Сёрфер. Запах шторма (СИ)

— Ну, хорошо. Тогда — смотри.
Беру со стола эту ложку, окунаю в чашку с чаем, подношу к его рту.
— Оближи!
В глазах напротив сразу вспыхивают возбуждённые искорки. Вытаскивает язык и смачно облизывает металлическую округлую поверхность. Подцепляю ручкой ложки накинутый на меня белый «хитон», и он соскальзывает с тела вниз, обнажая грудь.
Кир тут же закидывает ногу на колено, откидывается на спинку стула, и опирается головой о скрещённые на затылке ладони, всей своей позой выражая готовность воспринимать предстоящее зрелище.
Я тоже облокачиваюсь на спинку своего стула. Глядя ему в глаза, подношу ложку к губам, зажимаю между ними, и медленно продвигаю черпало от кончика к основанию и обратно, касаясь языком металла. Непроизвольно запрокидываю голову назад, закрываю глаза и начинаю, не торопясь, плавно скользить им от губ по подбородку, вниз к основанию шеи. Движение твёрдого прохладного металла по коже сразу же вызывает приятные возбуждающие ощущения и заставляет чуть выгнуться вперёд. Веду ложку ниже через центр ключиц. Добравшись до основания левой груди, обвожу её по периметру округлости и продолжаю рисовать спиральную линию, постепенно подбираясь к соску.
Как приятно!
Опускаю голову, открываю глаза, и принимаюсь дразнить кончиком вогнутого черпала края этого соска, наблюдая, как он быстро заостряется, превращаясь во внешнее подобие маленькой округлой кнопки. Переворачиваю ложку выгнутой стороной вниз и надавливаю на эту кнопку, одновременно подхватывая грудь ладонью снизу и сжимая. Ахх! Снова непроизвольно запрокидываю голову, продолжая сдавливать грудь рукой, и зажимая сосок между большим и указательным пальцами, соскальзываю чайным прибором ниже к пупку.
Обвожу его вокруг, проскальзываю мимоходом через углубление, в котором он притаился, сосредотачивая всё своё внимание на необычных ощущениях, которые дарит маленькая чайная ложка в моей руке. Факт того, что за мной сейчас наблюдают голубые глаза отходит на второй план. Хотя осознание этого оказывает дополнительное возбуждающее действие.
Инстинктивно раздвигаю ноги, но мои бёдра продолжает прикрывать и сковывать простыня. Едва я успеваю об этом подумать — ткань сползает, увлекаемая ловкими пальцами вниз, и полностью обнажает моё тело. Слегка вздрагиваю от неожиданности и опускаю голову. Сталкиваюсь с возбуждённо мерцающими глазами напротив. Кир наклонился ко мне, уловив моё движение под белой тканью, и помогая освободиться. Поймав мой взгляд, он подается вперёд, ближе, но, подавив импульс, снова возвращается обратно на свой стул, продолжая наблюдать.
Не прерывая с ним зрительного контакта, облизываю губы, переворачиваю ложку ручкой вниз и, описав ею ещё несколько окружностей вокруг пупка, медленно проскальзываю ниже, к самому центру, слегка проникая внутрь, чуть надавливая и плавно возвращаясь назад. Оххх! Подаюсь бёдрами вперёд. Светлые глаза напротив стремительно темнеют. Его дыхание становится глубоким и шумным. И это возбуждает. Так сильно, что прохладный металл почти сразу становится горячим.
Кир выдерживает только до момента, когда ручка почти целиком скрывается из виду. Как только это происходит, он срывается с места вперёд, ко мне, совсем как охотничий пёс, над ухом которого прозвучала команда «Взять!» Ложка летит куда-то в сторону. Он подхватывает меня на руки и, смеющуюся, стремительно несёт в комнату.
***
После я расслабленно выползаю обратно на веранду, опять завернувшись в простыню. Облокачиваюсь на деревянный поручень ограждения в просвете между побегами девственного плюща. Внизу на летней кухне горит свет и слышны голоса. Мужской и женский. Невольно прислушиваюсь к разговору.
— Милый, подай мне, пожалуйста, соль.
— Держи, дорогая. Эти прогулки на свежем морском воздухе вызывают такой дикий аппетит!
Это точно! Твоя правда, «милый».
Улыбаюсь своим мыслям. Да уж — идея с чайной ложкой была весьма удачна! Никогда бы не подумала, что всё это заведет нас обоих настолько сильно и так быстро, особенно Кира, что другие прелюдии будут уже не нужны, и, на этот раз, я вовсе не буду против стремительного, грубого и жадного акта любви.
 
