Над пропастью юности (СИ)

— Я скучала по тебе. Уверена, скоро тебе наскучит новое увлечение, и ты обязательно решишь вернуться к старому, — она неуверенно улыбнулась, с силой сжав в руках сумку. — В конце концов, до мая у нас ещё есть время.
— Я не уверен, что…
— Пожалуйста, прекрати. Я ведь знаю тебя не первый год. Всё, что связано с тобой, временное. В тебя влюблены все, но вряд ли кто-то любит по-настоящему, — Джейн поднялась с места. Разгладила руками подол платья, посмотрела на него с той же пустой улыбкой, с которой пришла, стерев с лица разочарование и обиду, проявляющимися красными пятнами на лице. — Я буду ждать тебя в любом случае. Вряд ли с кем-нибудь мне ещё будет так весело, — она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, по большей мере, чтобы оставить на коже цвет губной помады, нежели проявить нежность в своем отношении.
Он даже не удосужился посмотреть ей вслед, занятый тщательным оттиранием щеки. Её слова даже воззвали к насмешливой улыбке, с которой Джеймс не смог справиться, равнозначно как и с чувством нелепости и глупости произошедшей ситуации, о которой должен был забыть уже несколько минут спустя.
Слухи кружили вокруг него, не оставляя в покое хотя бы ненадолго. Джеймс не удосуживался быть осведомленным в их содержании, что менялось всякий раз, как одна и та же история могла соскальзывать с одного языка на другой. Просьба Фреи держать всё в секрете была вполне ясна, поэтому объяснений он и не требовал. В сущности, Джеймсу было плевать, знал кто о них или нет, но испытывал неудобства, сторонясь девушки где-либо, кроме замкнутого пространства её комнаты или его квартиры. На людях они держались хорошими знакомыми, может быть, друзьями, чего теперь ему было мало. Если бы можно было всё скрыть, ничего не скрывая. Если бы всем было так же плевать, как и ему самому. Если бы хотя бы Фрее было плевать.
Джеймс продолжал замечать знаки внимания других девушек, большую часть которых знал. Они подходили под самыми нелепыми предлогами, наиболее распространенным из которых была просьба прикурить. Милая улыбка, кокетливое подмигивание, несколько пустых невзрачных фраз и странный намек — это всё изжило себя. Прежде подобные игры увлекали его, вызывали живой интерес, пока всё не истощалось последствием интимной близости, против которой никто не имел возражений. Джеймс был убежден, что все знали, чем, в конце концов, обернется незатейливый флирт. Недопонимания вроде того, что произошло с Рейчел, происходили изредка. Теперь же его по большей мере всё забавляло. Нелепый бессмысленный фарс был до невозможного смешон.
Он не помнил, с кем в последний раз был близок до всего безумия, в которое его вовлекла Фрея. Не смог бы вспомнить ни имени девушки, ни её лица, что было не так уж важно. Ничто, в сущности, не мешало ему сблизиться хотя бы с одной из незнакомок, что так показательно строили ему глазки, или вернуться в объятия кого-то столь же беспринципного, как Джейн Озборн, но всё же что-то ему мешало. Фрея не ставила условных рамок, и предоставленная свобода сковывала противоречием чувств.
Джеймс хотел Фрею, но вынужден был подавлять внутри себя эту тягу. После неловкого инцидента в библиотеке он был уверен, что она не была наивна в собственных суждениях о близости и знала более чем достаточно, чтобы дать хотя бы малейший намек, если бы была готова. Фрея молчала, а ему приходилось справляться одному. Не привыкший к долгому воздержанию, Джеймс возбуждался всякий раз, как она садилась к нему на колени, прижималась своей грудью к его или позволяла спускаться поцелуями чуть ниже линии подбородка. Ему нравилось её тело, скрытое за ширмой одежды, кожа, мягкая на ощупь, волосы, особенно распустившиеся в беспорядке по спине. Джеймс был уверен, что легко распознал бы в темноте её запах, узнал голос, почувствовал прикосновение. Глядя на других, не мог перестать думать о ней, что убивало всякое желание, побужденное естественным вожделением.
Казалось, Фрея не замечала, как природа его тела вполне естественно тянулась к ней, желая гораздо большего, чем она позволяла. Может быть, девушка нарочно не подавала виду из страха, неуверенности или скрытого в глубине души отвращения. Джеймс не мог прочитать её мыслей, но замечал знаки. Стоило ему немного возбудиться, как Фрея отстранялась, оставляла его, не утруждая себя в поисках предлогов. Прикрывала смущенную улыбку ладонью, качала головой и отходила в сторону, давая время для передышки, прежде начать изводить заново. Он смущал её без всякого намерения. И хотя возбужденное напряжение Фреи было ощутимо, Джеймс всеми силами не поддавался воле тела, оставляя выбор за ней.
 
