"Девочка в реакторе" (СИ)

— Вы не подскажете, в какой больнице лежат чернобыльские пожарники?
Милиционер, что встретился им на пути, совершенно спокойно ответил:
— Шестая больница, на Щукинской.
“Хм, странно. Он говорит об этом совершенно спокойно, а нас пугали, что это государственная тайна, совершенно секретно…”
— Без специальных пропусков не пускаем! — воскликнула вахтер в белом халате, испытывающе осматривая незваную гостью.
Раиса, недолго думая, вытащив кошелек из недр платья, достала советскую купюру и положила ее перед носом девушки.
— Иди, — деньги тут же исчезли.
Рая, подобрав подолы платья, на одном дыхании взлетела на нужный этаж. В узком коридоре царило какое-то столпотворение: медики, одетые в специальные защитные костюмы, напоминающие дождевики, с респираторами на лицах, проходили мимо, лишь иногда бросали недоуменные взгляды на встревоженную девушку. Не все равнодушно приняли гостью — ее хватали за локти и долго выспрашивали, после чего ей пришлось, заливаясь горькими слезами, о чем-то умолять. Слова утопали в слезах и криках отчаяния.
— Миленькая моя! Миленькая моя… Дети есть? — перед девушкой сидела женщина намного старше нее, с рыжеватыми кудрями, в белом халате — заведующая радиологическим отделением шестой больницы.
Рая кусала губы и хлопала ресницами, делая невинный вид. В ее взгляде блестел огонек испуга, грозя обернуться настоящей эмоциональной бурей.
“Нужно соврать, иначе меня не пустят”, — из-за худенькой комплекции пока еще не видно живота, хотя наступил уже шестой месяц.
— Есть.
— Сколько?
“Надо сказать, что двое. Если один — все равно не пустит”
— Мальчик и девочка, — девушка снова захлопала густыми ресницами.
— Раз двое, рожать, видно, больше не придется. Теперь слушай: центральная нервная система поражена полностью, костный мозг поражен полностью…
“Ну ладно, станет немножко нервным. На самом деле мы все — немножко нервные, но это не такая уж и большая беда”
— И еще: если заплачешь — я тебя сразу отправлю домой. Обниматься и целоваться нельзя. Близко не подходить. Даю полчаса.
“Я отсюда никуда не уйду. А если и уйду, то только с ним. Клянусь!..”
Глава X
Общежитие располагалось в здании городской больницы, в гинекологическом отделении. Этому было простое объяснение: его проще дезактивировать плюс совсем рядом два душа и ванная. Большинство помещений выложены кафелем, стояла мебель из нержавеющей стали. Стены и потолки выкрашены в белую масляную краску.
“Идеальные” условия для дезактивации.
Однако помещения эти быстро превратились в “радиационный свинарник”: остался только один душ на двадцать пять человек, выделенные комнаты для работы и спален превратились в одно целое, а уж про туалеты и говорить нечего. Кровати с сияюще чистым постельным бельем расставили в хаосном порядке и сделали из них коровьи стойла — ученые, вернувшись со станции, заваливались спать прямо в одежде, не снимая ее.
Александру пришлось поработать в подобных условиях.
Поздно вечером после большой пробежки между штабом правительственной комиссии и атомной станцией, он вернулся в общежитие полностью разбитым. Ученый, пребывая в Киеве, не представлял себе, где будет спать и что будет есть, лишь ближе к ночи один из милиционеров провел его в “гинекологию”, где большинство приезжих сюда работников уже мирно посапывали в постелях.
Боровой завалился на одну из грязных постелей, не снимая формы, растянулся во весь рост и, прикрыв веки, погрузился в сон. Сквозь неясное сновидение он услышал чью-то возню на соседней кровати, но не придал этому значения, продолжив спать.
На следующее утро, наступившее в пять утра, ученый разомкнул веки и тут же сощурил их от больно бьющего по глазам солнечного света. Что-то промычал себе под нос и, проведя рукой по волосам, перевернулся на другой бок.
На соседней кровати лежала раздетая девочка. На ней была майка на бретельках, которую обычно надевают под белую прозрачную блузку, и трусики. В ногах — скомканное одеяло. Темные пряди рассыпались по подушке, а бант, распущенный от случайного движения, свисал с матраса, касаясь кончиками линолеума.
