Милый дом (ЛП)
Несмотря на все мои усилия, ее ядовитые слова парализовали меня, ударяя точно в цель. Я хотела дать отпор, хотела постоять за себя, но ее слова ранили меня, оголяя каждый мой страх.
– Хватит! – Гневный рев разнесся по всему кафетерию. – Отвали от нее. Тебе двадцать один или двенадцать? – Послышались тяжелые шаги, и мне на плечо легла рука, а мои очки вновь оказались на своем месте. Я повернула голову и увидела позади себя Роума, грозно взирающего на Шелли, которая стала мертвенно-бледной, когда заметила, что он ко мне прикасается.
– Убери от нее свои руки! – зашипела она.
Роум усмехнулся.
– Вбей себе в голову. Мы не вместе и никогда не будем. Самое время расставить все по местам. – Он посмотрел на всех присутствующих и широко развел руки. – Несмотря на тот бред, что она несет, я не с ней, никогда не был, и все, что она говорит, – полная чушь!
Лекси и Кэсс с разинутыми от шока ртами переводили глаза с меня на Роума, потом на Шелли и обратно. Элли скрестила руки, буквально каждой порой излучая веселье и удовлетворение.
Ромео наклонился и сдавленным голосом прошептал:
– Ты в порядке?
Я кивнула, но от смущения держала голову опущенной. Он взял меня за руку, поднимая со стула, и вокруг тут же посыпались ропотки и пересуды по поводу его странного отношения к тихой англичанке.
– Бери свою сумку, Шекспир. Мы уходим.
Я сделала, как он велел, и устремилась поспеть за его шагом. Роум буквально пронесся через двери, хлопнув ими о стену и оставив шокированную, разъяренную Шелли в одиночестве.
Мы шлепали по тротуару университетского дворика, мне приходилось почти бежать, чтобы не отставать.
– Ромео, давай помедленнее. Куда мы идем? – спросила я, пытаясь не сбить дыхание.
Мы остановились у огромного нового черного пикапа «додж», и Роум открыл пассажирскую дверь.
– Залезай, – агрессивно приказал он.
Я запрыгнула на сиденье, и он захлопнул дверь. Сел на место водителя, завел двигатель и, едва в колонках заиграла тяжелая металлика, рванул со стоянки. Я не знала, что сказать – я никогда никого не видела в такой ярости.
После двух песен с кучей ударных и хриплых криков Роум начал ослаблять свою хватку на руле.
– Ты точно в порядке? – спросил он сдавленным голосом.
– Да. Немного смущена, но в порядке.
– Как она смеет так с тобой разговаривать? Она такая сука! Какого хера я потратил на нее столько своего гребаного времени? – выплюнул он, ударяя кулаком по приборной панели.
– Прям с языка снял.
Его губы сложились в относительно веселую ухмылку.
Пока мы проезжали одну улицу за другой, город мелькал размытым пятном, и я прислонилась головой к окну, пытаясь забыть о злобных и точных словах Шелли.
Мы остановились у торгового центра. Я оторвала голову от окна и, повернувшись к Ромео, увидела, что он, опершись на руку, глядит на меня.
– Мол, мне жаль, что она так сказала о твоих родителях. Даже представить не могу, каково тебе было. – В его карих глазах отражалась боль.
Я потянулась и положила ладонь ему на колено.
– Тебе не за что извиняться.
Он накрыл мою руку своей.
– Неправда. Она цепляется к тебе потому, что видит мой интерес. Видела его с нашего первого поцелуя. Ты теперь враг, Мол, и ты не представляешь, как мне жаль. Я поставил тебя в такое положение, и она постарается превратить твою жизнь в ад.
Я не смогла не улыбнуться в ответ на его заботливые слова. Придвинулась поближе к нему и положила голову ему на плечо. Он вздохнул и обвил рукой мою шею. Я оценивающе прошлась взглядом по его на сей раз синей футболке, линялым джинсам и потертым коричневым ковбойским сапогам. Ему этот вид шел как никому другому – настоящий деревенский парень.
Спустя минуту спокойного, уютного утешения в его руках, я подняла голову.
– Роум, с кем ты разговаривал по телефону перед ланчем, на улице?
Он пожал плечами и медленно, ровно выдохнул.
– Ты видела?
– Ага.