Поэтому встреча с Джейн выдалась ему глупой нелепостью, стоящей кроткой улыбки, но не более. В большем предвкушении он был от предстоящей встречи с Фреей, о которой они, как обычно, не обусловливались. У него оставался всего час перед встречей с мистером Клаффином, и он не хотел более тратить его на учебу.
Он всё ещё не мог приучить себя к усердию, поэтому по большей части спасала живость ума, потенциал которого Джеймс наконец-то начал использовать. Доклады и конспекты были не так уж важны, поэтому с головой зарываться в книги он не находил смысла. Достаточно было посещать занятия и слушать. В этом Джеймс начал преуспевать, хоть всё ещё порой позволял себе не посещать занятия, если только ему хотелось того.
В послеобеденное время общежитие обычно пустовало. Кто ходил на вечерние курсы, кто истрачивал часы в библиотеке, кто готовился к танцам или заседаниям дурацких клубов, что, невзирая на анонимность и напускную таинственность, были почти всем известны. Он знал дни и даже часы, когда Фрея оставалась в комнате одна, точно как и она знала внутреннее расписание жизни в их мальчишеском логове. Этого времени было мало, но от того видеть друг друга изо дня в день хотелось лишь сильнее. Стоило кому-то нарушить их уединенность, как они, по большей части Фрея, уходили в тень холодной отстраненности, скрывающей тепло разгоряченной кожи и свет блестевших глаз.
Джеймс спешил свидеться с девушкой, но когда оказался у двери её комнаты, ему никто вдруг не открыл. Он осматрелся вокруг, как делала по привычке Фрея, а затем постучал ещё громче и настойчивее, что по-прежнему было безрезультатно.
— Могу тебе помочь? — Джеймс не заметил, как открылась соседняя дверь и рядом появилась Рейчел. Подстроено всё было так, будто она оказалась в коридоре вовсе не потому, что услышала устроенный им грохот, а собиралась уходить и пересеклась с ним совершенно случайно. — С чем тебе может помочь Алисса или Фрея, с чем не могла бы помочь я? — хмыкнула девушка, двинув плечами.
— Мне не нужна помощь. Я всего лишь хотел… Впрочем не важно, — он усмехнулся, поправив надвинувшиеся на глаза волосы.
— Не хочешь вместе пообедать? — Рейчел принялась запирать двери, краем глаза наблюдая за ним.
— Не хочу мешать вам со Спенсером.
— Вряд ли у тебя это получиться. Мы встретимся только за ланчем, — спрятав ключи в сумку, она повернулась к нему с глупой улыбкой на милом лице. Похоже, Фрея была права. Рейчел всё ещё питала к нему чувство, теплящееся в глазах пустой надеждой, с которой смотрела на него и прежде. Это немного сбивало с толку, по большей мере потому, что странная привязанность Рейчел мешала Фрее, сковывала её, вынуждала чувствовать себя лгуньей.
Джеймс считал все её треволнения напрасными, но только теперь увидел их причину воочию. Для него чувства Рейчел не имели значения, впрочем как и чувства остальных девушек, питающих в глубине души бессмысленную веру в его взаимность по отношению к ним. Фрея тоже не должна была значить для него большего, но что-то пошло не так, и вернуться к прежнему расположению дел уже было невозможно. Впрочем он смирился с этим гораздо проще, чем можно было того ожидать. Терзания были, но Джеймс победил их, в отличие от Фреи.
 
— Знаешь, нам бы не помешало кое-что обсудить, — произнес Джеймс, когда они вместе спускались вниз по лестнице. Рейчел крепко вцепилась в его руку, как будто они всё ещё были парой. Не отпускала, даже когда на ходу надевала перчатки, приняв безмятежный вид, хоть и внутри испытывала короткий миг ликования.