 
Школьная форма, сложенная в несколько раз, лежала на краю постели, а балетки, слегка запыленные, стояли рядом с прикроватной ножкой.
Александр потер глаза в очередной раз, пытаясь прогнать остатки сна. Затем, свесив ноги с постели, надел резиновые сапоги и тихонько подошел к кровати.
Девочкины веки были сомкнуты, а слегка вздернутый носик едва заметно шевелился, когда она вдыхала и выдыхала воздух из маленьких ноздрей. Он отпрянул, когда малышка повернулась на спину, поерзала на матрасе и снова застыла, погрузившись в сновидения. Ее не смущала легкая прохлада помещения, по-прежнему оставаясь неприкрытой одеялом.
“Ничего же не случится, она же просто девочка…”
Александр слегка прикоснулся к открытому лбу — челка сползла на бок, как и тяжелая прядь волос, перехваченная бантом — и провел пальцами по нежной детской коже.
Сердце упало в желудок, когда девочка резко перехватила его руку и прижала к щеке.
“Она действительно просто ребенок…”
— Опять эта наглая девчонка!.. — в сердцах крикнул один из проснувшихся работников: спустя полчаса их подняли на работы, и они тут же ушли, спустившись в столовую.
— По-моему, это просто ребенок. — Александр пожал плечами. — Не понимаю, чего вы все на нее так злитесь.
— Она — хамка! — изрек мужчина в грязной форме и, резко развернувшись, с демонстративным видом ушел.
Боровой спустился в полутемное помещение на первом этаже.
У небольшой стойки столпились мужчины в грязных ватниках и шапках — они ни разу не мыли руки перед едой. Но никто не отчитывал их за несоблюдение гигиенических норм. Даже пухлая повариха, одетая так же, лишь раз за разом размахивала половником, успевая наливать в изумительно чистые тарелки дымящихся щей. Рядом с ней сновали девицы помоложе — они забирали грязную посуду, раздавали хлеб и компот, а также прибирались, когда столовая пустела.
Через несколько минут на пороге появилась девочка. Школьная форма по фигуре выглядела безупречно чистой, а носы кожаных балеток были тщательно начищены. Отбросив толстую прядь с бантом за спину, она прошла в помещение, вызывая фурор у сидящих за столами взрослых дядечек.
— Опять она!
— Какого хрена?!
— Где ее родители? Куда они смотрят?
Малышка, слегка хмыкнув и задрав подбородок, подошла к стойке и, как примерная ученица, вытянула руки вдоль линии на юбке. Когда повариха обернулась, девочка, спрятав надменную ухмылку в уголках губ, тут же опустила глаза.
— Булочек больше нет! Можешь больше не просить! И если я тебя еще раз застукаю за воровством, то не сомневайся, мой ремень тебе вправит мозги!
— Что-то здесь совсем не чисто, — к одиноко сидящему за столом ученому присоединился коллега. — Во-первых, практически у всех работников в первые же дни “накопители”[11] показали большие дозы. У меня есть мысли по этому поводу, но мне нужно время, чтобы понаблюдать за обстановкой, дабы не быть голословным.
— А во-вторых?
— Девочка! Она здесь уже на протяжении двух недель! Я попытался поговорить об этом с Легасовым, но он ушел от ответа. Мне кажется, он что-то скрывает…
— Ты просто параноик. У него огромная куча дел, а ты лезешь со своими ненужными вопросами.
— Ты его защищаешь, потому что он твой друг!
— И что? Он хороший специалист, он просто делает свою работу! Что ты привязался к нему с этой девочкой?!
— А ты сам? — приятель прищурился и оценивающе посмотрел на ученого. — Ты сам что думаешь по поводу этой девчонки? — он с особой неприязнью ткнул пальцем в девочку, продолжающую стоять напротив стойки.
— Ничего. — Александр отложил ложку и откинулся на спинку стула.
— Совсем?
— Совсем. У меня есть дела поважнее.
Тучи сгустились до предела. В любой момент мог развернуться настоящий ливень из проблем и неприятностей. Радовало только одно: спустя десять дней масло в кратере реактора перестало гореть и выделять смертельно опасные вещества. Их выброс практически тут же прекратился. Топливо само растворилось в расплавленных металлах, образовав радиоактивную лаву.