Присвоенный (ЛП)

Хотя она не могла понять слов, тихое бормотание Дэниэла было единственным, что удерживало ее на планете.
Он все еще держал ее, когда вошел Иствинд.
– Мы ничего не трогали, – услышала она слова Дэниэла. – И он нажал на курок, как только она добралась до открытой входной двери.
Лидия хотела поднять голову и заговорить.
Но у нее не было голоса.
* * *
Позже в тот же день, намного позже, Лидия пошла на работу.
После всего, что произошло, ей понадобился свежий воздух, и, так как ее машина была в «Гараже Поля», у нее не осталось другого выхода, кроме как оказаться на заднем сидении байка Дэниэла.
Учитывая, что в «ПИВ» осталась одна Кэнди, ничего страшного в этом не было, но она чувствовала, что какое–то время ей нужно побыть одной. Боже, в атмосфере, казалось, стало на пятьдесят процентов меньше кислорода, чем обычно.
Двигаясь по окружной дороге, Лидия чувствовала боль всем существом, что, наверняка, подтверждало связь разума и тела: она не была ранена, она не перетренировалась. Она ничем не болела. Но мускулы пульсировали, словно ее утрамбовали в стеклянную банку, ни сантиметра ее кожи не оставалось нетронутым.
Они с Дэниэлом остались на пару часов в доме Рика, на его лужайке, на солнышке. Она так и сидела, держа руки на коленях, пока ее локти не онемели, а вместе с ними и ее болтающиеся руки. Рядом с ней Дэниэл растянулся на преимущественно пожухшей траве, скрестив ноги в щиколотках, положив одну руку под голову. Он был подобен дремлющей собаке, приподнимал веки на различные шумы, кроме чириканья птиц, случайных автомобилей на окружной дороге и тихих разговоров внутри дома.
Вдвоем они наблюдали, как приехали офицеры из офиса шерифа. Были свидетелями прибытия коронера в своем квадратном фургоне. И когда пришло время вынести черный мешок из дома на каталке, они с Дэниэлом поднялись на ноги.
Было непостижимо, что Рик Марш еще был жив в это утро, во время завесы. По ту линию забора. С бомбой в спортивной сумке.
Но мозгу порой сложно принять реальность.
Шериф Иствинд был единственным, кто не покидал дом Рика. И во время затишья он взял их показания. Около полудня они с Дэниэлом наконец уехали, и он подвез ее к ее дому, прежде чем уехал в «ПИВ» принять душ.
Они мало разговаривали. Казалось, он понимал, что ей нужно личное пространство.
Не то чтобы это помогло. Вообще.
Вернувшись в свой дом, Лидия съела немного хлопьев и обнаружила, что очень голодна. Старая коробка ближневосточного рисового плова решила эту проблему в калорийном смысле, но не в питательном. И когда она села поесть, то подумала о Дэниэле и его здоровом питании...
Вернувшись в настоящее, Лидия окинула взглядом темно–зеленые хвойные деревья, серую дорогу и ярко–желтую пунктирную линию, рассекающую тротуар надвое. Над головой почти безоблачное небо было ослепительно–синим, и сияющий желтый солнечный свет доказывал, что сколь долгой и суровой ни была зима, ей на смену всегда приходила весна.
Когда глаза снова наполнились слезами, Лидия вытерла их.
Хорошей новостью было то, что она подошла к дороге, ведущей к «ПИВ», и могла сосредоточиться на том, как откроет почтовый ящик и извлечет содержимое. Опустив черную дверцу, она потянулась к пачке писем и пакетов… и это обычное ежедневное действие казалось ей неправильным.
Прижимая скромный груз к груди, она шла к главному зданию.
На стоянке бок о бок стояли машина Кэнди и «Харлей» Дэниэла.
Джип Рика больше никогда не припаркуют под этим деревом.
Лидия не пошла к главному зданию. Она отнесла почту ко входу в клинику. Та была заперта, поэтому она использовала свой ключ и медленно открыла дверь.
Активируемые движением потолочные светильники загорелись, оживая и освещая темное пространство. Все было так опрятно и чисто, столешницы из нержавеющей стали блестели, шкафы были закрыты, стеклянные фасады открывали взгляду ряды с лекарствами, чипами, оборудованием и припасами. Наугад она открыла несколько ящиков и дверей. Ничего неожиданного, всевозможные стерильные шприцы в закрытых коробках, бинты в упаковке и хирургические инструменты в пластиковом чехле в лотках.
 
