на пыточном колесе. Получив тридцать восемь ударов железным прутом по рукам и ногам, он умирает…. Ясным и тёплым июньским днём в Брюсселе, на площади Гран-плас, воздвигают эшафот, обитый угольно-чёрным сукном, а по бокам вкапывают в землю два столба, оснащённые железными остриями. На помосте лежат две чёрные бархатные подушки, а на низеньком столике – серебряное распятье. Появляется плечистый палач в ярко-красном колпаке, сжимающий в ладонях огромную секиру. На эшафот поднимаются, становятся на колени и покорно кладут льняные головы на чёрные подушки благородные Эгмонт [45] и Горн [46]. Взмах секирой. Второй взмах. Головы славных мужей скатываются на брусчатку площади. Всюду – алая кровь. Помощники палача подбирают головы казнённых и ловко насаживают их на железные наконечники столбов…