Чпр 3 (СИ)

Мама говорила все быстрее и быстрее, ее глаза заблестели от слез.
— Единственное, что я могу сказать — бросай все к наблам, все эти наши с тобой кофепития, и лети к ним. Лети к ним и скажи им, как ты их любишь. Даже несмотря на то, что с тобой случилось. Просто скажи это. — Она сдавила мои руки, но тут же их отпустила. — Потому что я с этим безнадежно опоздала, а вот ты… ты пока еще нет.
Чувства, которыми меня накрыло, были резкими и горькими. Как аромат дорогих сигарет или несбывшихся ожиданий с примесью отчаяния. Оглушенная ими, я на миг замерла, а потом притянула маму к себе. Она явно не ожидала, потому что затихла в моих объятиях, а я глубоко дышала, выравнивая свой эмоциональный фон — и ее. Забирая эту жуткую боль, отчаяние, смягчая их. Взамен наполняя надеждой и любовью, которой во мне в этот миг стало столько, что, казалось, ей можно было согреть весь мир.
— Ты не опоздала, — сказала я. — Это я слегка задержалась с ответом. Я очень рада, что мы нашли друг друга, пусть это и произошло не сразу. И я очень, очень рада, что ты у меня есть. Потому что я… Я все еще твоя дочь, мам.
В этот момент мама разрыдалась, а я прижимала ее к себе и гладила по голове. Каким-то загадочным образом зная, чувствуя, понимая, что должна сделать. Что нужно и можно сделать сейчас, и это понимание раскрывалось во мне по новому. Когда мама, всхлипывая, затихла, я еле слышно произнесла:
— Мне действительно нужно быть рядом с ними сейчас. Именно сейчас. Но я буду очень рада, если ты будешь приезжать к нам так часто, как сможешь. Хорошо?
Она судорожно вздохнула, положив руки мне на плечи:
— Да. Да, конечно. Я… я буду очень рада, Аврора.
Еще раз крепко обняв ее напоследок, я поднялась и поспешила к вальцгардам. Во флайс. Мимо продолжавших наседать журналистов, которые, впрочем, сейчас воспринимались как фон. Я сама не могла объяснить, что со мной произошло — ведь столько было уже слов и от Зои, и от Вайдхэна, да и моих собственных мыслей, но… Но. Мамины чувства будто раскрыли меня, или же меня раскрыло осознание того, что она мне говорила.
Какая разница!
Я едва дождалась посадки, а в комнату к детям влетела так, будто за мной гнались оголодавшие драконы.
— Что случилось, мам? — спросил Лар, который чесал растопырившей лапы Чешуйке пузо. Риа в этот момент завязывала ей на хвосте бантик, а Роа парковал игрушечные модели флайсов. — Ты так быстро встретилась с бабушкой?
— Нет. Да. — Я перевела дыхание, чтобы выровнять бушующие внутри чувства. — Я…
Три пары глаз выжидающе уставились на меня. Четвертая — укоризненно, потому что Лар перестал чесать виари животик.
— Я просто пришла сказать, что люблю вас безумно.
Роа уронил флайс. Риа открыла рот. Лар подскочил:
— Мама! Ты все вспомнила?
— Нет, — я приблизилась к ним. — Но это больше не имеет для меня никакого значения. Я просто хочу быть с вами. Быть для вас лучшей мамой. Если вы, конечно, позволите…
Я не успела договорить, потому что Риа отпустила огромный голубой бант, скуксилась и разревелась.
Чисто теоретически любой матери полагалось знать, что с этим делать, а вот на практике… я подбежала, опустилась рядом с ней на колени, коснулась ладонями щечек:
— Риа! Риа, что случилось?
— Я-а-ам… аааааа! — выдала дочь и вцепилась в меня пальчиками.
Мне оставалось только подняться, удерживая ее на руках. Впрочем, Риа держалась так, что никакая сила в мире не смогла бы девочку от меня оторвать. Пока я ходила по комнате, гладя ее по голове и слушая сдавленные всхлипы, то и дело переходящие в громкий рев, Лар с Роа смотрели на нас, застыв на одном месте. Виари тоже, она как плюхнулась на попу, так и сидела с большими глазами. Разве что хвост жил своей отдельной жизнью: поднимался и опускался, подметал пол вправо-влево, кончик то и дело дергался.
Я на все это обращала внимание, чтобы не думать о том, как плачет моя дочь. Хотя плакала она не горько, я не чувствовала боли или отчаяния, скорее, наоборот. От Риа исходили облегчение и неуверенная радость.
