Песня длиною в жизнь

В начале выступления Эдит прокралась за кулисы, надеясь увидеть почти идеальное исполнение шансона. Как и ожидалось, Ива встретили доброжелательными аплодисментами. Зрители очень хотели отвлечься от тех ужасов, которые их окружали.
Ив медленно вышел на сцену — высокий, стройный и сильный мужчина, герой, который достанет звезду с неба для женщины, которую любит. Энергия, исходящая от него, захватывала дух. Сердце Эдит раскрылось ему навстречу, она сложила руки как бы в молитве, надеясь мысленно поддержать его.
Он безупречно исполнил «Мое дитя», «У нее» и «Софи», джазовую композицию, к которой Эдит написала текст о женщине, потерявшей радость жизни, когда ее бросил любимый. В «Луна-парке» и шансоне о боксере он проявил свой талант комика. Ив так умело чередовал серьезные, страстные песни с шутками, задорными танцевальными номерами и смешной жестикуляцией, что научившая его этим трюкам Эдит вздохнула с облегчением. Он был забавен. Он был хорош. Он развлекал людей. Но Эдит вдруг осознала, что чего-то ему все еще не хватает. Это было просто ощущение на уровне интуиции. Но исключительно важное. От исполнения Ива не бежали мурашки по коже, ему не хватало нерва. И публика это почувствовала, как и Эдит. Аплодисменты были очень дружелюбными. Без сомнения, он понравился зрителям. Но бурные овации выглядят несколько иначе.
Эдит спряталась между складками занавеса, чтобы Ив не увидел ее. Будет лучше, если он сначала сам разберется с тем, что происходит. Она подождет, пока он сам расскажет ей о своих проблемах, и не будет изводить его поучениями. Только поняв, что именно пошло не так, она сможет убедить его что-то изменить. В глубине ее сознания тревожным сигналом возник вопрос, не могла ли она ошибиться, составляя его программу. Но сейчас она не могла об этом думать. Следовало готовиться к собственному выступлению. Поскольку публика не разогрелась, ей предстояло самой заставить публику потерять голову. В конце концов, этим и славится Пиаф.
Сидя на краю кровати в гостиничном номере Эдит, Ив выглядел сердитым и очень несчастным. Он был зол на себя и на весь мир, о чем свидетельствовали мрачное лицо и сжатые кулаки, которыми он колотил по ветхому одеялу. Это была реакция мальчишки, который пропустил пенальти на футбольном матче и его команда проиграла.
Приподнятое настроение Эдит, вызванное многократным вызовом ее на бис, улетучилось. Она была склонна разделить горе любимого, несмотря на усталость, которая одолела ее в эту ночь необычайно рано. Трудное путешествие и недостаток сна в этот день сказались на ее состоянии. Кроме того, бутылка вина, которую она принесла из бара в свою комнату, уже опустела. Зевая, Эдит поставила два стакана в раковину рядом со шкафом, потому что не нашла другого подходящего места для них в маленькой комнате.
Услышав звон, Ив пожаловался:
— Я чувствую: что-то не так! Но не знаю, что именно! Просто не знаю! Это меня убивает.
— Один город — это не вся Франция, — Эдит попыталась его утешить.
Заодно и самой нужно успокоиться. Завтра она все проанализирует и подумает о репертуаре Ива. Завтра. Вслух же она произнесла:
— Это твое первое выступление, оно вполне могло пройти неидеально. Ты только начинаешь.
— Тьфу! — пренебрежительно фыркнул он. — Ты знаешь, в скольких городах я выступал на юге? Я не только начинаю. Я добился успеха, Эдит! — Его последняя фраза звучала как крик раненого животного, панический и агрессивный.
— У тебя не было успеха, — сухо ответила она. — По крайней мере, такого, который выходил бы за пределы нескольких городков.
Ив, казалось, не слышал ее, потому что продолжал сетовать:
— Я совершил турне по Лазурному берегу и добрался до Лиона. Я нравился людям. Они…
— Они привыкнут к новому Иву Монтану, — пообещала она.
— Возможно, мы допустили ошибку.
Эта фраза переполнила чашу ее терпения. Назвать ошибкой все, что она вложила в него, недели работы… Это было больше, чем она могла вынести сегодняшним вечером.
— Тебе не нравится? Так не делай этого! — закричала она. — Забудь о Лионе и других городах и отправляйся в глубинку. Ты со своими американскими песнями обязательно там понравишься, но навсегда останешься посредственностью. Если это то, чего ты хочешь, давай! — Она указала на дверь. — Продолжай!
 
