Королевский тюльпан. Дилогия (СИ)

— Паршивый какой, — само вырвалось.
При том, что жадная тварь, все еще бессовестно жрущая наш провиант, в длину была почти со взрослую кошку, сомнений в ее младенчестве не возникало: типичный страдающий выкидыш помойки. Шелудивый, облезлый, с гноящимися глазами и покоцанными здоровенными ушами-локаторами. И тощий настолько, что я его веса на грудинке почти не чувствовала.
Жалко стало тварюку. И трогать боязно — мало ли какие на нем паразиты. Цапнет — еще и заражение крови словлю. Сама не знаю, как мне удалось сначала стряхнуть узурпатора в траву, а потом, бодро отбрыкиваясь ногой от гнусаво мяукающего монстра, отрезать от целого куска то ребро, которое он и так уже обслюнявил. И бросить заурчавшему гаденышу, в смысле котенышу.
— Пошли быстрее, пока он еще чего-нибудь из нашей еды не закогтил, — поторопила я Нико.
Мы припустили по едва видимой тропке в кустах. Я тихонько вздыхала на ходу — котейку было очень жалко. Не то чтобы я такая уж любительница, но все равно. Маленький, паршивенький…
Только нам самим особо есть нечего. Жить негде. И лечить наверняка лишайное, блохастое и с глистами тем более нечем…
— Он за нами идет. — Нико все время оглядывался. — Лапы заплетаются, от голода наверное.
— Целое ребро сожрал, сгрыз вчистую, даже ошметков не осталось, — проворчала я, тоже оглядываясь.
Дикая тварь из дикого леса действительно упорно ползла за нами через кусты. Тощий хвост волочился по траве.
Котенок добрался до моих ботинок, ткнулся в них носом и бессильной тенью растянулся на земле. Даже не мяукнул, только ушами шевелил.
— Лина?
— Вытащи из корзины ту тряпку, которую дала Магали, чтобы сделать из нее полотенце. — Я вздохнула, присаживаясь на корточки. Жалость победила. — Потом отстираем, надеюсь… Даже если этот заморыш сдохнет раньше, чем мы попытаемся ему помочь, надо все же попробовать. Да?
— Да! — уверенно и даже радостно кивнул ребенок.
Ну, кто бы сомневался…
— Где вы шлялись, оглоеды?! — налетела на нас злющая, как осенний шмель, Франсуаза. — Луи уже искать собирался! Пошел до соседей, спрашивать, не было ли чужих! Чем думаешь, девка? Сказано же: сиди в самых зарослях и не высовывайся! Схватят — мы тебе не защита!
— Прости, не успела предупредить, — покаялась я, проходя к спрятанному в ямку костру и укладывая сверток с обессилевшим котенком на травку. — Мы у лекаря швы снимали с пореза. И еще много всякого случилось, придет Луи и я расскажу, чтобы не повторяться.
— Чего притащили? — Франсю все еще кипела возмущением, ее пегая грива если и не стояла дыбом, то весьма красноречиво колыхалась на ночном ветерке. Она отобрала у меня корзину и первым делом сунула нос туда. А на сверток у огня только покосилась подозрительно и хмыкнула: — Хорошее полотно, чего это? О! — Тут она забыла свой вопрос, потому что обнаружила невиданные сокровища: котелок, нож и прочие продукты во главе с грудинкой. — О-о-о! Где украли?! Никто не видел? По следу не придет?!
— Не украли, — надул губы Нико. — По-честному купили.
— На какие шиши?!
— Вот об этом подробнее, когда вернется Луи. — Я понимала, что признаваться надо.
А еще, даже если я не сумею помочь всем лепесточникам найти честную цену за их труд, то для Луи и Франсю это сделать можно. Я уверена, из рощи на границе проклятых королевских садов мы с Нико рано или поздно уйдем. Пусть те, кто так по-доброму нас приютил, останутся сытыми и хоть как-то защищенными.
Подумав обо всем этом, я еще раз вздохнула и развернула полотно.
М-да… при свете костерка котенок оказался еще более жалким, тощим и паршивым. Может, сдох уже? Не шевелится… а, нет, вон ушами задергал и попытался приоткрыть один заплывший гноем глаз. Не скажешь, что это тот самый грозный монстр, что так отважно кинулся из кустов грабить прохожих.
— О-ля-ля! — эмоционально отреагировала Франсю, оторвавшись от корзинки и заглянув в сверток. — Лесной дух! Мертвый? Где нашли? Зачем вы его подобрали?
— Живой еще, — поправила я, осторожно поворачивая мордочку котенка так, чтобы получше рассмотреть. Вообще, интересно, в последнее время я будто бы стала лучше различать предметы в темноте. Вот сейчас — ну луна, ну костерок, это не слишком щедрые источники света. А я убедилась: не кажется. Кто-то уже отбивался от полудохлого грабителя, да не как мы, а по-серьезному: обширная ссадина на морде и кончик уха не погрызен, а стесан чем-то острым наискось. — Это не мы его нашли, это он нас нашел. Точнее, нашел он корзину с едой… а подобрали мы потому, что жалко стало.
 