С чувством страха Лидия отложила почту и повернулась к офису Рика.
Подойдя к открытой двери, она включила настенный выключатель. Его стол и стул не сочетались по стилю и были изношены, но все было безупречно и организовано: его старый компьютерный монитор и клавиатура были сбоку, его стационарный телефон рядом с ними, офисная лампа в углу. Никаких бумаг. Папок нет. И когда она открыла один из ящиков...
– Что за черт? – пробормотала она, переходя к следующему.
Все они были пусты. Не осталось даже случайной ручки, блокнота или скрепки для документов.
Выпрямившись из–за стола, Лидия огляделась. Личных вещей тоже не было: исчезли фотографии, на которых он был изображен во время различных походов по стране и велосипедных прогулок. Его дополнительная куртка. Его фирменная флисовая кофта с эмблемой «ПИВ». Его собачий календарь. Его фляга и его ланч–мешок с нейлоновой изоляцией.
Как и в случае с его домом, он намеревался никогда не возвращаться сюда. Он освободил место для следующего человека, который займет его позицию.
Рик готовился к самоубийственной миссии с той бомбой.
Обхватив голову руками, Лидия судорожно вздохнула. Затем она откашлялась и пошла в смотровую, где находился волк.
Помещение было пусто, оборудование для наблюдения убрано, пространство продезинфицировано и готово к использованию.
С сердцем, бьющимся в горле, Лидия подошла к двери из оргстекла. На противоположной стороне мутного стекла она могла видеть загон, который использовали для восстановления волков, которых собирались повторно выпустить в заповедник.
Волк Лидии был напротив, вскочил на ноги и смотрел прямо на нее. У дверного косяка в блокноте с журналом почерком Рика были записи: когда произошло последнее кормление, что было предложено, и что он съел, сколько воды выпил, наблюдения за степенью тревожности животного.
Лидия провела кончиками пальцев по распечатке. Затем дотронулась до ручки «Бик», что висела на веревочке.
Дверь была заперта на замок, и когда она открыла ее, то услышала в голове голос Рика, который кричал, что она не должна приближаться к волку.
С грустной улыбкой Лидия проигнорировала предупреждения, которые так часто слышала раньше.
Войдя в ограждение, она огляделась. Стены были бетонными до трех футов высотой, а наверху переходили в металлическую сетку на добрых десять футов. Свежий весенний воздух, подслащенный солнцем, наполнял загон.
Глаза волка, сияющие и золотые, были прикованы к ней. Как солнце, подумала она. И хотя он навострил уши, шерсть на загривке была в состоянии покоя, дыхание оставалось ровным, а гибкое тело пребывало в состоянии расслабленности.
– Привет, – мягко сказала Лидия, опускаясь на землю.
Она постаралась оставить дверь открытой на всякий случай, если она ошибочно прочитала его поведение. Но она знала, что это не так.
– Ты выглядишь намного лучше. Я приготовлю тебе ужин сегодня вечером. А завтра... мы отпустим тебя туда, где твое настоящее место.
Волк опустил голову и сделал шаг вперед. А потом еще один. Одно его ухо дергалось, как будто чесалось, и он облизал челюсть.
Лидия протянула ладони.
– Ты выглядишь намного лучше. Ты будешь жить.
Слезы, катившиеся по ее щекам, падали на землю, пока она говорила с ним.
Волк остановился в нескольких дюймах от ее рук, и она потянулась к нему, коснувшись его плеча.
– Ты же знаешь, кто я, не так ли? – спросила Лидия. – Да, да, ты знаешь.
 
Самец двинулся к ней, его уши теперь были легкими и расслабленными, шерсть казалась одновременно жесткой и мягкой, когда он прижимался к ласковой руке, которую она ему предлагала.
– У тебя был охренительный врач, – прошептала Лидия. – Я хочу, чтобы ты это знал. Охренительный врач спас тебе жизнь.