Мой первый роман про... (СИ)
Да я сгорю со стыда…
Па-ма-ги-те!
Игорь Лосев выпусти меня, пожалуйста.
Глава 23
Только начав читать историю, решаю задать вопрос Славе о герое и, повернув на неё глаза, понимаю, что писательница отчего-то соврала мне про легкость в отношении к полётам.
Лицо бледное, пальцы нервно отплясывают на подлокотнике чечетку, а глаза с испугом смотрят на мой ноутбук, ожидая оттуда монстра с щупальцами и клыками. Решение отложить чтение на потом приходит сразу. Правой рукой захлопываю крышку компьютера, а левой накрываю тревожную ладонь девушки. Она вмиг выдыхает, а затем делает глубокий расслабленный вдох, словно получила доступ к долгожданному кислороду — вот что значит мужская поддержка.
Я, конечно, всегда понимал, что довольно хорош собой, да и женским вниманием не был обделён. Но ее столь откровенная реакция на мое прикосновение, этот вздох облегчения, указывающий, что рядом со мной ей ничего не страшно… Да, нам с моим воодушевленным другом в штанах реакция более чем приятна. И, если бы я не начал менять своё мнение о Славе, то минут через пять недвусмысленно предложил бы последовать вдвоем в кабинку туалета. Разрядить организм и выветрить из него всякий страх, заменив куда-более приятными ощущениями…
Но в ее круглых глазах озерах, направленных на меня, порока меньше, чем в сообщениях, которые я получаю от Аниной преподавательницы по музыке.
— Все хорошо? — участливо обращаюсь к писательнице.
— Да. — смущённо кивает. Руку убрать не пытается.
— Если это поможет, то моя рука готова верно служить тебе на протяжении всего полёта. — не знаю, понимает ли она всю двусмысленность фразы, которую в неё вкладывает, прорвавшийся в громкоговоритель, член. Но краснеет и быстро кивает.
— Ты не против, я позже прочту твой отрывок?
— Нет! — к ней наконец возвращается цвет лица и краска маковыми мазками окрашивает нежные щеки. Взволнованно качает головой и ее безжизненно лежащая в моей руке ладонь оживает, робкие пальцы уверенно скрещиваются с моими. — Можешь вообще не читать.
— Нет, я обязательно прочту. — уверяю девушку. Не хочу, чтобы нервничала или думала, что я несерьёзно отнесусь к ее работе. — Только позже. Как только приедем в гостиницу.
Она снова стыдливо кивает, а я весь оставшийся путь пытаюсь отвлечь ее от мыслей о полёте. Расспрашиваю про семью, легко, избегая протокольных вопросов или подстрочных переводов, делюсь своими воспоминаниями из детства, позволяя ей почувствовать безопасность почвы, на которую приглашаю ступить и, когда ловлю в светлых глазах нить доверия, не тяну и не натягиваю, а только терпеливо выжидаю, и картина ее мира выстраивается сама, несмотря на ее деликатное маскирование мутных пятен.
Получается, мачеха и дочь с розовыми волосами появились в доме отца Славы не так уж и давно, но зато оперативно и технично сумели выселить не порочную протеже моей матери. Писательница, конечно, на мой вопрос о раздельном проживании уверенно говорит о страстном желании самостоятельности, и, скорее всего, сама себя в этом и убедила… Но я слышал их сердечный разговор с недо-сестрой.
Вряд ли отец в курсе всех деталей тёплых взаимоотношений, но где, бл***, его глаза. Я бы пинком под зад прогнал любую, будь она хоть обладательница бразильскогой крутизны, если бы на мою Анечку посмели косо посмотреть. Полетели бы в момент, как фанера над Парижем. С улюлюканьем.
Отчасти поэтому я не завожу ни с кем серьезных отношений. Если моя корова бывшая не смогла стать нормальной матерью, чего ожидать от чужого человека… Вот, пожалуйста, пример.
— Лучшая месть — это огромный успех. — цитирую Славе Френка Синатру и сам не замечаю, как начинаю нежно гладить ее руку. Она застенчиво смотрит на меня и тихо шепчет в ответ:
— Месть — это слабых душ наследство….