 
— А-ам… ма-ам! — наконец оторвавшись от меня, всхлипнула девочка. — Мам! Ты правда меня любишь? А их?
Она мотнула головой в сторону братьев.
Я прикрыла глаза. На миг, чтобы тут же открыть и коснуться губами лобика Риа.
— Да. Правда. Я очень-очень сильно вас люблю.
— Почему тогда ты раньше не приходила? — нахмурился Роа. — Почему только сейчас?
Где найти ответ на этот вопрос?
— Я не знала, как вести себя с вами. Я думала, что вы ждете, чтобы я вас вспомнила, а я не могла. Не вспоминала. Не… — я запнулась. — Не знала, как с этим быть.
— Мам, мы не хотим, чтобы ты нас вспомнила, — вступил Лар. — То есть хотим, конечно, но мы просто тебя любим. И хотим, чтобы ты была с нами.
— Ты же больше не уйдешь? — Риа снова вцепилась в меня с недетской силой.
От нее ярко полыхнуло тревогой. Не только от нее. Два других источника — мои сыновья, стояли рядом, заполняя ей все эмоции. Все чувства. И тогда я сделала то же самое, что делала инстинктивно у мамы: открылась, позволяя любви заполнить меня всю, как солнечный свет. Не только меня — я укутала этим чувством своих малышей, которые так долго меня ждали, и, видимо, зацепила Дрим, потому что та снова перевернулась на спину и вирчала так громко, что вся вибрировала, от кончиков лап до хвоста.
Дочь окончательно перестала всхлипывать, на лицах мальчишек расцвели улыбки.
— Мы сейчас сходим умыться, — предупредила я, — а потом вернемся, и будем играть все вместе. Где, кстати, ваша няня?
— За едой вышла, — ответил Лар. — Мы не хотели на кухне перекусывать, она пошла за вкусняшками.
— Совсем на шею сели и ноги свесили, да? Пока меня не было.
Сын счастливо улыбнулся:
— Ага!
В ванной я подтянула лесенку для мелких, чтобы помочь Риа умыться, открыла кран.
— Давай сама. Ты уже взрослая девочка.
Взрослая девочка подняла фонтан брызг, подставив ладошки под теплую воду, а потом полила себе на лицо.
— Я все!
Она так счастливо смотрела на меня и в то же время так зачарованно, будто боялась, что я растаю, стоит ей отвернуться. Совесть ужалила больно, но я не позволила ей затмить те чувства, которые сейчас были нужны моим детям гораздо больше. Взяла полотенце, промокнула дочери лицо, и мы вместе вернулись в комнату.
Вкусняшки няня уже принесла, а сама вышла, видимо, чтобы нам не мешать.
— Так. По два печенья и одной конфете, не больше, — предупредила я.
— Ну ма-а-ам, — тут же надулся Лар, который потянулся к коробочке с конфетами ручной работы из очень известной сети «Бонувье».
— Что — мам? Если бы я не видела, как ты уплетал у Зои пирог и сэндвичи… Няне вы об этом не сказали, конечно.
— Неф! — созналась Риа, засовывая в рот конфету целиком.
— Мы сказали, что ели. Но не сказали что, — сообщил Роа. — Кто ж виноват, что она такая недогадливая.
Я покачала головой, глядя на сына. Тот с самым невозмутимым видом отправил в рот печенье с мягкой сердцевиной из крема.
Спустя полчаса мы уже играли все впятером. Виари была драконом, сторожившим склад элитных гоночных флайсов. Одна из кукол Риа стала известной гонщицей («совсем как Элегард, только девочка», кто бы сомневался), а еще две куклы мужского пола были злодеями, которые пытались ей помешать. Злодеев спихнули на Лара под его возмущенное:
— Почему опять я?!
Роа взялся быть главным гонщиком безо всяких кукол (совсем как Элегард, кто бы сомневался), а Дрим, видимо, вообще не подозревала, что тут происходит, но была рада общей суете вокруг себя. В результате «дракон» охранял, гонщик с гонщицей готовились к соревнованиям, а злодеи строили коварные планы по похищению ведущих флайсов, чтобы героям пришлось выступать на простеньких моделях и проиграть их нанимателю. Честно — не представляю, откуда они выдумали такой сюжет, наверное, что-то похожее увидели в каком-то фильме, но мне оставалось только удивляться и наблюдать.