– Я не хочу об этом говорить.
Я разочарованно вздохнула.
– Хорошо. Скажи только одно. Это были твои родители?
Его рука напряглась на моих плечах, и наступила такая тишина, что было слышно тиканье часов на приборной доске.
– Да, – спустя какое-то время прошептал он.
Я решила отложить вопросы об этом на тот момент, когда он не будет так зол. Я видела, чего ему стоило открыть и этот кусочек информации.
Я выпрямилась, удивленная тем, где мы оказались.
– Что мы здесь делаем?
Ромео открыл дверь, взял меня за руку и вытянул на раскаленный асфальт.
– Покупаем тебе новые очки. Вперед.
Я остановилась и потянула его назад.
– Ромео, я пока не могу себе этого позволить.
Его глаза сузились, а ноздри раздулись.
– Я их покупаю. Сейчас. Пошли! – Он снова попытался потянуть меня за собой.
Но я упорно стояла на своем.
– Ромео, я не нуждаюсь в благотворительности. Я куплю себе эти чертовы очки, когда накоплю достаточно денег. Ты не будешь мне их покупать. Я тебе не позволю. Мне не стыдно быть бедной, а вот получать деньги из жалости – стыдно!
Он притянул меня к своей груди и обвил сильными руками.
– Молли, бля, прекрати настаивать. Хоть и косвенно, но это я разбил твои чертовы очки своим дерьмовым пасом. Я раздраконил Шелли, показывая всем, что ты мне нравишься, я позволил ей зайти слишком далеко со всем этим дерьмом «я королева Алабамы» за последние три года. Я куплю тебе новые очки, и ты мне позволишь – у тебя нет гребаного выбора. Я не стыжу тебя, а защищаю то, что мне принадлежит. – Его жесткий тон не допускал отказа.
Обычно я бы разозлилась, если бы кто-то командовал мною так, как он сейчас, но его «я альфа, я главный, и мне насрать» отношение заставило меня истекать от желания прямо на месте.
Роум грубыми руками прошелся по моей спине и, схватив меня за волосы, запрокинул голову навстречу своему решительному взгляду.
– Ты меня поняла?
Я смягчилась и, сдаваясь, выдохнула:
– Я тебя поняла.
Нежно поцеловав в макушку, Ромео крепко взял меня за руку и повел в огромный комплекс.
* * *
– Просто запрокиньте голову назад и широко откройте… да, вот так… и… получилось? – спросила офтальмолог, пока я пыталась проморгаться от избытка капель.
Казалось, мир вокруг прояснился.
– Да, думаю, получилось. Как они выглядят?
Я подошла к зеркалу и впервые за многие годы увидела себя четко без огромной оправы на лице.
– Ты выглядишь прекрасно, дорогая, – ласково ответила она.
– Мои глаза… – прошептала я, когда заметила настоящий цвет своих радужек: насыщенно-карий с золотистыми крапинками, именно такой, как всегда говорил мой папа. Я их никогда не видела так – ярко, без преград. Я потянулась к своему отражению и провела рукой по зеркалу.
Роум сказал офтальмологу, чтобы она подобрала для меня только самое лучшее, и положил свою золотую карту на стойку, не обращая внимания на мой немой протест. Мы остановились на контактных линзах, и они до неверия изменили мою внешность.
– Итак, у тебя есть месячный запас линз и пара черепаховых очков от «Шанель», если ты не захочешь пихать эту гадость в свои глаза. За все заплачено, мисс Шекспир, так что вы можете идти.
Покраснев, я взяла из ее рук пакет и с улыбкой на лице вышла в фойе. Роум сидел на мягком диванчике и, нагнувшись вперед, смотрел какое-то дневное шоу по телевизору. Когда он заметил движение, то на секунду поднял голову и сразу вернулся к просмотру шоу, но потом резко обратил свой взор на меня, чтобы удостовериться. Выражение восхищения на его лице говорило само за себя.
Он медленно поднялся со своего места и, пока шел ко мне, пару раз тяжело сглотнул. Теребя ручки белого пакета, я опустила голову. Его потертые коричневые ковбойские сапоги остановились прямо передо мной, и Роум пальцем приподнял мой подбородок. Я посмотрела на него, его полные губы приоткрылись со вздохом, и он улыбнулся.