— В груди достойного ему не место. — заканчиваю я и незаметно наклоняюсь к писательнице, опуская взгляд на манящие губы. Её тёплая ладонь, как маяк, уверяющий — девушка не против…
И я тоже. Я сейчас собираюсь плюнуть на свои принципы с высоты облаков
_______________________
"Месть — это слабых душ наследство,
В груди достойного ему не место."
Карл Теодор Кернер
Глава 24
«С вами снова говорит капитан корабля, Игорь Лосев…» — раздается из динамиков голос капитана и швыряет в урну весь мой удачный наклон головы в сторону Славы, потому что не порочная протеже вдруг вспыхивает, ойкает, забирает свою ладонь из моей и начинает нервно тереть щеки, которые приобрели свекольный оттенок.
Я, конечно же, джентльмен, поэтому с благородной улыбкой отступаю, прикидываясь в отсутствии каких-либо намерений, а про себя думаю — «Вот ты, лось, командир!» Член в штанах не отстает в своем возмущении и еще более смачно и гневно полощет Игорешу — капитана не к месту…
Совершаем посадку, потом еще минут десять ждем, когда откроют дверь, наблюдая с писательницей, как люди упрямым табуном встают в проходе. Она, определенно, мой человек и в спешащую истерику, как бывшая, не впадает. Та была готова проламывать выход своей коровьей головой и вести за собой стадо баранов…
***На выходе из аэропорта нас ожидает водитель тойоты камри. Семен стоит с флегматичным выражением лица и держит в руках табличку с надписью «Эра». Открываю для дамы дверь, помогаю бесстрастному уложить в багажник вещи, и сажусь рядом со Славой.
— Красивый город, правда? — завороженно глядя в окно, минут через десять обращается ко мне девушка, и, как бы я не хотел разделить ее трепет, вряд ли когда-нибудь смогу.
— Москва мне ближе. — честно выдаю ответ.
— О…
— Первый раз я приехал в Питер вместе с одноклассниками. — говорю и накрываю ее ладонь, лежащую на кожаном сидении, своей — машинально, без умысла, как необходимый и естественный жест. — Наша классная решила устроить нам культурные каникулы, но мы с моим другом попали в купе со сломанным окном. С ним все было в порядке, а меня удачно продуло и по приезду поднялась температура. Но, так как я никогда не отличался хорошим поведением в классе, Дарья Петровна в мою болезнь не поверила, сказала, что умышленно поднял отметку на градуснике до тридцати восьми, и два проклятых дня меня вместе со всем классом таскали по экскурсиям: улицы, музеи, кунсткамера. — усмехаюсь. — Я тогда всей душой возненавидел этот город и сколько бы не приезжал в последующем — полюбить так и не смог. Эрмитаж — музей мирового значения, а для меня — ненавистная пыточная камера.
— Мне очень жаль… — она высвобождает свою ладонь из-под моей, заставляя ощутить себя идиотом, но затем нежными движениями начинает гладить мои пальцы.
«Я тоже не против ласки!» — моментально отзывается мой отшибленный орган для потомства-продолжения.
— Не стоит. Как сказал Стейнбек — Путешествие как брак. Главное заблуждение — думать, что они у вас под контролем.
— Надеюсь эта поездка оставит для тебя приятное впечатление. — смущенно говорит Слава.
«А я-то как надеюсь!» — не унимается младший философ.
— Не сомневаюсь. — соглашаюсь, когда машина плавно тормозит около дверей гостиницы.
Выхожу, подаю девушке руку, затем забираю у горячего финского парня Семена наши вещи, и мы вместе с писательницей ступаем внутрь. На стойке регистрации улыбчивая Рита что-то путает и торжественно вручает нам номер-люкс для молодоженов, и я наслаждаюсь моментом смущения Славы. Затем более опытная коллега Риты — Ольга, эффектным выходом от бедра, отстраняет ошибившуюся, бойко приносит свои извинения и вручает два ключа от соседних номеров.
И как бы мне не хотелось подольше побыть со Славой, у меня в почте висят тексты с сегодняшними прогорающими сроками и целая книга флегматика Орзанова, заколебавшего меня звонками. Не может его, блядь, Муза без моих комментариев показать ему дальнейший сюжет. Купидоном своего творчества меня этот ангидрид записал. Даже в командировке нашел способ подкинуть подлянку. Я ему, значит, адрес бара для вдохновения, а он — без тебя не мочь, читай мои книги, Гоша! Читай!