Неистовый (СИ)
Сижу и глупо улыбаюсь. Я всегда так улыбаюсь, когда мне неловко или откровенно стыдно. От сессии я ожидала чего угодно, но никак не расспросов о моих отношениях с бывшим парнем.
─ Да, ─ отвечаю еле слышно, облизнув сухие, как бумага, губы. ─ Но я не знаю как…
─ Я тебя научу, ─ проговаривает Артём будничным тоном, но огромные зрачки выдают в нем наркомана, который измучился в ожидании дозы. ─ Твой парень трахал тебя чем-либо, кроме члена? Игрушками, пальцами?
Голова закружилась, и я чуть качнулась вперед. Его бесстыдные вопросы ─ это мощная кувалда, которая разносит мой купол скромности в мельчайшую стеклянную пыль.
─ Нет, просто секс, ─ бормочу я, но все же посматриваю в глаза, в которых заплясали смешливые огоньки.
─ Хоть в удовольствие? ─ спрашивает Артём, протягивая мне свою сигарету. Он всегда дает мне уже подкуренные сигареты. Это хорошо. Так у сигарет его вкус. ─ Каждый раз кончала?
Отмалчиваюсь. Стыдно признаться, что я полгода спала с парнем, не получая от этого никакого удовольствия, но терпела, потому что мама внушила, что он хороший мальчик и достойная партия. Поняв, что не выдерживаю градуса откровенности, пытаюсь и вовсе свернуть разговор:
─ А нам обязательно это обсуждать?
─ Обязательно, ─ вновь плавит меня металлическими нотками, которыми загорелся его голос. ─ Мне нужно еще до начала сессии понять, что для тебя табу, а что ─ сладкая конфетка.
─ С тобой для меня все ─ конфетка, ─ заявляю я, вспомнив вкус его губ.
─ Ты так говоришь, потому что понятия не имеешь, насколько разнообразен секс и богата моя фантазия.
Я сосредотачиваюсь на густо пахнущей сигарете. Присасываюсь к фильтру, пропитанному его слюной, и затягиваюсь максимально плавно, чтобы не отъехать в тот же момент. Никотин кружит голову не слабее алкоголя, и я вытягиваю ножку в струнку, как на гимнастике, и засовываю пальцы под чуть приподнявшуюся брючину.
─ Хитрая ты, Лера, но это не поможет, ─ усмехается Артём, почти болезненно перехватывает щиколотку пальцами, и укладывает мою ступню себе на колени. ─ Часто себя ласкаешь?
─ Когда уже готова взорваться, ─ говорю я вслух, а про себя добавляю: ─ «Как сейчас».
─ Даже в этом себя ограничиваешь? Учили, что мастурбация — это от лукавого?
Сегодня он так много улыбается, что я понимаю, что таких дурочек, как я, в жизни Мастера еще не случалось.
Он шутит, а со мной все так и было. Почти.
─ Мне говорили, что это вредно для здоровья, и неприлично тоже, ─ объясняю я, чувствуя себя сбежавшей из секты.
─ Вредно, блин, ─ повторяет он с ярким недовольством и опять пускается в расспросы: ─ Как ты себя ублажаешь? Вибратор? Или пальчики? Или, может, душевая насадка приходит на помощь?
─ Просто рукой, ─ выдаю скороговоркой, словно это работает как с пластырем, который нужно сдернуть с раны быстрым и отрывистым движением.
─ Почему? ─ вновь огорошивает одним из тех вопросов, которыми нормальные люди вообще не задаются.
Ах да, он же Мастер и адепт секты боли и удовольствия.
─ Люблю, когда именно руками, а не посторонними предметами.
─ Хорошо. Я так и понял. Как тебе больше понравилось: когда ты сама себя ублажала или когда я оттрахал тебя в ресторане?
─ Мне нравится, когда это делаешь ты.
─ Хорошая девочка, ─ улыбается Артём и поднимается на ноги.
Подходит ко мне и вытаскивает из кармана брюк ошейник ─ черный, лаковый и очень широкий, с обязательным колечком в центре. Я отбрасываю волосы на спину и поднимаю их к макушке, чтобы мой Мастер смог застегнуть массивную застежку, которая чуть тянет назад.
Артём мягко затягивает широкую кожаную полоску и на всякий случай просовывает в пространство между телом и ошейником палец. В прошлый раз дышать приходилось мелкими глоточками, теперь же комфортно. Даже слишком.