Слышу звук открываемой калитки. Это Олег вернулся.
— Ты чего это так быстро нагулялся? Ещё и пары часов не прошло. — весело интересуюсь я.
Он поднимает голову наверх, улыбается и разводит в стороны руки, пожимая при этом плечами, мол — да вот, как-то так! Нетвёрдыми шагами поднимается по винтовой лестнице. Я вновь продолжаю прислушиваться к молодой паре на летней кухне. К ним теперь добавился детский голосок.
— Мама, я не хочу картошку с котлетой! Хочу арбуз! — тоненько верещит он.
— Сначала надо съесть ужин, потом будешь арбуз.
— Не хочу! Почему нельзя сначала арбуз?
— Потому что десерт всегда кушают после еды, а не до.
— Но, почему? Разве нельзя наоборот?
А, действительно, почему нельзя наоборот? Почему люди такие странные — создают себе кучу условностей и потом сами же от них страдают?… Ах, да! Потому что сладкое всегда перебивает аппетит и картошку с котлетой уже не хочется.
— О! Ночное привидение? Классный прикид! А что это у вас тут ложка на полу валяется?
Оборачиваюсь и опускаю взгляд на склонившегося над чайной ложкой соседа.
— Оставь! Я подниму, — с моих губ срывается невольный смешок.
— Что хи-хи? В «брата», что ли кидалась? Достал своими нравоучениями?
— Нет. Скорее, я его достала на этот раз.
— Понятно всё с вами. Ну, ладно. Я — спать. Вам — продолжения нескучной ночи! Мне — спокойной! — это звучит хотя и с искренней улыбкой, но как-то немного ворчливо.
— Давай, отдыхай! — улыбаюсь в ответ я.
Олег скрывается в своей комнате. Соседняя дверь открывается и появляется Кир, с мокрыми после душа волосами, и обёрнутый вокруг бёдер полотенцем.
— Я слышал голос Олега. Он вернулся?
— Вернулся, но уже ушёл спать.
Подходит ко мне, обнимает и нежно целует в шею.
— Так рано?
Ну, он … что-то устал.
— Опять запойный крымский вечер?
— Что-то вроде, — улыбаюсь я.
— Никогда не понимал людей, которые с помощью алкоголя пытаются притупить свои проблемы! — с лёгким раздражением в голосе продолжает он.
— Почему сразу проблемы? Может быть, он просто так расслабляется? От напряжённых рабочих будней в Киеве, например.
— Это всё отмазки. Сильные люди расслабляются своими любимыми увлечениями, а не пытаются затуманить свой мозг всякой дрянью! — раздражение в голосе звучит более явно.
— У тебя кто-то пил из родственников? — срывается с моих губ, прежде чем я успеваю подумать, стоит ли это спрашивать.
Уж кому как не мне знать ощущения человека, выросшего в семье, где кто-то из близких людей злоупотребляет алкоголем.
Он не отвечает. Только отводит глаза, отстраняется, садится за столик и закуривает.
Усаживаюсь на стул рядом. Он смотрит куда-то вдаль, в одну точку. О чём-то думает сейчас, что-то вспоминает. Но что? Как бы я хотела это знать!
***
Мой взгляд падает в просвет между побегами девственного плюща, и я вижу в нём полную луну. От неё исходит мягкий белый свет, рассеивая вокруг черноту ночного неба.
— Знаешь, когда я была маленькая, я думала, что по лунной дорожке в полнолуние можно прямо по морю дойти до самой луны.
Голубые глаза устремляются на меня.
— Правда? Странно …
— Странно?
— Я тоже так думал.
— Да? А ты обращал внимание, как вода делает лунный свет живым? И эта дорожка, она такая зыбкая, ускользающая, стоит зайти в воду ей навстречу! Но, при этом, она движется вокруг тебя, обтекает, создает причудливые, невероятные образы на поверхности.
 
— Да. … А ты обращала внимание, если рядом с лунной дорожкой отражается свет ночного города — он мёртвый? Хотя он ярче и насыщеннее чем лунный. В нём как будто не хватает чего-то важного, без чего он пустой и безжизненный.