Проект «Аве Мария»
– Официальное название Северной звезды?
– Полярная звезда! – выкрикнул Джефф.
– Правильно! – Я кинул ему мячик.
Не успел он поймать игрушку, как я уже выпалил следующий вопрос:
– Три основные группы горных пород?
– Изверженные, осколочные и метаморфические! – заверещал Ларри. Парень был очень эмоционален, если не сказать больше.
– Почти! – сказал я.
– Изверженные, осадочные и метаморфические, – с презрительной усмешкой ответила Эбби. Ух, и вредная девчонка. Но умница, прямо ходячая энциклопедия.
– Да! – Я кинул ей мячик. – Какая волна ощущается прежде всего при землетрясении?
– Продольная, – произнесла Эбби.
– Снова ты? – Я кинул ей еще один мячик. – Какова скорость света?
– Три умножить на десять, возведенную в…
– Постоянная «цэ»! – не утерпела Регина с задней парты. Она редко подавала голос и, наконец-то, решилась вылезти из своей раковины.
– Хитро, но верно! – я отправил ей мячик.
– Но я отвечала первой! – скривила лицо Эбби.
– Зато Регина первой завершила ответ! – парировал я. – Ближайшая к Земле звезда?
– Альфа Центавра, – быстро проговорила Эбби.
– Ошибаешься! – покачал головой я.
– Нет, я права! – начала спорить Эбби.
– А я говорю, ошибаешься. Кто-нибудь еще?
– Ой! Это же Солнце! – догадался Ларри.
– Молодец! – кивнул я. – И мяч достается Ларри! Будь внимательнее, Эбби!
Она недовольно скрестила руки на груди.
– Кто назовет мне радиус Земли? – спросил я.
Трэнг поднял руку.
– Три тысячи девятьсот [19]… – начал было он.
– Трэнг! – перебила его Эбби. – Ответ на ваш вопрос: Трэнг.
Трэнг смущенно замолк.
– Что? – непонимающе переспросил я.
Эбби взглянула на меня с победным видом.
– Вы спросили: «Кто назовет мне радиус Земли?» Его назовет Трэнг. Так что я ответила верно.
Попался в ловушку тринадцатилетней девчонки. И не в первый раз. Матерчатый мячик приземлился на ее парту одновременно с прозвеневшим звонком.
Дети вскочили со стульев, начали запихивать учебники в рюкзаки. Эбби, раскрасневшаяся от того, что затея удалась, собирала вещи не спеша.
– Не забудьте к концу недели обменять мячики на игрушки и другие призы! – крикнул я выходившим из класса ученикам вдогонку.
Вскоре класс опустел, и лишь гулкое эхо детских голосов, доносившееся из коридора, напоминало о некогда бурлившей здесь жизни. Я собрал со своего стола тетрадки с домашним заданием и сложил в сумку. Шестой урок окончен, а значит, пора наведаться в учительскую и выпить чашку кофе. Может, успею проверить несколько тетрадей до того, как отправлюсь домой. Что угодно – лишь бы не появляться на парковке. Сейчас к школе слетится целая армия чрезмерно опекающих свои чада мамаш, чтобы отвезти своих ненаглядных домой. Стоит им меня увидеть, тут же начинаются жалобы и предложения. Я не против, если человек любит своего ребенка – бог свидетель, нам нужны родители, вовлеченные в образовательный процесс детей – но всему есть предел.
– Райланд Грейс?
Я резко вскинул голову. Не слышал, как она вошла. На вид даме было лет сорок пять, одета в элегантный деловой костюм. В руках портфель.
– Да, – кивнул я. – Я могу вам помочь?
– Думаю, можете, – произнесла незнакомка.
В ее речи улавливался легкий акцент. Кажется, европейский. Точнее сказать я не мог.
– Меня зовут Ева Стратт. Я из рабочей группы по проблеме Петровой.
– Простите, откуда?
– Из рабочей группы по проблеме Петровой. Это международный орган, созданный для работы с ситуацией, возникшей из-за линии Петровой. Моя задача – найти решение. И дабы все делалось быстро, меня наделили определенными полномочиями.
– И кто же наделил вас этими полномочиями?
– Каждое государство – член ООН.
– Погодите, что? Но как…
– Единодушное решение, принятое тайным голосованием. Долго рассказывать. Я бы хотела поговорить о вашей научной публикации.
