Тени заезжего балагана

– К тому же это лишь на время, – добавил старик со слабой улыбкой.
Уми с беспокойством покосилась на каннуси. Как долго ему удастся скрываться здесь от глаз отступника и его прихвостней? И что будет со стариком, если клану Аосаки и Ямаде всё-таки не удастся остановить колдуна?
Размышлять о подобном исходе совершенно не хотелось, и Уми помотала головой, пытаясь отогнать от себя все дурные мысли, настырно лезущие ей в голову.
Устроив нового гостя, бабушка Абэ сказала, что скоро пришлёт кого-нибудь с чаем и закусками, а сама откланялась и скрылась в коридоре. Старик с тяжёлым вздохом опустился на циновки и положил свой посох рядом. Уми и Ямада сели напротив него. Спина монаха была прямой и напряжённой, словно он проглотил бамбуковый шест и теперь не сумел бы опустить плечи, даже если бы захотел.
– И что теперь? – не выдержала Уми, когда поняла, что никто из мужчин не собирается начинать разговор. – Раз святилище Луноликой Радуги сгорело, значит ли это, отступник отыскал Глаз?
– О нет, – покачал головой Дзиэн. – Моя мнительность сослужила мне хорошую службу. Я готовился к подобному исходу, и потому успел спрятать Глаз. Но куда, пока не скажу, уж не обессудьте. Раз отступник так быстро добрался до святилища Луноликой Радуги, то напрашивается только один вывод: за мной следят. А значит, и за вами тоже. Одно лишь скажу: Глаз сейчас находится в самом безопасном месте из всех возможных. Поэтому о его сохранности пока тревожиться не стоит.
Уми не смогла скрыть охватившего её облегчения. И когда только этот хитрый старик успел всё провернуть?
– Зато стоит тревожиться за вас, – глухо проговорил Ямада, нахмурившись. – Если отступник узнает, где вы скрываетесь, он не оставит вас в покое.
– Даже если и так, я достойно приму свою судьбу, – взгляд Дзиэна был ярким и спокойным – должно быть, он и впрямь не боялся встречи с колдуном-отступником и того, что она должна была за собою повлечь. – Вам же, дети, следует позаботиться о другом. Сейчас важно как можно быстрее разобраться с проклятием, пока оно не набрало силу. Уми, позволишь взглянуть на твою руку?
Она кивнула и придержала рукав кимоно левой рукой. Дзиэн и Ямада склонились над её предплечьем, и под их внимательными взглядами проклятую метку начало неприятно покалывать.
– Татари, – снова повторил Ямада, и только теперь Уми поняла, что он имел в виду. Метка и впрямь принимала форму иероглифа «проклятие». Пока что явно проявилась на коже лишь верхняя часть иероглифа, и Уми боялась даже помыслить о том, что с ней станет, когда он станет виден полностью…
Горло сдавил спазм, а ладонь, в которой она всё ещё сжимала рукав кимоно, покрылась липким холодным потом.
– Что со мной будет, когда… – Уми не смогла договорить, но каннуси, похоже, и без того понял, что она имела в виду.
– Мы этого не допустим, – мягко ответил Дзиэн и по-отечески улыбнулся Уми. – Есть множество разных способов, чтобы снять проклятие. И один из них мы испробуем прямо сейчас.
С этими словами старик кивнул Ямаде, и тот отстегнул от пояса наполненную водой флягу из тыквы-горлянки и поставил её перед Уми.
– Зачем это? – недоумевала Уми.
– Любое колдовство начинается с призыва той стихии, у которой ты черпаешь силу, – терпеливо пояснил Дзиэн, словно поучал молодого послушника. – А исходя из наших с братом Горо общих наблюдений, твоя стихия – вода.
– Что значит, моя? Одно непреднамеренное купание в пруду ещё ничего не значит.
– Стихия отзывается на зов вашей силы, – проговорил Ямада. – У меня с огнём было примерно так же: в моём присутствии свечи на алтаре начинали гореть ярче, а однажды, когда я был страшно зол, то огонь в жаровне, рядом с которой я стоял, вспыхнул чуть ли не до потолка.
– Земля начинала дрожать под ногами моих обидчиков, – тут же подхватил Дзиэн. – А иногда они даже проваливались – кто по щиколотку, а кто и по колено.
