"Фантастика 2023-160". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)

– Ну, по бобам ты у нас дока, – вяло кусая толстую сосиску, хмыкнул Лёха. – Фермер, одно слово. В сотом поколении.
– Конечно, фермер. В моём Мире все были фермерами.
– Серьёзно? Не врёшь?
– Ангелом буду, – побожился Капуста. – Закон такой был принят. Мол, каждая семья обязана сама себя обеспечивать овощами и фруктами.
– А, как данный момент контролировался?
– Элементарно. В магазинах и на рынках овощи и фрукты не продавались. Совсем. Без исключений. Ну, и законопослушные соседи, понятное дело, старательно и охотно стучали друг на друга.
– Хитры вы, фермеры.
– А, то! – загордился Капуста и, озабоченно кивая щекастой головой на Хана, уточнил. – А что это с нашим степным дикарём? Сидит, как в воду опущенный. Не кушает…
– Как стукнутый из-за угла пыльным мешком, – уточнил Лёха. – Сексуальным мешком, ясная кладбищенская ночка… Эй, морда узкоглазая, очнись!
– А? Что? – дурашливо завертел лохматой головой Хан. – К епископу вызывают? Ему уже всё известно? Лана позабыла отключить в казарме камеры видеонаблюдения?
– Трижды сплюнь через левое плечо, – добросердечно посоветовал Лёха. – И по дереву, обязательно, не забудь постучать. Хотя бы, вот, по столу.
– Тьфу, тьфу, тьфу! Стук, стук, стук!
– Молодец, морда.
– Узкоглазая морда.
– Вдвойне – молодец. Хвалю… Значит, говоришь, Лана?
– Ага.
– Хорошее имя. Глаза – как у трепетной и пугливой горной ламы. Зовут её, милочку, Лана… Повезло тебе, степной дикарь.
– Повезло – у кого петух снесло, – смущённо отводя глаза в сторону, сообщил Хан, после чего добавил: – Извини, брат.
– За что – извини?
– Не пойду я с тобой.
– Лана не велит?
– Не велит. Да теперь я и сам, честно говоря, не хочу. Совсем.
– После разнузданного и продолжительного сексуального акта? – обидчиво прищурился Лёха.
– Не знаю, про что ты говоришь. Но не пойду. Прости.
– Бог простит. Если, конечно, захочет… Ещё одна деталь. У тебя, морда узкоглазая, на шее теплится свежий засос.
– На жёлтой, морщинистой и поганой шее…
– Правильно всё понимаешь. Обвяжи чем-нибудь. Мол, простыл. В горле, мол, першит.
– Спасибо, брат. Обвяжу… Но с тобой не пойду. Здесь останусь. С Ланой. Извини.
– О чём это вы говорите? – заволновался невыдержанный Капуста. – Неужели, о побеге?
– Пшёл в жопу, фермер хренов, – посоветовал Лёха. – За языком смотри, уродина жирная. Хотя бы иногда.
По залу столовой пробежал тревожный шепоток:
– Старший Ангел идёт. Старший Ангел…
– Не понял, – заторможено пробормотал Хан. – Я же и по дереву стучал. И через левое плечо – плевал… Как же так, ребята? Слабо стучал? Не от души плевал?
– Не переживай, узкоглазый брат, раньше времени, – вздохнул Лёха. – Это, скорее всего, не по твою степную душу.
– А, по чью?
– Скоро узнаем…
К их столу – уверенной несуетливой походкой, крепко сжимая в ладони правой руки чёрную лазерную «пушку» – приближался высокий мужчина в светло-сером комбинезоне. На левом плече комбинезона красовались две красно-кровавые лычки.
– Переселенец, именующий себя – «Лёха»? – надменным голосом, демонстративно глядя в сторону, поинтересовался старший Ангел.
– Ага, я.
– Встать, когда с тобой разговаривает старший Ангел!
– Ну, встал.
– Без «ну».
– Встал. А «ну» в задницу запихал. Ближайшему соседу.
– На выход, с вещами.
– Ничего не получится, – смущённо шмыгнул носом Лёха. – Извините покорно, ваше благородие.
– Что?
– Толстый болт – через хилое плечо. В том смысле, что вещей – при себе – не имею. Извините.
– Шкура, – уважительно процедил старший Ангел.
– А, то! – вмешался в разговор легкомысленный Капуста. – Он у нас такой. Отважный и смелый…
– Молчать!
– Слушаюсь.
– За мной, переселенец Лёха, – недовольно вздохнув, приказал старший Ангел. – И попрошу – без глупостей.
– Есть, без глупостей!
  