─ Назови стоп-слово, девочка, ─ тихо приказывает мой Мастер.
─ Мурасаки, мой Мастер, ─ нехотя отвечаю я, полностью уверенная, что будет так хорошо, что мне понадобится слово, которое в переводе с японского означает «еще».
Неспешно тянет вниз молнию на платье. Я перестаю дышать и позволяю себе вновь сделать вдох, только когда шелковистая ткань, щекотнув обнаженное тело, соскальзывает на пол. Теперь я полностью обнажена, если не считать ошейника, который выделяется на бледной коже траурной полоской. Мой Мастер сказал, что нижнее белье мне сегодня без надобности. Он же стоит за моей спиной и исследует мое полностью подвластное ему тело кончиками пальцев. Как боль, вообще, может сочетаться с этой чувственной нежностью, от которой хочется плакать?
─ Не смей закрывать глаза, ─ шепчет у виска, положив ладонь мне на живот, и рывком прижимает к себе. ─ Смотри во все глаза. Наслаждайся собой и мной. Поняла?
─ Да, мой Мастер, ─ проговариваю я севшим голосом, в котором звучит несвойственная мне похоть.
Его палец по-хозяйски ложится на набухший и бешено пульсирующий «бутончик» и отодвигает тонкую кожицу, без которой крохотная «бусинка», до багровости напитанная кровью, ощущается нервом без защитной оболочки. Коснись и дернет током. Не Мастера дернет ─ меня.
Земля ускользает из-под ног, а голова идет кругом от электрических разрядов, которые срываются с его пальцев. Они сотрясают полнокровную головку клитора и несутся к мозгу, который, вероятно, светится голубоватыми всполохами. Он — моя единственная опора, и я льну к широкой груди лопатками и трусь попкой о ткань брюк, чувствуя под ней его твердеющее возбуждение.
Движения неторопливы до ленивости, и я накрываю его руку своей ладошкой, чтобы Мастер уже прекратил пытать меня неспешностью и показал, каким неистовым может быть. Он раздраженно смахивает мою руку и в назидание за непослушание до боли прищипывает свободной рукой сосок, который и так ноет от возбуждения. Кратко вскрикиваю и слышу его хриплый шёпот, который будто звучит внутри моей собственной черепной коробки:
─ Я не давал тебе разрешения трогать меня. Стой спокойно, как примерная девочка. Поняла?
─ Да, мой Мастер, ─ выдыхаю я, кайфуя от того, что мне приходится так его называть, хотя я без понятия, почему Артём ─ именно Мастер.
Бойся своих желаний, ибо твой Мастер читает тебя как открытую книгу. Движения становятся все более быстрыми и напористыми, заставляющими разрывать перемешанный с дымом воздух стонами. Сегодня он снял запрет на крики и стоны. Я вижу, как Мастер пожирает их своими колдовскими глазами, втягивает в легкие, словно сигаретный смог.
Наблюдая собственное вздрагивающее отражение, которое обступило меня со всех сторон, возбуждаюсь еще сильнее. Во мне больше нет крови. Вместо неё по жилам бежит кипяток. Волоски прилипают к взмокшему лбу, а в ложбинке между грудей поблескивают капельки пота. Откровенность запредельна, и я трусливо закрываю глаза, но он тут же напоминает об условиях договора:
─ Открой глаза, девочка!
Мокрые от слез ресницы взметнулись вверх, и меня вновь накрывает горячей волной. Смотрю ─ вытянулась в струнку, руки, лишенные возможности коснуться его, нелепо застыли в воздухе, а взгляд умоляет не останавливаться, а то и сделать, что похуже. Я ─ послушная марионетка в его руках. Мастер ─ персональный дьявол-искуситель, который вырвал меня из привычной рутины и заставил рассматривать собственное бесстыжее отражение в десятках зеркал.
Мой Мастер привычно не дает спуска. Вот и сейчас резко вталкивает в меня сразу два пальца. Вскрикиваю. Не от боли ─ я такая мокрая, что они легко и естественно проскользнули в теплое, узкое пространство ─ оттого, что он, наконец, разрядил сексуальное напряжение, которое так старательно нагнетал целый день.
Теперь уже обе руки ублажают меня и ласкают. Движения то до болезненности интенсивные, то нежно-тягучие. Не могу понять, какой поток уносит сильнее. Он сначала славит мое тело, а потом наказывает его. Растворяюсь в контрастной прелюдии, провалившись в красноватое море кайфа, которое то щиплет, то гладит.