Ив вскочил, распахнул объятия и притянул ее к себе. Затем нежно прижался лбом к ее лбу. Ее гнев был настолько велик, что сначала она отстранилась. Но вдохнув его запах, ощутив, как сильно бьется его сердце, почувствовав жар его тела, она сдалась, прижалась к нему и обняла.
— Я не хочу ничего другого, — заверил он ее. — Вот увидишь, в Лионе все будет иначе. В этом городе меня всегда прекрасно принимали. Сработает и на этот раз.
Она устала доказывать ему, что его успех певца-деревенщины, выступающего на провинциальных сценах, не имеет ничего общего с успехом серьезного шансонье, работающего в крупных музыкальных театрах. Поэтому решила не предупреждать Ива о том, что их ждет еще более усердная работа, а просто расслабилась в его ласковых руках.
— Наверняка в Лионе все будет хорошо, — пробормотала она.
 ГЛАВА 17 
 
Лион
Афиши в витринах рядом со стеклянными дверями «Зала Рамо»[52] объявляли о предстоящем концерте. Эдит попросила Луи объяснить организатору, что имя Ива должно быть напечатано так же крупно, как и ее. Она настаивала на этом не только из-за уверенности Ива в его популярности в Лионе. Ей хотелось доставить удовольствие своему любовнику, коллеге и ученику, дать ему ощущение равенства. Таким образом она надеялась подарить ему уверенность в себе, в которой так нуждалась его чуткая душа артиста и которая способствовала бы его удачному выступлению. Но, стоя рядом с Ивом у музыкального театра под красивым стеклянным навесом в стиле модерн и рассматривая рекламу, Эдит почувствовала, как оптимизм покидает его.
— Монтант, — выдохнул он. — Здесь написано «Монтант», с «т»![53]
Он ссутулился и словно бы дрожал. Возможно, так оно и было, ведь его очень расстроила эта ошибка.
— А я думал, что не чужой в этом городе.
— Просто наборщик в типографии о тебе еще не слышал.
Он печально покачал головой.
— Знаешь, я всегда мечтал стать артистом. Хотел видеть свое имя на плакатах, слышать аплодисменты публики, быть кем-то большим, чем просто малоизвестным певцом.
— Это наша общая мечта. — Она повернулась к нему лицом и взяла его за предплечья. Она часто так поступала перед выступлениями Ива. Сейчас ей пришлось крепко сжать пальцы, чтобы ощутить его тело сквозь толстую шерстяную ткань пальто. С одной стороны, она чувствовала свою беспомощность, с другой — особенную близость с Ивом, потому что мечта об успехе объединила их больше, чем что-либо еще.
— Ты и я. Я и ты. Это наша жизнь.
— Фамилию отличного шансонье не пишут с ошибкой…
Она подхватила его под руку и осторожно оттащила от афиш.
— Пойдем, Ив Монтан, в гостиницу и отдохнем немного перед выступлением. Сегодня вечером ты покажешь всем, что твоя фамилия пишется с «д». Ты станешь звездой, которой всегда хотел быть.
Край шляпы отбрасывал тень на его глаза, но Эдит увидела, как они вспыхнули.
— Ты веришь в меня, правда?
— Да. Всегда. Снова и снова. И это не зависит от наличия или отсутствия «д».
— Я люблю тебя, Эдит.
Ее сердце замерло от счастья. Но через мгновение она сумела приглушить радость от его слов. Перед ней был шансонье, жаждущий славы и чувствовавший, что его понимает только его учительница. Он был благодарен за поддержку. Откуда ей знать, относится ли его любовь и к той бедной девушке с улицы, которая все еще жила в ней? Той, которую в детстве лишили любви и которая до сих пор боялась даже подумать о возможности счастья с другим человеком. Эдит не могла оценить любви, направленной на нее. По крайней мере, если речь шла о ней как о женщине, а не как о певице. Поэтому она просто прижалась к Иву, но не сказала, что тоже любит его.