Глава пятая
 
Ванда. Ретроспектива 02. Еврейское гетто
 
Еврейское гетто под Варшавой. Колючая ржавая проволока над высоченным обшарпанным забором, беспросветная нищета, тускло-жёлтые звёзды на рукавах. Грязь, унижения, стыд, застарелая вонь. Навязчивая головная боль по утрам, желудок – с самого детства – сморщенный от хронического голода. Страх, живущий в тебе с самого рождения. Иногда казалось, что страх – живое существо. Сидит себе внутри тебя, ест, пьёт, испражняется. А, главное, постоянно растёт, пухнет, расширяется – словно бы стремится захватить весь твой юный организм…
 
Придумала она всё – и про бургундского папу-графа, и про итальянскую маму-маркизу. Бабушка? Да, старушка была родом из Варшавы. Только к польскому дворянству она не имела ни малейшего отношения, так как была потомственной еврейкой – чуть ли не в двадцать пятом поколении. А саму Ванду звали, вовсе, и не «Вандой», а гордым еврейским именем – «Рива».
А, что в этом такого? Имя – как имя. Многим нравится…
Отца и матери Рива не знала, они – по словам любимой бабушки – погибли через пару-тройку лет после рождения единственной дочери. Погибли? Ага, отправились в местную газовую камеру – при очередном обыске у отца нашли какую-то запрещенную литературу. Бывает. Обычное дело…
В Мире, где жила Рива, победил фашизм. Победил, уверенно выиграв Вторую Мировую войну. Так получилось, что немецким учёным удалось первыми создать атомное оружие. Гитлер долго не раздумывал. Бомбы с урановой начинкой принялись – с немецкой природной педантичностью – сбрасывать на города противника. Москва, Ленинград, Сталинград, Лондон, Манчестер, Бирмингем… Потом, чуть погодя, пришла очередь Нью-Йорка и других прибрежных городов США. Война была выиграна Германией. Планета оказалась под полномасштабной властью фашистов. То бишь, под фашистским суровым игом.
Что было дальше? Рива толком не знала. Она родилась через много лет после окончания войны. Причём, в еврейском гетто, отгороженном ржавой колючей проволокой от «избранных». Радио и телевидения в гетто не было, значит, отсутствовала и полноценная информация о внешнем Мире. Так, только сплошные сплетни и мутные слухи.
Откуда они брались-появлялись эти сплетни и слухи? Конечно же, от местных проституток («девушек», как было принято говорить), которых – время от времени – вывозили из гетто. Для чего вывозили? Естественно, для полноценного обслуживания храбрых немецких солдат, истосковавшихся в полевых лагерях без женской горячей ласки. Или немецких полицейских. Или немецких пожарных… Какая разница? Правильно, никакой…
Риву в гетто не любили. Почему? Наверное, из-за её приметной внешности – тонкие породисты черты лица, светлые, слегка вьющиеся волосы, огромные серые глаза с загадочной и таинственной поволокой.
– Графиня! – угрожающе размахивая руками, в ладонях которых были зажаты камни и палки, кричали ей вслед худые и чернявые соседские мальчишки. – Графиня хренова!
Впрочем, камни и палки мальчишки никогда не пускали в ход, так как опасались бабушку Ривы. Сару Моисеевну в гетто считали ведьмой. Она умела снимать порчу, отводить сглаз и, наоборот, насылать проклятья. Ну, и всякое другое – по мелочам…
– Бабуля, а почему я не такая, как все? – спрашивала маленькая Рива.
– Мамочке своей за это скажи спасибо, – не моргнув глазом, отвечала старушка. – Она, ведь, «девушкой» работала. Иногда выезжала в город. Вот, видимо, и познакомилась – между делом – с дельным мужичком из благородного сословия.
– Значит, мой папа – не был моим настоящим папой?
– Выкинь, девочка, из головы всякие глупости. Ерунда это всё… Главное, что тебе повезло. Очень – повезло.
– Почему – повезло? – не унималась Рива.
– Видимо, тот господин был не только благородным, но – при этом – и очень упрямым.
– И, всё-таки. В чём – мне повезло?
– Женская красота – в нашем суровом и грязном Мире – дорогого стоит, – печально вздыхала старушка. – Потом, когда повзрослеешь, пойдёшь работать «девушкой». Крышу подлатаем, чтобы не протекала. Пол перестелем. Поменяем оконные рамы и двери… А ещё, девонька, береги до этого момента – пуще зеницы ока – девственность природную.