Тени заезжего балагана
Уми не осмелилась взять в руки шпильку. Вещей, принадлежавших матери, в усадьбе Хаяси осталось совсем немного, и Уми предпочла бы, чтобы от них избавились совсем – как поступают с вещами, принадлежавшими покойнику, которые родственники всегда стараются поскорее раздать или сжечь, чтобы они не оставались в доме, напоминая о том, чего уже было не вернуть. Для неё мать всё равно что умерла в тот злополучный день, почти пятнадцать лет назад, когда она ушла из дома. Ушла, чтобы никогда больше не вернуться.
Уми чувствовала, что отец смотрит на неё, и потому крепко сжала челюсти, чтобы не сказать лишнего. Уми знала, что после того, как мать бросила их, у отца были другие женщины. Но Уми догадывалась, что Итиро Хаяси до сих пор любил свою первую и единственную жену, и что он всё ещё тосковал по ней, как порой тосковала и она.
Если бы на то была воля Уми, она без всякой жалости вырезала бы из себя все воспоминания из детства, связанные с матерью, уничтожила бы любое напоминание о том, что она когда-то вообще существовала в её жизни. Многие воспоминания из детства и впрямь поистёрлись из её памяти, но кое-что оставалось. Вот Миори в светлом кимоно склонила голову перед домашним алтарём – точно так же делала и Уми каждое утро, день ото дня. А в прошлом году, когда Уми простыла и всю ночь промучилась от жара, ей почудился слабый голос матери, которая тихонько напевала ей колыбельную.
К горлу подступил комок невысказанной горечи. Уми понимала, что надо поблагодарить отца или хотя бы сказать ему что-то, но не могла произнести ни слова.
От дальнейшей неловкости их спас шорох раздвижных дверей. В кабинет отца заглянул один из братьев, дежуривших у ворот усадьбы.
– Оябун, – он низко поклонился отцу и доложил, не разгибая спины: – Там пришёл какой-то парень – говорит, что хочет наняться к нам на работу.
Итиро нахмурился.
– Я занят. Пускай приходит завтра.
– Но он говорит, что у него есть рекомендация от бабушки Абэ.
Тут на новоприбывшего уставилась и Уми. Она увидела свой шанс избежать продолжения неловкой беседы о матери, и потому обратилась к отцу:
– Позвольте мне поговорить с этим человеком. Если из него выйдет какой-то толк, я вам об этом скажу, и завтра вы сами с ним побеседуете. А если нет, то вам и время на него тратить не придётся.
Поразмыслив немного, отец кивнул и проговорил:
– Хорошо. Но учти: если ты всё же решишь нанять этого человека, он будет под твоей личной ответственностью.
Горо
Горо Ямада уже две недели оббивал пороги в Ганрю, но никто не хотел брать его на работу.
Видит Дракон, он даже снова готов был пойти в вышибалы, лишь бы было чем заплатить за жильё! Он и так уже на несколько дней задерживал оплату комнаты, и управляющий доходного дома, мимо которого Ямада проходил всякий раз, как отправлялся на поиски новой работы, с неодобрением косился на него и с кислой миной выслушивал его очередные унизительные оправдания.
Сегодня Ямада решил попытать счастья в портовом квартале – в конце концов силой он не был обделён, да и сложения был крепкого, так что можно было и грузчиком наняться. Чем не работа? Ничуть не хуже любой другой. К тому же, тяжёлым трудом его, выросшего в маленькой горной деревушке, точно было не напугать.
Большую часть своей жизни Горо провёл вдалеке от больших городов, и потому он до сих пор не мог привыкнуть к Ганрю с его вечной суетой и неумолчным гулом, который доставал его везде, куда бы Ямада не отправился. Он скучал по тишине и спокойствию гор, которые не терпели суеты. Решишь взобраться по тропе быстрее, чем следовало, – упадёшь и раздерёшь себе все ладони, если совсем не убьёшься. Не сумеешь вовремя прочитать по облакам перемену погоды – попадёшь под холодный ливень и простудишься.
Окружённые горами со всех сторон, жители Ганрю не знали, как уживаться со своими исполинскими соседями. Они не умели предсказывать землетрясения, наблюдая за повадками животных. Не могли они уберечься от лавин и оползней, которые с завидной регулярностью разрушали горные дороги и почти полностью отрезали город от остального мира.