Лицо Уми вытянулось от изумления, и старик, рассмеявшись, добавил:
– Скажем так, намеренно я никогда этого не делал. В конце концов каннуси приносят клятву не обагрять руки кровью людей и дружественных духов. Но порой стихия сама отзывается на самые глубинные наши желания, что ещё раз подтверждает тот факт, что любое наше намерение имеет силу.
 
Уми вдруг припомнила, как вода из каменной чаши для омовений при святилище Поющих Сверчков окатила фонарика Бура, который пытался укусить её.
«Вода защищала меня», – осознала Уми, и отчего-то её охватила благоговейная дрожь. Выходит, это зов стихии привёл её этим утром к пруду. Уми хотела заглянуть в прошлое и найти там ответы, и вода, как могла, попыталась помочь ей. Те сущности, должно быть, и впрямь были посланниками водной стихии: если так подумать, то как ещё могла стихия говорить с человеком? Но Уми оказалась слишком слаба, чтобы справиться с обрушившейся на неё силой. Не подоспей Ямада к пруду, кто знает, что бы с нею стало…
Монах смотрел на неё, словно чувствовал, в каком направлении движутся мысли Уми. И она заговорила, пытаясь облечь в слова то, что беспокоило её больше всего остального:
– Разве может нечто настолько могущественное, как стихия, подчиняться слабой воле человека?
– Конечно, нет, – ответил Ямада. – Поэтому мы не пытаемся подчинить, а обращаемся за помощью. Меняем силу на силу, если говорить по-простому.
– Гармония? – Уми догадалась, к чему клонил монах, и тот кивнул, улыбаясь.
– Вы быстро учитесь, молодая госпожа Хаяси.
– Вот и я говорю, с её обучением не будет проблем, – отметил Дзиэн, перекатывая в ладонях откуда-то взявшийся мешочек. Уми готова была дать палец на отсечение, что в мешочке этом была земля.
После этих слов старика лицо Ямады тут же помрачнело. Так блики солнца на водной глади прячутся, стоит только на небо набежать плотной туче, готовой вот-вот пролиться дождём. Была ли столь резкая перемена настроения Ямады связана с той тайной, которую он столь ревностно оберегал? Уми чувствовала, что не всё было так просто. Быть может, однажды ей удастся добраться до истины. Но прежде следовало подумать о более насущных вещах.
Например, о том, чтобы избавиться от смертельно опасного проклятия.
Тем временем Ямада достал из рукава коробок спичек. Дзиэн же продолжал перекатывать в руках мешочек, вот только теперь глаза его были закрыты, и он что-то тихонько бормотал себе под нос:
– О, Тсути-я, – разобрала Уми уже знакомое ей слово. Она слышала его у сгоревшего святилища Поющих Сверчков, когда старик призывал на помощь силу земли. Теперь, похоже, он делал то же самое.
Ямада чиркнул спичкой о коробок, и на её кончике заплясал яркий огонёк. Монах положил спичку себе на ладонь, и огонь ласково облизал его кожу, не причиняя ей никакого вреда.
– Такиби, взываю к твоей силе, – вполголоса произнёс Ямада, прикрывая веки. Огонь разгорелся ярче, и в нём то и дело начали мелькать синие сполохи. Уми так засмотрелась на них, что не сразу заметила, что старик и монах уже открыли глаза.
– Теперь твоя очередь позвать стихию, – проговорил Дзиэн, кивком указав на тыквенную флягу с водой. – Назови её имя, и она явится.
– Э-э, ладно…
Уми занервничала. Как прикажете вызывать воду? Не могла же она просто сказать: «Эй, вода, иди-ка ты…» Нет, на призыв это точно не было похоже. Скорее наоборот. К тому же Дзиэн и Ямада называли стихии земли и огня как-то по-особенному. Тсути и Такиби. Земля и Костёр… Должно быть, у стихий и впрямь были свои имена, известные только колдунам.
Но ведь она-то колдуньей не была и становиться ею не собиралась! Подумаешь, вода пару раз отозвалась на какой-то там эфемерный зов. Но, во-первых, сознательно Уми никого не звала и звать не собиралась. А во-вторых, её спутники, похоже, совершенно не намеревались помогать ей и подсказать имя стихии, к которой нужно было обратиться.
Придётся как-то справляться самой.
Уми пристально уставилась на флягу, пытаясь силой мысли заставить воду проявить себя.
«Давай, ну же!» – Уми стало даже немного жарко от натуги, но фляга и её содержимое оставались недвижимы.