Паршивец, как сгоряча прямо по-русски обозвала недоразумение я, или, как сделикатничал и переделал непонятное слово Нико, Паши́, оказался ценной находкой. Едва Луи или Франсуаза хотели меня отчитать за то, что предприняла столь серьезный коммерческий вояж, не предупредив их, как Паши открывал протертые от гноя глаза, мяукал, они переключались на него и начинали рассказывать о лесных духах, или, как уточнял Нико, катланках.
О катланках моя новая семья слышала много. Правда, с ними близко не встречалась. Все же я вспомнила биологические увлечения юности и поняла, что катланк — синантропное животное, с давних пор научившееся жить в такой опасной среде, как человеческий социум. Ну, то есть лесной дух предпочитает жить в лесу. Но если человеки лес вырубили, катланк будет жить в оставшейся роще, на кладбищах, в ничейных сорных зарослях — в большом городе такие всегда найдутся. Питаться другими синантропами — воронами, крысами, бродячими собаками. Причем если обычный кошак, — да, такие тут есть тоже, — увидев крысиную стаю, может задуматься, по зубам ли обед, катланк сразу примется за работу. Потому-то со времен древнего тирана Карла Мечерукого существовала смертная казнь за немотивированное убийство катланка. Позже замененное каторгой или ссылкой, но простой народ так хорошо запомнил изначальную меру, что катланков по привычке не трогал.
Понятное дело, все эти истории касались взрослых зверюг. Судя по тому, как тыкал себя в бедро Луи, показывая, докуда дорастет это недоразумение, если выживет, это будет как минимум рысь, если не целая пума. Еще бы они крыс боялись!
— Эти котики, — объясняла Франсю, с удовольствием похрустывая подаренным яблоком, — поумней некоторых двуногих. Они хорошо понимают, где дикая дичь, а где частная. Если куры по улице бродят — прихватить могут, а зачем выпускать? Зато в курятник, в овчарню, в свинарник не залезут.
Насчет овчарни я даже не удивилась. После того-то, как услышала, что животинке, мурлыкавшей на коленях у Нико, предстоит вырасти раз в пять, наверное, больше обычной кошатины, поэтому унести ягненка смогла бы вполне. Все равно выразила сомнение: вроде бы разумный, а влетел в корзинку.
— Так он малой и голодный, — пояснила Франсю. — У них, слышала, с людьми забавно выходит. Если поймали, в клетку заперли — так и вырастет зверским зверем, обиженным, что лишили свободы. А если совсем маленьким его человек воспитал, на груди пригрел, он будет ему верней, чем пес. Но не всякого признает. Того, кто мать убил, — никогда. Такой умник его скорей продать старается, у себя держать смысла нет. Если катленок человека признал, у него замурлыкался — все, нашел друга.
Я пригляделась. Нико подремывал, Паши тоже и еле слышно мурлыкал во сне. И обеими тощими передними лапами обнимал предплечье своей постельной грелки. Ага…
— Пусть остается, — подвел итог Луи. — Отойдет немного, сам охотиться станет. Они, как подружатся, чуют опаску для хозяина. Если ночью катланк в роще рычит и воет, туда не всякий вражина сунется — опасно.
 
Что же касается моего визита к лекарке, он вызвал споры, но итоговое понимание. Во-первых, моей новой родне понравилось, что я ушла осторожно, не попавшись на глаза соседям. Во-вторых, они признали, что я заработала по-королевски.
— Мы-то понимаем, — заметил Луи, — что нам плохую цену дают. Но далеко от пустоши отходить опасно. Да и не знаем мы никого в городе. Сунешься так к какому-нибудь аптекарю, а он возьмет и сдаст скупщикам и почки, и тебя за компанию. И вообще, лепесточники с незнакомыми не очень… боимся мы каменных домов и толпы. А вот ты нашла покупателя. Вроде и случайно, а вроде и сама.