Одну лишь реку они понимали – и то потому, что Ито была их кормилицей и единственной дорогой, которая не подводила никогда. Даже зимой воды Ито не покрывались льдом: настолько быстрой и холодной она была, и потому лодки могли ходить аж до самой столицы круглый год…
Подобные мысли одолевали Ямаду постоянно, сменяясь нарастающей паникой от того, что он до сих пор не мог найти себе работу. Неудачи преследовали его с самого отъезда из Цуямы – Горо даже ходил в святилище и долго молился там Великому Дракону, чтобы тот одарил его своей милостью. Но то ли молитвы доходили до Владыки Восточных Земель слишком долго, то ли сам Ямада чем-то ненароком прогневил Дракона – несчастья даже и не думали заканчиваться. Казалось, их день ото дня становилось только больше.
Лишь мысль о том, что он скоро сможет снова пойти в горы, грела сердце Ямады и не давала ему окончательно упасть духом. Но сначала Горо надо было поднакопить денег и рассчитаться с долгами. Конечно, он мог бы просто сбежать, но его потом непременно замучила бы совесть. Поэтому Ямада стойко сносил все неудачи и продолжал надеяться, что ему всё-таки улыбнётся удача.
Однако сегодняшний день, похоже, обещал быть ничем не лучше прочих. Побродив по докам и побеседовав с бригадирами, которые нанимали работников, Ямада слышал один и тот же ответ: «Прости, братец, но работы для тебя нет. Мы уже набрали всех, кого надо».
Лишь последний бригадир, с которым побеседовал Ямада, заметил, как поникли плечи парня – так его огорчил очередной отказ. Бригадир сжалился над Горо и посоветовал:
– Ты сходи до «Толстого Тануки» да там поспрашивай. Место хорошее, платят там исправно. А ну как они сейчас ищут кого-нибудь? Из тебя вышел бы отличный вышибала – вон какой ты здоровенный!
Поблагодарив бригадира за помощь, Ямада, следуя его указаниям, отправился на поиски нужного заведения. Медные кольца на навершии посоха мерно звенели в такт шагам Ямады. Этот звук всегда вселял в сердце спокойствие и уверенность. Будучи ещё молодым послушником обители, Горо сам вырезал этот посох из священного дерева сакаки, а закалённые особым образом кольца появились на его навершии уже значительно позже, когда мастерство Ямады значительно возросло. Этот посох был дорог ему – он остался единственным вещественным напоминанием о том, что когда-то у него была другая жизнь, которой он лишился навсегда.
Только добравшись почти до самых окраин портового квартала, Горо, наконец, увидел висевшую над входом в харчевню простую деревянную вывеску, на которой было написано «Толстый тануки». Тут же, совсем рядом, стояла небольшая статуя пузатого тануки, который опирался лапой на бочонок сакэ. Тёмные глазки зверька добродушно щурились из-под полей соломенной шляпы, и Ямаде на какой-то миг даже показалось, что они лукаво блеснули, стоило ему подойти ближе. Но то, должно быть, оказалась прихотливая игра света: никакой живой силы от статуи Ямада не учуял.
Горо окинул взглядом простое двухэтажное строение. Судя по всему, «Тануки» и впрямь был обычной харчевней. Зачем же сюда нанимали вышибал? Может, на втором этаже у них был обустроен бордель или игорная комната? Такое было вполне возможно. Ямаду теперь трудно было чем-либо удивить. Ещё пару лет назад он постеснялся бы даже приближаться к подобным местам, но время, проведённое вдали от обители, закалило его. Горо научился закрывать глаза на многое, и потому делал свою работу молча и беспрекословно – лишь бы за неё вовремя платили.
Зелёные занавеси в половину человеческого роста лениво колыхались на тёплом ветерке, словно приглашали гостя зайти внутрь и отдохнуть с дороги. Изнутри доносились оживлённые голоса, из чего Ямада заключил, что заведение не бедствовало.
Он приподнял занавески и шагнул внутрь. После раскалённой духоты городских улиц харчевня встретила его приятной прохладой и полумраком. У противоположной от входа стены располагалась стойка, где посетители расплачивались за еду, и Ямада направился прямиком к ней.