– Тайное голосование? Да не о чем особенно разговаривать, – тряхнул я головой. – С научными статьями я давно покончил. Не прижился в академическом сообществе.
– Но вы учитель. А значит, по-прежнему состоите в научном сообществе.
– По идее да, – ответил я. – Но я имел в виду настоящую науку. С учеными, экспертными рецензиями и…
– И козлами, которые выкинули вас из университета? – Она насмешливо приподняла бровь. – Перекрыли финансирование и добились, чтобы ваши работы больше никогда не публиковали?
– Точно.
Она вынула из портфеля папку и, открыв ее, прочла надпись на первой странице:
– «Анализ теорий, рассматривающих воду как основу жизни, и переоценка прогнозов эволюционных моделей». – Стратт взглянула на меня. – Это ведь написали вы?
– Прошу прощения, но откуда у вас…
– Должна сказать, заголовок скучный, но сам документ очень впечатляет.
Я поставил сумку на стол.
– Послушайте, я был не в лучшем состоянии, когда составлял это, ясно? Меня тошнило от научного мира, и документ стал эдаким прощальным приветом вроде «поцелуйте меня в задницу». Теперь я гораздо счастливее в роли учителя.
Она перевернула несколько страниц.
– Вы несколько лет посвятили опровержению теории, заявляющей, будто для жизни необходима жидкая вода. У вас есть даже целая глава под названием «Зону обитаемости [20] придумали для идиотов». Там вы упоминаете десятки именитых ученых и обрушиваетесь с резкой критикой на их точку зрения, что температурный диапазон является необходимым условием.
– Да, но…
– Ваша докторская диссертация посвящена молекулярной биологии, верно? Разве не все ученые согласны, что жидкая вода необходима для развития жизни?
– Они заблуждаются! – Я скрестил руки на груди. – В водороде и кислороде нет никакого волшебства! Конечно, на Земле жизнь без них невозможна. Но на другой планете могут быть совершенно иные условия. Для жизни нужна лишь химическая реакция, результатом которой являются копии исходного катализатора. И вода для этого не требуется!
Я прикрыл глаза и, сделав глубокий вдох, признался:
– В общем, я страшно разозлился и написал эту работу. А затем получил право преподавания, новую карьеру и, наконец, начал радоваться жизни. И хорошо, что мне тогда никто не поверил. Все сложилось как нельзя лучше.
– Я вам верю, – сказала она.
– Спасибо, – поблагодарил я, – но мне нужно проверять тетради. Так вы скажете, зачем приехали?
Стратт убрала папку обратно в портфель.
– Полагаю, вы осведомлены о полете «Арклайта» и линии Петровой.
– В противном случае я был бы никудышным учителем естествознания.
– Как думаете, эти точки живые? – поинтересовалась она.
– Не знаю. Может, они просто скачут под действием магнитных полей. Мы узнаем наверняка, когда «Арклайт» вернется на Землю. Ведь он вот-вот прилетит, да? Через пару-тройку недель?
– Зонд должен вернуться двадцать третьего, – уточнила Стратт. – «Роскосмос» подберет его с низкой околоземной орбиты в ходе специальной миссии «Союза».
– Значит, скоро все выяснится, – кивнул я. – Самые светлые умы взглянут на них и поймут, с чем мы имеем дело. Кто этим займется? Уже известно?
– Вы. Этим займетесь вы.
Я тупо уставился на нее.
– Ау! – Стратт помахала рукой перед моим лицом.
– Хотите, чтобы на точки взглянул я?
– Именно.
– Все человечество наделило вас полномочиями для решения этой проблемы, а вы обратились к школьному учителю естествознания?
– Да.
Я развернулся и вышел за дверь.
– Вы или лжете, или не в своем уме, или и то, и другое. Всего хорошего! – крикнул я из коридора.
– У вас нет выбора! – раздалось из учительской.
– А я думаю, есть! – Я помахал на прощание.
Но выбора не было. Я добрался до квартиры, но войти не успел – меня окружили четверо дюжих молодцов в хороших костюмах. Они показали мне значки агентов ФБР и проводили в один из трех черных внедорожников, припаркованных на стоянке возле нашего дома. Минут двадцать мы куда-то ехали, причем они не ответили ни на один из моих вопросов, затем машина остановилась возле непримечательного бизнес-центра.